Отражённый блеск - alexz105

В этот момент у Гарольда появилась уверенность, что на этот раз он попал в самую точку. Чаша это могущество, а Чаша, соединенная с Огнем — это бессмертие. Ничто другое не может столь же сильно интересовать старого мерзавца. И долгожитель Фламель не случайно оказался с ним в одной компании…

— Гарольд, — Гермиона тормошила его, — Добби предупреждает, что кто-то спускается по лестнице. Что будем делать?

Поттер оторвался от осмысления своих открытий и уверенно скомандовал:

— Быстро уходите и не забудьте запереть меня. Добби пусть навещает меня каждую ночь. Ищите Тома Реддла. Где-то рядом с ним может быть и Гарри. Все! Бегите отсюда!

Ребята выскочили за дверь, и засов со скрипом запер дверь.

Гарольд прислушался. Вроде тихо. Спустя пару минут послышались шаркающие шаги стражников. Обычно они приходят сюда только днем, когда заключенных кормят. А тут пришли ночью. Что-то новенькое.

С лязгом открылось небольшое окошко, и чья-то заросшая морда заглянула в камеру.

— Поттер! На выход! Повелитель велел доставить тебя к нему. Протяни сюда руки.

Пока его связывали, Гарольд судорожно соображал. Если его ведут к Дамблдору, то эта встреча может решить не только его судьбу, но и судьбу всех остальных пленников. А если это Сириус решил покуражиться, то дело обойдется всего лишь парой-тройкой выбитых зубов…

Глава 100

Фират лежала на кровати в своей комнате и мрачно смотрела в потолок.

Потолок был затянут веселеньким гобеленом с синим небом, белыми облачками и птичками яркой и причудливой расцветки.

Глаза бы на них не смотрели, твою задницу на копьё архонта!

Ее вернули сюда прямо с пристани у ворот и с тех самых пор ни разу не выпускали из комнаты. Днем, если была хорошая погода, приходила одна из матрон и на полступени открывала окна. Если погода была плохая, то можно было сколько угодно любоваться косыми черточками дождя на мутноватом стекле окна.

Ее кормили, поили, выносили горшок, меняли белье и приносили воду для умывания.

Все.

Ни слова, ни улыбки, ни даже косого взгляда в ее сторону. Она стала пленницей. Причем пленницей, с которой запрещено разговаривать или обмениваться знаками. Кто бы ни пришел, в дверях всегда возникала одна и та же матрона с лошадиной мордой и редкими зубами, и не сводила взгляда с тех, кто прислуживал или убирался.

Фират пробовала заговаривать — ей не отвечали. Пробовала кричать — в ответ ни звука. Однажды она впала в злобное свирепство и перебила в комнате всю посуду, включая вазы для цветов, и порвала в лоскутки все тряпки, до которых сумела дотянуться, не забыв многострадальный балдахин над кроватью и обивку стен.

И что?

А ничего! Пришли, молча все прибрали, забинтовали ее порезанную об стекло руку, унесли останки погибшего балдахина, затянули стены новыми гобеленами и поставили новую посуду вместо разбитой. Деревянную.

Все.

Нет, не все. Связали ей ноги-руки и продержали так без еды и питья почти сутки. Потом все так же молча развязали, и все пошло по-прежнему.

Девушка поняла, что относительно нее имеются строгие инструкции и смирилась. Теперь она сутками лежала на кровати, уставившись в опостылевший потолок и остро завидуя мерзким птичкам. Пленница подозревала, что такое поведение вряд ли полезно будущей матери и ее плоду, но эмоциональный ступор, в который она впала, обессиливал и делал равнодушной ко всему.

Вначале своего плена она боялась, что это козни королевы Айрин. Потом думала, что ее в чем-то подозревают из-за этого странного Гарольда. Но время шло, а ей не причиняли вреда, ни о чем не расспрашивали и ничего не разрешали. Девушка терялась в догадках и все больше падала духом.

Дурманящая мозг тишина медленно убаюкивала ее и волокла в сети сна, как тянет водоворот на дно неумелого пловца. Очередной вечер потихоньку проваливался в очередную ночь, полную невнятных снов и тошнотворного полузабытья…

Щелк!

Фират вздрогнула и открыла глаза. В комнате кто-то был, но полумрак надежно скрывал ночного гостя. Девушка почувствовала страх. Она была наслышана о ловких ночных убийцах тайной службы, несущих неотвратимую кару тем, кто имел несчастье навлечь на себя гнев Матери.

Ее хотят убить!

Фират извернулась всем телом и почти беззвучно встала на колени, опираясь одной рукой на спинку кровати, а второй нащупывая на столике увесистую деревянную вазу. Растущий животик уже немного стеснял ее движения, но в этот момент она о нем и не вспомнила.

