Любовь дикая и прекрасная - Бертрис Смолл

— Боже!.. Никогда больше! Никогда!

Часть IX. ИСЦЕЛЕНИЕ

59

В прохладе гор, зеленеющих над Римом, там, откуда видно даже море, до которого так много миль, когда-то была построена великолепная вилла для любовницы папы Александра VI Борджиа. Называлась она просто — «Моя вилла», и окружал ее чудесный парк с оленями, птицами и прудами.

Теперь этой прекрасной усадьбой владея иностранец — лорд Стуарти. Но кроме имени, окрестные жители о нем почти ничего не знали. Ворота виллы всегда были закрыты, если только кто-либо не въезжал или не выезжал. Новый хозяин имел большой отряд верной стражи, но в дом входил только ее капитан. Прислуживали исключительно женщины, нанятые в Риме, а торговцев не пускали дальше задней двери.

Ходил слух, будто у лорда Стуарти есть жена, но ее никогда не видели. Было также известно, что иногда он наведывается ко вдовой трактирщице Джованне Руссо.

Но когда деревенские кумушки пытались что-либо из нее выудить, их ждало разочарование. На все расспросы ответ был один:

— Это славный человек, которому выпало великое страдание. И больше не спрашивайте, потому что я все равно ничего не скажу.

Это было странно, так как сердобольная Джованна имела вполне заслуженную славу сплетницы. В конце концов местные жители приняли таинственного лорда как такового и больше не обращали особого внимания на «Мою виллу».

А Френсис Стюарт Хепберн знал, что теперь уже никогда не вернется в Неаполь. На вилле «Золотая рыба» их с Кат поджидало слишком много ужасных призраков.

Когда они в конце концов добрались до Италии, то поселились на новой вилле, купленной к их приезду. Граф возблагодарил Бога, что у него был дом, куда можно было привести жену, и этот дом стоял на отшибе.

После ужасного испытания она много дней находилась при смерти. Ботвелл не сомневался, что только его собственная сила воли, отчаянное желание удержать Катриону на этом свете и сохранили ей жизнь.

Весь последний отрезок пути она то приходила в сознание, то вновь теряла его, испытывая упорную вялую лихорадку. От еды отказывалась, яростно отпихивая миски, и это было единственное проявление чувств. Френсису с огромными усилиями удавалось только вливать ей в рот немного жидкости. И все-таки он не дал жене умереть.

Странным образом, но именно несчастье госпожи отвлекло Сюзан от собственной печали. Служанка страшно пострадала, но едва ли до такой степени, как Катриона.

Молодая женщина винила теперь в этом себя.

— Ведь все случилось из-за моей несдержанности, — сокрушалась она, готовая вот-вот заплакать. — Но я помогу ей стать прежней, милорд. Клянусь вам!

И благодарный граф не мог не радоваться ее присутствию.

Когда они прибыли на виллу, там уже ждала юная Мэй. Сестры заключили друг друга в объятия. Признательная обеим женщинам за свое спасение в Неаполе, девушка стала усердно заботиться о Катрионе.

С той безумной ночи графиня Ботвелл не проронила ни слова, а ее дивные глаза лишились всякого выражения. Иногда граф чувствовал, что жена пристально его рассматривает, но, оборачиваясь, встречал все тот же пустой взгляд. Однако он любил ее, как никогда прежде, и пытался своим поведением показать, будто ничего не случилось.

Он не спал в ее постели, а спал в соседней комнате.

Ночами дверь между ними оставалась открытой: вдруг Кат позовет. Несмотря на бессмысленное выражение лица и глубокое молчание, больная, казалось, понимала все, что ей говорят. Они изъяснялись взглядами и знаками.

Кроме супруга, Конолла и Ашера, мужчины к леди Ботвелл не допускались. Близость незнакомца могла вызвать у нее плач и стенания.

Шотландцы появились на вилле в середине лета, а теперь наступила чудесная римская осень. Кат понемногу начала выходить из дома и совершала недолгие прогулки по парку. С ней всегда была Сюзан или Мэй, а садовникам велели скрываться при ее появлении.

И вот уже округа снова полнилась слухами. Все только и говорили, что о загадочной мадонне Стуарти. Хотя садовники и убирались прочь с глаз, никто ведь не запрещал подсматривать из-за кустов. В таверне Джованны Руссо эти парни взахлеб хвалили ее бледно-золотистые волосы (которые так и не обрели прежний темный оттенок), превозносили изумрудные глаза, славили стройную фигуру и прелестное лицо без единой морщины.

А Джованна подливала им в кружки, шлепала проказников по рукам и слушала. Ее всегда занимала жена любовника, о которой тот с ней никогда не говорил. Трактирщица дала бы руку на отсечение, что скорбь, угнетающая лорда, имела причиной какую-то беду, случившуюся с его супругой. К ней, Джованне, он выбирался только для разрядки, но ей и того хватало. Стуарти был в постели лучшим мужчиной, какого она знала, — сильным, нежным и уважительным.

Как-то раз Джованна сумела пробраться в парк виллы. Ей надо было увидеть соперницу.

Но когда это произошло, ее стали раздирать противоречивые чувства.

Если прекрасная дама выздоровеет, то с любовником пиши пропало. Однако трактирщица по-своему любила Ботвелла и желала ему счастья. Поэтому славная женщина начала ставить в деревенской церкви свечки за мадонну Стуарти.

Одним чудным осенним днем Ботвелл явился в спальню к супруге и знаком отослал обеих служанок. Сунув тонкую руку графини себе под локоть, он вышел вместе с ней в залитый солнцем парк.

— Сюзан говорит, что ты ешь уже лучше. И это видно. От пищи и от свежего воздуха твои щеки снова порозовели.

Катриона ничего не ответила, но губы ее тронула слабейшая тень улыбки. Они пошли молча, а затем внезапно Френсис схватил жену за плечи и посмотрел ей в глаза.

— Кат! Во имя Бога, дорогая моя! Скажи же мне что-нибудь!

Он вдруг увидел, как из ее глаз понемногу уходит пустота.

— Я люблю тебя, голубка моя! И сейчас люблю еще больше, чем прежде! Не отгораживайся от меня, Кат! Не уходи от меня снова!

— Как можешь ты любить меня, Френсис? — Ее голос был тих, так тих, что граф засомневался, не послышалось ли. Нет, губы шевелились.

— Почему же мне не любить тебя, милая?

Ее лицо источало брезгливость.

— Боже мой, Ботвелл! Разве у тебя совсем не осталось гордости? Я испачкана и никогда больше не очищусь. Я сама уже грязь!

— Ты нечиста, только если сама так думаешь, Кат.

Мужчины жестоко попользовались твоим телом, не отрицаю. — Его пальцы впились ей в мягкую плоть предплечий, а глаза буравили ее. — Но ни один из этих мерзавцев никогда не обладал тобой по-настоящему. Никогда! Твоя душа всегда оставалась при тебе!

— Будь доволен своей пухлячкой-кабатчицей, Френсис, — устало сказала она. — Если до меня еще дотронется какой-нибудь мужчина, я умру.