Краем глаза - Дин Кунц

Ангел просияла при виде монеты, скользящей по костяшкам пальцев.

— Я могу этому научиться, — заявила она.

— Когда твои ручки станут больше, безусловно, научишься, — согласился Том. — Собственно, я сам тебя научу.

Сжав монету в правом кулаке, покрутив вокруг него левой, он произнес: «Джангл-джангл, джангл-мангл» — и разжал пальцы правой руки. Четвертак, само собой, исчез.

Ангел, склонив голову набок, изучала его левую руку, которую он сжал в кулак, разжимая правую. На нее она и указала.

— Монета там.

— Боюсь, ты ошибаешься. — Когда Том разжал левый кулак, она увидела, что ладонь пуста, как жестянка слепого нищего в стране воров. А Том уже сжал в кулак правую руку.

— Куда же делась монетка? — спросила Грейс внучку, прилагая немалые усилия, чтобы ради нее прогнать печаль.

Ангел подозрительно оглядывала правую руку детектива.

— Там ее нет.

— Принцесса права. — Том показал, что в правом кулаке ничего нет. Потом потянулся к девочке и достал четвертак из ее уха.

— Это не магия, — заявила Ангел.

— А мне кажется, что магия, — возразила Целестина.

— Мне тоже, — согласился с ней Пол. Ангел стояла на своем:

— Нет. Этому я могу научиться так же, как одеваться и говорить спасибо.

— Можешь, — кивнул Том.

А потом, зажав монету между ногтем указательного и большим пальцем, подбросил в воздух. Как только четвертак оторвался от ногтя и начал подниматься, Том взмахнул обеими руками, растопырил пальцы, чтобы показать, что руки пусты, и отвлечь внимание. А монета вдруг исчезла, то ли растворилась в воздухе, то ли нырнула в щель невидимого торгового автомата.

Вокруг стола взрослые зааплодировали, но более недоверчивая аудитория все вглядывалась в потолок, к которому вроде бы полетела монетка, потом уставилась на стол, куда ей следовало упасть, то ли между стаканов с водой, то ли в ее тарелку. Наконец Ангел повернулась к Тому:

— Не магия.

Грейс, Целестина и Пол с недоумением восприняли критическое суждение Ангел. Но девочка гнула свое:

— Не магия. Но, возможно, этому я научиться не смогу. Волосы на обратных сторонах ладоней Тома поднялись, словно от статического электричества, на мгновение у него перехватило дыхание.

С далекого детства он ждал этого момента, если действительно наступил ЭТОТ МОМЕНТ, и уже практически потерял надежду на то, что такое может случиться. Но он ожидал найти человека с такими же, как у него, способностями среди физиков и математиков, монахов и мистиков, поэтому и представить себе не мог, что обнаружатся они у трехлетней девочки, одетой во все небесно-синее, за исключением красных пояса и двух бантов.

Во рту у Тома пересохло.

— Ну, мне-то кажется, что без магии здесь не обошлось… я про исчезновение монетки.

— Магия — это что-то такое, когда никто не знает, что происходит.

— А ты знаешь, что случилось с четвертаком?

— Конечно.

Слюны во рту становилось все меньше, так что Том осип.

— Значит, ты сможешь научиться это проделывать. Ангел покачала головой, красные банты запрыгали.

— Нет. Потому что ты не просто ее перекидывал.

— Перекидывал?

— Из этой руки в другую или куда-то еще.

— Тогда что же я с ней сделал?

— Ты забросил ее в «Дымящееся ружье», — ответила Ангел.

— Куда?— переспросила Грейс.

С учащенно бьющимся сердцем Том достал из кармана еще один четвертак. Для взрослых проделал все положенные пассы, потому что любой фокус так же, как и бриллиант в кольце, должен иметь соответствующее обрамление.

При этом он не хотел, чтобы взрослые увидели то, что открылось Ангел. Он предпочитал, чтобы они верили в ловкость его рук… или магию. После обычных пассов он на мгновение зажал монету в правом кулаке, а потом, резким движением, бросил в Ангел, сопроводив это круговертью пальцев.

Исчезновение монеты трое взрослых вновь отметили аплодисментами и уставились на руки Тома, сжавшиеся в кулаки.

Ангел же смотрела на какую-то точку в воздухе над столом. Брови ее сошлись у переносицы, а потом лицо расплылось в широкой улыбке.

— Эта монета тоже отправилась в «Дымящееся ружье»? — сипло спросил Том.

— Возможно, — ответила Ангел. — А может, в «Манкиз»… или туда, где по тебе не пробегал торопыга-носорог.

Том разжал кулаки. Взял в руку стакан с водой. Позвякивание льда выдавало волнение, скрывающееся за внешне спокойным лицом.

— Ты знаешь, откуда берется бекон? — спросила Ангел у Пола.

— От свиней.

— Не-е-е-е-е! — Ангел засмеялась. Ох уж эти взрослые, ну ничего-то они не знают.

Целестина с любопытством смотрела на Ванадия. Она стала свидетельницей того, что монета исчезла, но не могла утверждать, что четвертак исчез в воздухе. Однако чувствовала, что видела нечто большее, чем ловкий фокус.

Но прежде чем она задала вопросы, которые позволили бы докопаться до сути, Том начал рассказывать о Короле Обадья, Фараоне страны Фантазии, как он себя называл, который научил его всем этим фокусам.

Потом, когда они закончили есть, но все еще сидели за кофе, разговор коснулся более серьезных тем, хотя говорили они не о Гаррисоне Уайте. Сколько времени могли скрываться две женщины и девочка? Когда и как должно было произойти их возвращение к нормальной, насколько возможно, жизни? На этот момент для них не было более насущных вопросов.

Чем дольше они сидели в отеле, тем больше возрастала вероятность того, что Целестина отбросит всякую осторожность и вернется на Пасифик-Хейтс. Том уже знал ее достаточно хорошо и видел, что по натуре она скорее борец, чем бегун. Пребывание в убежище раздражало ее. С каждым днем, с каждым часом, не зная, когда же все это закончится, она теряла терпение. Чувство собственного достоинства, жажда справедливости подталкивали ее к действиям. Возможно, она в большей степени руководствовалась эмоциями, а не здравым смыслом.

Чтобы выторговать у Целестины максимум времени, пока оставались свежими воспоминания о нападении Еноха Каина, Том предложил, чтобы они провели в отеле еще две недели, если, конечно, убийца не объявится раньше.

— А потом, если ты переедешь в дом Уолли, тебе придется установить самую совершенную систему сигнализации и какое-то время вести жизнь затворницы, даже нанять телохранителя, если позволят финансы. Лучше всего уехать из Сан-Франциско, как только Уолли поправится. С работы он ушел, так? А художник может рисовать где угодно. Продать недвижимость здесь, обустроиться в другом месте и постараться как следует замести следы. В этом я вам помогу.

— Неужели все так плохо? — спросила Целестина, заранее зная ответ. — Я люблю Сан-Франциско. Город вдохновляет мое творчество. Я пустила здесь корни. Неужели все так плохо?