Широко раскрыв глаза, она всматривалась в сумрак, пытаясь разглядеть невидимого врага, и вслушивалась в его еле слышные шаги. Руки девушки крепко сжимали единственное оружие, которое вряд ли могло защитить ее от опытного противника.

Шаги все ближе, ближе… еще ближе… совсем рядом! Фират в страхе и отчаянии взмахнула вазой, нанося удар прямо перед собой и вкладывая в него все свои силы!

К ее радости удар достиг цели. Раздался глухой стук, кто-то издал звук, как вздыхает уставшая лошадь, и грохнулся на пол перед кроватью, протаранив своим телом столик со всем его содержимым.

У нее получилось! Теперь надо срочно добить врага, пока тот не очухался!

Фират коршуном спикировала с кровати на поверженного злодея, на ощупь нашла его шею и вцепилась в нее с недюжинной силой.

— Люмос! — крикнул кто-то, и по глазам ударила вспышка света.

— Петрификус Тоталум! — раздался второй вопль, и все тело Фират свела мощная судорога.

Гермиона Грейнджер в свете огня своей волшебной палочки с ужасом рассматривала окоченевшую девушку, которая двумя руками сжимала горло Драко Малфою!

Сам Драко уже очнулся и даже открыл глаза, а заодно и рот в тщетной попытке глотнуть воздуха. Окаменевшие пальцы этой бешеной девки напрочь зажали его горло. Что же это происходит, братцы? Так ведь и удавит к едрене-фене!

Гермиона наконец сообразила, что применив Петрификус, она помогает неизвестной обитательнице комнаты задушить Хорька. Малфой, конечно, достал, и жалко упускать такой случай, но ничего не поделаешь.

— Фините!

Отмена заклятия Окаменения помогла незначительно. Послушница и не думала отпускать шею блондина, лицо которого приобрело уже весьма заметный синюшный оттенок, а глаза начали вылезать из орбит.

— Риктумсемпра! — нашлась, наконец, Грейнджер, и заклинание сбило Фират с Драко.

Несломленная послушница тут же оказалась на ногах, но продолжать этот шумный цирк было опасно, и последовала развязка.

— Инкарцеро! Силенцио!

* * *

Способность говорить к Драко так и не вернулась. Он шипел, хрипел и даже плевался, но не мог сказать ни слова, хотя по его бешеным глазам было видно, что ему есть, что сказать, причем в выражениях, которые вовсе не украсят чистокровного аристократа в пятнадцатом поколении!

Зато жестикулировать он мог и уже успел несколько раз просигналить окружающему его миру, в каком именно месте он видел тупоголовую Грейнджер и эту чокнутую девку с пальцами, которым могут позавидовать стальные клещи!

— Ладно тебе, Малфой, — нехотя извинилась девушка, — я просто растерялась. Но ты сам виноват, нечего было лезть к кровати без света.

Блондин в последний раз продемонстрировал всей комнате свой средний палец и приложил мокрое полотенце к шишке на голове.

— Видишь? Она сама испугалась, — кивнула Гермиона на Фират, которая в это время рыдала у нее на груди.

Она успокаивающе погладила послушницу по голове и обновила на двери Заглушающие чары.

Когда все немного успокоились, еще минут пятнадцать ушло на расспросы девушки. Убедившись, что ее не собираются убивать, и что она имеет дело с друзьями Гарольда, Фират разговорилась. Причем, как часто бывает после пережитого испуга, ей было не остановиться, и Гермионе пришлось изрядно постараться, чтобы выделить из ее словесного потока самое главное.

— Придется стереть ей память, — вполголоса сказала Гермиона в сторону Малфоя. — Если она исчезнет из запертой комнаты, до Дамблдору не составит труда определить, что здесь творилось колдовство. Мы раскроем свое присутствие, а этого делать нельзя.

Малфой искривил губы, поискал на полотенце место похолоднее и с раздражением отбросил его в сторону.

— С другой стороны ей грозит опасность и оставить ее в таком положении… И обитель она хорошо знает в отличие от нас… Твой план, выследить куда носят еду, не сработал. Только зря день потеряли. Что делать-то будем?

Драко встал, потряс раму окна и заглянул вниз.

— Футов двадцать-двадцать пять, — хрипло просипел он, наконец, — включай мозги, Грейнджер! Как убегали из древних тюрем заключенные?

Девушка поняла. Если инсценировать самостоятельный побег, то об их помощи могут и не догадаться.

А Малфой уже сдергивал с кровати одеяла и проверял их прочность на разрыв…

* * *

Гарольда привели в главный зал храма Надежды.