Третья сила. Сорвать Блицкриг! - Федор Вихрев

— О колонне от тебя впервые слышу. Ну ни хрена себе! А о минах — были мины, но не то чтобы сплошняком. Я, дура-баба, думала, что они везде так устраиваются, даже не сильно на этом внимание акцентировала. Кстати, ты прав. Финны и немцы воюют рядом, но руки друг другу не протягивают. Каждый сам за себя. Да и Ярошенко сказал, что немцы при прорыве своих придержали от обороны Выборга. Но там сейчас Освальд. Помнишь такого? Вернется — доложится. Я надеюсь, что он сможет хоть чуть-чуть ящерице этой эсэсовской лапки поотрывать. А там, может, и до головы доберемся.

— Знаешь, что еще в этих немцах насторожило? Танки! То есть целый батальон танков на охране объекта. Да еще не какой-нибудь французский или наш металлолом, а новенькие немецкие! Им таких даже для кампфгрупп не особо хватает. А КВ и тот француз, которого Соджету подарили, были финскими, при гарнизоне города оказались.

— Это да. Так „дезу“ не делают. Слишком расточительно. Опять же, места хоть и глухие, а не свои, не немецкие, а это возможность встретиться с нежданными гостями. Могли же они бункера сделать у себя в Германии или на крайняк в Польше. А тут финская территория, да еще такая, что под вопросом. Может, разработки были опасными? Такими, что если вырвется на волю, то всей округе хана? Тогда — да. У себя бы не разместили. А в Польше или на захваченной территории партизан много. Здесь же — и партизан нет, и финны вроде бы союзники… но и не жалко.

— Химия или биология? А это просто одна из ветвей? А как со сроками в описании экспериментов? Да и лабораторий вообще не нашли за все время нашего пребывания в Выборге. В общем, пока только вопросы, и их все больше и больше. Слушай, там же женщины из лагерей упоминаются, а вблизи — ничего даже для пленных солдат не нашли. Ну невозможно такой объект снять быстро и бесследно.

— Скорее всего, эксперименты проводились не здесь. Женщин не подержишь в бункере. Да и холодно. Точно! Холод! Помнишь, по химии — некоторые распады происходят при определенной температуре? Блин! Что ж я химию не учила! Скорее всего, это вещество безопасно в холоде при определенной температуре — в бункере было не жарко. Он почти не отапливался. Я еще подумала, как же они тут живут. Я ведь не люблю холода, а немцы в одной форме были. А несколько бункеров было — так это они разнесли по типу корпусов в НИИ — один центральный с документами, другой — лаборатория, и так далее. Надо сказать своим, чтобы ежели что найдут, то… блин, и не сформулируешь сразу!

— Все равно не понимаю, зачем архив здесь хранить. Геморройно!

Финны

— Прошли сутки с начала советского наступления на северном фланге. Как развивается ситуация?

— Первая полоса обороны прорвана в двух местах. Ширина прорыва сравнительно невелика: полтора и чуть больше двух километров по фронту. Именно на этих участках русские задействовали группы примерно по 30 тяжелых танков, которые целенаправленно действовали на подавление огневых точек и прорыв обороны. В прорыв эти подразделения не пошли. Еще на трех участках наступление противника не дало решительных результатов.

— Вы думаете, это второстепенные участки? Или просто русским не хватает сил?

— Трудно судить по первым суткам…

— Согласен. Важнее решить, является ли эта наступательная операция главным ударом Красной Армии или она призвана отвлечь наше внимание от Виипури?

— На данный момент на севере русские ввели в прорыв несколько кавалерийских эскадронов и сравнительно небольшое количество танков. Массированного применения механизированных частей и самоходной артиллерии не отмечается.

— То есть вы склонны считать, что это демонстрация? — Карл фон Маннергейм внимательно посмотрел на своего начальника разведки, прикомандированного майора Мюллера.

— Судя по отсутствию крупных танковых или механизированных частей по мартовскому варианту, я склоняюсь именно к этому мнению.

— Вы отдаете себе отчет в том, что в случае ошибки мы рискуем поставить под удар стратегически важный рудный район? — вмешался начштаба Эрик Хейнрике.

— В самом худшем варианте, скажем, потери Петсамо, последствия будут тяжелыми или очень тяжелыми, — вмешался в спор Маннергейм. — В случае же потери Хельсинки последствия будут катастрофическими. Мы — не Россия и не можем эвакуировать правительство „на пару тысяч километров в глубь территории“ по чисто географическим причинам, — грустно улыбнулся главнокомандующий.

