Гадюки в сиропе или Научи меня любить - Тильда Лоренс

 – Зачем ты это сделала? – крикнул он ей вослед.

 Конечно, Аманда не ответила. Прижав сумку к груди, она бежала вперед, стараясь избавиться от чувства, что её вновь унизили. Только на этот раз виновных не было. Она сама себя и унизила, продемонстрировав самую большую слабость из всех возможных. Слабость, заключенную в формулировке «быть влюбленной девушкой».

 Глава 21. Вкус поцелуя на губах.

 Он чувствовал себя так, будто его пыльным мешком по голове приложили. И теперь он не знает, что делать. Как вернуть ситуацию на первоначальный уровень, когда все ещё было не столь запущенно, и хоть какие-то проблески логического мышления давали о себе знать? Ныне его жизнь напоминала собой театр абсурда. Все окончательно смешалось, и разобраться в сложившейся ситуации при всем желании не получалось.

 Аманда так внезапно сорвалась с места, будто за ней бежало стадо голодных волков, готовых на все, только бы дорваться до своей жертвы и растерзать её на мелкие кусочки. Дитрих смотрел ей вослед, но не спешил догонять. Сначала хотел догнать её, встряхнуть хорошенько, спросить, что на нее нашло, но потом отказался от этой идеи. Следовало привести свои мысли в порядок. Потом докапываться до истины. Она, как известно, чаще всего, лежит на поверхности. Копать не нужно, все и так понятно. Совершая этот поступок, Аманда, наверняка, знала, что делает. Не могла же она спонтанно решиться на поцелуй с едва знакомым человеком? Или могла?

 Весь оставшийся день Дитрих только тем и был озадачен. Ему хотелось поговорить с Амандой, понять, чем она руководствовалась в своих поступках. Почему поступала именно так, а не иначе. Разобраться, что за человек встретился на его пути. Чем больше он узнавал о ней, тем сильнее запутывался. Не понимал, какая она, на самом деле. Сложно было разобраться в этом. Девушке нравилось, что имя её окутано тайной, и окружающие знают о ней ничтожно мало. Биографию можно придумать, – какую угодно. Как чистый лист. Что хочется, то и пиши, только не забывай о связи с реальностью. Не стоит говорить, что поклонники пачками к ногам валятся, если сама ни разу в жизни на свидание не ходила. Все равно рано или поздно обман откроется, и тогда будет уже не до смеха. Вопрос престижа станет еще более острым, чем ранее, до обнародования не самых правдивых фактов. Если часто врешь, рано или поздно привыкаешь к этому. Желание приукрасить событие становится навязчивой идеей, едва ли не стилем жизни. Когда утопаешь во лжи, рано или поздно попадаешь в глупое положение.

 К вечеру Ланц настолько себя накрутил, что готов был головой об стенку побиться, только бы избавиться от мыслей о дневном инциденте.

 Не придумав ничего лучше, он вбил имя своей собеседницы в поисковик. Гугл выдал ему несколько ссылок. Криминальная хроника, в которой рассказывалось о нападении на девушку. Далее шло описание того, что, собственно, произошло, а еще фотографии потерпевшей. События почти годичной давности. Чуть меньше года... На фотографии он с трудом узнал свою знакомую. Тогда она еще была блондинкой, но не цвет волос вводил в заблуждение, а её общий вид.

 В подробностях было расписано, какие именно травмы получила девушка... Читать было противно. Он понимал, что это как-то глупо, даже малодушно – отзываться в подобном тоне о чужих травмах, но его, на самом деле, не отпускало чувство омерзения. Ланц никогда не относил себя к любителям кровавых подробностей, оттого репортаж с места событий действовал на него угнетающе.

 Вместе с омерзением, появилась жалость. И ощущение, что его вываляли в чужой грязи. Будто это он был виновен в неприятностях Аманды. Удивительное чувство.

