Тебе держать ответ - Юлия Остапенко

Он не просил. Он предупреждал.

И тогда Адриан узнал его. Несмотря на фальшивую бороду и парик, усиленно обведённые сажей глаза — впрочем, всё это было сделано очень умело, ему явно помогали артисты, с которыми он проник в замок, а это значит, что они были с ним заодно. Адриан не узнал бы его, если бы он так явно не обратил на себя его внимание.

Этот человек — эти люди, — были в Эвентри из-за него. Ради него. Они были настроены решительно, и если действовали, то наверняка. И не было ни малейших сомнений, что за всем этим стоит Анастас. Он не собирался идти с Одвеллами на полюбовную сделку. Он вернулся, чтобы забрать своё.

«И я ведь хочу этого, — подумал Адриан. — Ведь хочу? Я же этого с самого начала и хотел — вернуться к Анастасу. Быть с ним и… рассказать ему. Всё, как есть. Кто я есть. И что должен сделать. Этого никто не сделает, кроме меня. Анастас поймёт. Он поможет мне добраться до Эфрина, до «Светлоликой Гилас», и…

…И что это ты такое удумал, Адо? — вот что он скажет. Что за глупости? Ты в ответе? Кто тебе такое сказал? Гвидре Милосердный, да не смеши меня. Я так долго тебя искал, так хотел найти, возродить наш клан… а теперь ты мне говоришь, что это зря? Что ты должен оставить наше дело и заняться своим? Этого не будет, Адриан Эвентри. Клан — прежде всего. Ты не можешь уйти.

Вот что он скажет, когда увидит меня, после того, как обнимет и спросит, здоров ли я, не ранен ли. Когда он поймёт, что я хочу сделать, он поведёт себя так, как положено главе клана. Он не позволит мне отдать себя служению, в котором я поклялся леди Алекзайн. Он не поймёт.

О боже, — в ужасе и тоске подумал Адриан, — он не поймёт. Никогда не сможет понять. Ведь он не такой, как я».

И всё это значило только одно: он не должен возвращаться к Анастасу.

От этой мысли, прозвучавшей в его голове просто и обыденно, пока он смотрел поверх голов пирующих в лицо Энгусу Линлойсу, верному слуге клана Эвентри, Адриану захотелось расхохотаться и разрыдаться одновременно. Всё напрасно. Всё, чего он хотел, о чём мечтал, во что верил последние месяцы, — всё напрасно. Он не мог себе этого позволить. И больше, хуже того — он не хотел. «Не ложись спать этой ночью», — приказал ему Линлойс. Это значило: я приду, сниму охрану и уведу тебя. Куда? Не важно. Положись на меня. Не задавай вопросов и делай как велят, мальчик. Они все ему это говорили: Рейнальд Одвелл, считавший его безобидной пешкой в своей игре; Том, не веривший в его разум и волю; Алекзайн, верившая в него, но всё равно ему не доверявшая, и потому жёстко направлявшая его путь. Они все сознавали его важность и значимость, но при этом не переставали считать глупым ребёнком. Вот и теперь — его снова собирались бесцеремонно похитить и увезти, снова решали за него, как будет лучше. «Но я знаю кое-что, чего не знаете вы, — подумал Адриан, до хруста стиснув зубы. — Знаю и… и могу кое-что, чего вы не можете. Я могу менять. И мне держать ответ, если я этого не сделаю. Мне, а не вам!»

Но он никогда никому не смог бы этого объяснить. И это, пожалуй, было самым большим горем, какое выпало Адриану Эвентри за всю его жизнь.

Адриан знал, что на пирах всегда бывают танцы. Иногда раньше, иногда позже дамам надоедает кривлянье артистов и пошлые шуточки кавалеров, они начинают ёрзать на своих местах, отодвигая пышные бёдра от ляжек соседей и бросая нетерпеливые взгляды через плечо. Тогда мужчины, кряхтя, с трудом вылезают из-за столов, волоча отяжелевшие животы, и протягивают дамам руки. Они знают, что грядущее веселье под задёрнутым балдахином надо ещё заработать, и вот так они его зарабатывают, хотя в глубине души и считают, что платить шлюхам звонкой монетой куда как менее обременительно.

Адриан не рассчитывал на весёлую ночь ни с одной из присутствующих здесь леди — хотя несколько раз ловил на себе весьма многозначительны взгляды оных. Всё, что ему было нужно, — это под благовидным предлогом встать из-за стола и переместиться поближе к выходу.

Чернявая женщина, которой он протянул руку, была одной из самых юных и наименее потасканных. У неё были наивные голубые глаза, мелкие, едва заметные оспинки на лбу и щеках и лёгкие курчавые локоны, придававшие её облику умилительную, почти детскую беззащитность. Она взглянула на него с восхищением, польщённая тем, что будет танцевать с лэрдом Эвентри, и вложила ему в ладонь свои пухлые короткие пальчики. Она была сильно пьяна и слегка пошатывалась, но Адриану это было только на руку — он не сомневался, что ей совершенно всё равно, что он скажет ей и насколько сильно отдавит ноги. Всё, что ему требовалось, — это чтобы она не бросила его посреди танца.

«Жаль, что тут нет Бетани», — подумалось Адриану, когда он вёл свою партнёршу на середину зала, чувствуя на себе внимательный взгляд Рейнальда Одвелла. Танец грянул, по счастью, энергичный и требующий активного передвижения по залу. На удивление твёрдой рукой сжав хрупкую талию чернявой леди, Адриан решительно повёл её в танце, кружа и вертя, будто куклу. Чернявой леди это безумно нравилось: она заливисто хохотала, тонко вскрикивая всякий раз, когда Адриан отрывал её от пола и, развернувшись, ставил на землю — на шаг ближе к двери, чем до того. Визжала флейта, мелькал калейдоскоп родовых цветов, ослепляя яркостью красок, и очень скоро Адриан перестал ощущать на себе чужой взгляд. Это ни о чём не говорило наверняка, но у Адриана больше не было возможности проверить, не привлекая к себе внимания. Танец вышел на последний период, а до двери оставалось ещё добрых десять шагов. Чернявая леди заметила, что они отклонились от центра зала, и захныкала. И что-то щёлкнуло у Адриана в голове, внятно и громко — так, словно кто-то сдвинул крышку колодца, в котором он сидел долгие месяцы, и в его темницу потоком ворвался свет. Не давая себе времени на раздумья, Адриан стиснул талию партнёрши обеими руками и закружил её по залу в безумном темпе, через каждый шаг отрывая от земли и едва не оглохнув от её визга. Завершив па, остановился, скользнул по обнажённой спине женщины раскрытой ладонью и, рывком притянув к себе, запрокинул назад в глубоком и бесстыжем поцелуе.

Он чувствовал, как она дрыгает ножкой за его спиной, и её губы отозвались на его прикосновение со страстью, которой он не ожидал. Её руки сцепились в замок на его шее, притягивая ближе, и Адриан на миг запаниковал, что ему придётся её оттолкнуть, но оказалось достаточно так же резко выпрямить её — и она разжала руки сама, от неожиданности. Не дав ей опомниться, он быстро перехватил её запястье и, прижавшись к нему губами, хрипло прошептал:

— Моя леди, тысяча нижайших извинений! Вы свели меня с ума…