— Извините, я не успел включить это донесение в итоговую разведсводку — оно получено за 15 минут до начала совещания. Один из сочувствующих нам жителей Виипури заметил выпавшую на ухабе из кузова полуторки табличку и в меру своих умений срисовал надпись. К сожалению, русским он не владеет, но ребус оказался достаточно простым.

Начальник разведотдела протянул лист бумаги, на котором было выведено „Xo3RNctBo Mblhapo“.

— „Хозяйство Мындро“, — подумав несколько секунд, произнес Маннергейм. Наступила тишина.

— А это не может быть табличка, установленная в конце марта, которую сняли для утилизации? — спросил начальник оперативного отдела штаба полковник Кустаа Тапола.

— Нет, табличка совершенно новая. Да и не в привычке русских возить старые указатели с места на место. Тем более что минут через десять подъехал легковой автомобиль, из него выскочил офицер НКВД и, что-то громко говоря с явно ругательной интонацией, табличку забрал.

— Итак, — подвел итог Маннергейм. — До получения ТОЧНЫХ данных о том, где именно находится этот… наскипидаренный молдаванин и его склонные к абордажу танкисты с болезненной тягой к крупнотоннажным трофеям, или до введения русскими крупных танковых частей на севере — НИ ОДНОГО солдата с позиций между Виипури и Хельсинки не снимать. Потеря столицы чревата гораздо более страшными последствиями, чем потеря Петсамо. От возможной потери рудников немцы пострадают гораздо сильнее нас — вот пусть они и суетятся. Сколько их там в Норвегии треску караулит?

В штабе Карельского фронта

— Еще раз довожу до вашего сведения: до полного прорыва рубежа укреплений противника на всю глубину обороны крупные танковые и механизированные части в прорыв не вводить! И вообще — сохранять режим мероприятий по обеспечению секретности в полном объеме!..

Саня

Натужно ревет мотор КВ, пытающегося забраться на горку полигона. Мощности явно не хватает. Вот уже чувствуется запах буксующего сцепления. Со старой КПП он не добрался бы даже до середины, а сейчас с огромным трудом все же перевалил через вершину. Залез, развернулся, пошел на спуск. Сейчас на него навесят еще две тонны и снова вперед. Хотя смысла особого я уже не вижу: пятьдесят — это предел. Еще с двумя он просто помрет на подъеме. Тем не менее испытания продолжаются. Танк уже тонет в грунте — с такой массой надо добавлять длину опоры и каток, иначе проходимость будет на уровне колесников. Рев переходит в другую тональность — обороты взлетели, а танк не проявляет желания трогаться. Видимо, главный фрикцион все же не выдержал еще одного неаккуратного старта. Испытания нарочно проводились с имитацией низкой квалификации водителя — мы ищем детские болезни еще на этапе проектирования.

Если вопрос со сваркой корпуса стоял не очень остро — все-таки на Кировский направили довольно много специалистов с судостроительных и судоремонтных предприятий, — то с литьем башни был полный завал. Все резервы литейки использовались для производства деталей двигателей, поэтому даже для экспериментального танка сделать башню стало проблемой.

На „Большевике“ дело было заметно лучше — ХПЗ, переходящий на производство Т-42, передал сюда оснастку и мастер-модели башен Т-34М2, на Т-50 решили поставить именно ее. Пришлось полностью изменить верхний лист над боевым отделением, на боковых появились местные уширения, аналогичные виденным мною на чертежах „Черчилля“. Погон с трудом, но влез в получившийся корпус, хотя вид танка стал напоминать дикую смесь Т-34 и КВ-2. Т-52, так назвали это творение, пришел на полигон буквально в момент окончания погрузки многострадального КВ на трейлер. Его прогоны особых неожиданностей не принесли — кроме повышенного продольного раскачивания в момент выстрела, даже с дульным тормозом на пушке, особых проблем не было. Пока не наладим выпуск телескопических амортизаторов, с этим придется, видимо, мириться. Под свою ответственность назначаю срок перехода с Т-50 на Т-52 в три недели. По моим оптимистичным прогнозам, могло хватить и двух, но решил перестраховаться.

Степан

Новое звание, за создание новой ЗСУ и за участие в освобождении Выборга. Ничего не понятно, как обычно, — приняли на вооружение „Вяз-2“ (да, прилипло название), а его разрабатывали не мы, а другая группа в инициативном практически порядке. Впрочем, разработчиков тоже не обидели. Итак, новое звание, новая форма со свежевведенными погонами и новая работа.