 Особо выделил строку, в которой упоминалось средство нанесения телесных повреждений. Нож... Появилось чувство дежавю. Невольно в очередной раз он провел параллель между Люси и Амандой. Вспомнил, что видел шрам на теле Люси. Спросил, откуда. И получил в ответ откровенный рассказ о делишках Макса, решившего развлечься подобным образом. Тогда Дитриху хотелось найти этого самого Макса, собственноручно его задушить. Естественно, все так и осталось в планах.

 Теперь выяснилось, что Аманда тоже пострадала от ножа.

 Но у меня осталось то, что никогда не позволит забыть о прошлом. Будет вечно преследовать. Преимущественно, в кошмарных снах.

 Зазвучал в ушах голос девушки. О чем она говорила? Сейчас у Ланца не осталось сомнений. Грант говорила о своих шрамах. Она могла их свести, но запомнила надолго. Боль физическая забывается уже на следующий день, душевная остается надолго. В особо запущенных случаях – навсегда.

 Захлопнув крышку ноутбука, Дитрих распахнул настежь окно, впуская в комнату свежий воздух, наполненный ароматом цветов, распустившихся в эту пору. Он стоял, держась ладонями за подоконник, закрыл глаза. Ему хотелось отвлечься от своих мыслей, забыть обо всем навсегда. Обо всем, что произошло в его жизни сразу после переезда в Лондон. Почему-то снова вспомнилась та девушка из летнего лагеря, которую он когда-то целовал на поляне. Воспоминание было ярким и красочным. Он помнил, как смешно краснели у нее кончики ушей. Не щеки, а именно кончики ушей. В тот самый момент, когда он позволил себе немного вольности, положил руку ей на колено. Помнил, как она замерла, когда он позволил себе снять с нее очки. Без них она беззащитной смотрелась, будто ледяные шипы начали подтаивать, а за ними не было ничего. Роза с обломанными шипами.

 Теперь Ланц вновь вернулся мысленно к тому поцелую. Начало многое проясняться. Он вспомнил, что это именно он таскался за девушкой, а не она за ним. У них было взаимной симпатии, они просто коротали вместе время. Оттого и поцелуй с ней казался пресным, не так, как с Люси... Дитрих скрипнул зубами. Снова Люси. Снова она. О чем бы он ни думал, какую бы девушку не представлял, все равно неизбежно возвращался к Лайтвуд.

 Это уже начинало напоминать паранойю.

 Теперь место девушки из лагеря заняла в его мыслях Аманда. Поцеловала его внезапно, сама проявила инициативу, наплевав на правило, гласившее, что «леди не должны шевелиться». Ей надоело ждать первого шага? Но, разве ей, действительно, нужен был первый шаг с его стороны?

 Она же совсем не глупая девушка. Должна понимать, что в его сердце сейчас нет места для кого-то, кроме Люси. Слишком мало времени прошло, он не сможет забыть её за столь короткий промежуток времени. Неизвестно, сможет ли вообще...

 Из плена мрачных мыслей Дитриха вырвал резкий звук, будто кто-то ударил по струнам. Он распахнул глаза и осмотрелся по сторонам, стараясь найти источник звука. Неудивительно, что нарушитель спокойствия оказался в соседнем дворе. Паркер в очередной раз нашел себе занятие по душе. Именно он и играл на гитаре. Дитрих только открыл рот, чтобы начать возмущаться, но тут в голову закралась мысль, что музыка всегда отвлекала его от грустных мыслей. Кто сказал, что сейчас у него это не получится? Ланц присел на подоконник и принялся наблюдать за соседом. Неизвестно, понял тот или нет, что за ним наблюдают, но, тем не менее, играть не прекратил. Ланц с удивлением отметил, что играет-то Эшли замечательно, не просто бездумно щиплет несчастные струны, а вполне профессионально обращается с инструментом. Играл Паркер тяжелый рок, что не особо вязалось с его внешним видом. Будто диссонанс какой-то возникал между обликом гитариста и музыкой, которую он предпочитал играть.