G.O.G.R. - Анна Белкина

— Гопников, — пробормотал Недобежкин. — Знакомая фамилия… Я пробью по своим каналам… А вот этот документ, с «курицей», — начальник показал на бумагу с немецким текстом и фашистским орлом в заголовке. — Вообще, исторический. Я переведу его электронным переводчиком, а потом — допросим вашего «лягушинца». Но только зарубите себе на носу — никому ни слова, даже Муравьёва исключите из расследования, вам ясно?

— Так точно, — кивнул Пётр Иванович.

— Так точно, — тихо сказал Сидоров.

— Выполняйте, — распорядился Недобежкин.

— Есть! — в один голос ответили Серёгин и Сидоров, а мурашки на спинах обоих устроили настоящую олимпиаду.

В тот же вечер Пётр Иванович снял копии со всех документов, что собрались в папке «Дело № 37», и сложил их в отдельную папку, на которой не написал ни слова. А само тридцать седьмое дело Пётр Иванович завтра передаст в суд. Пускай доблестные и справедливые судьи судят Кашалота, Чеснока, Сумчатого, Утюга, Крекера, Батона и Додика. Они — только пешки в громаднейшей игре… не то разведок, не то — каких-то монстров…

Глава 5. Начинается секретное расследование

Решившись на секретное расследование, Пётр Иванович и Сидоров получили доступ к «секретному узнику» Недобежкина Гохе. Гоха сидел в полном изолированном одиночестве в своей тринадцатой камере и, не переставая, пел себе под нос «народную песню» — одну из тех, с которыми «давал концерты» в подземном переходе. Серёгин сразу заметил, насколько удручающий вид имеет этот «народный артист». Скорее всего, он неделями не моется, одевается со свалки и не кушает дня по три, а то и больше. К тому же он уже не молод: головёнка лысеет, бородёнка седеет…

— Гоху Брузиков знает, — сказал Сидоров, увидав «секретного узника».

— Ну, спроси Недобежкина, можно ли его привести, Брузикова твоего… — пробормотал Серёгин, который в принципе, не умел вести секретные расследования.

Недобежкин подумал над предложением Сидорова о Брузикове и наконец, согласился: если этот Брузиков поможет выяснись личность «народного киллера», то пускай приходит.

— Только через пожарный выход! — предупредил Недобежкин. — Ключ у Серёгина есть.

Сидоров отправился за своим «паранормальным» дружком Брузиковым, а Пётр Иванович решил пока сам пообщаться с Гохой. За те полчаса, пока шёл поиск донецкого «Ван-Хельсинга», Серёгин узнал, что Гоху зовут Гоха, что фамилия у него — тоже Гоха, что он поёт в переходе, потому что закончил музыкальную школу и не попал в оркестр. Больше Гоха о себе ничего не знал. Адреса у него тоже не было, а ночевал Гоха или в том же переходе, где пел, или у дружка по имени Митяй и по фамилии… тоже Митяй.

— Митяй — это Дмитрий? — спросил Серёгин.

— Митяй, — прогнусавил Гоха.

Когда же Пётр Иванович захотел узнать, где же живёт этот благодетель Митяй, то выяснилось, что «меценат» Гохи проживает в другом переходе — между улицей Университетской и центром «Золотое кольцо». Из уст Гохи адрес Митяя звучал так:

— Ну, в подземке, там, около круглой ерунды, балды этой, что замест базара накрутили!

«Ладно, в подземке, так в подземке, — подумал Серёгин. — Надо бы подпушить этого Митяя, интересно, что он скажет?».

А потом Сидоров доставил Брузикова. Донецкий «Ван-Хельсинг» был несколько устрашён тем, что Сидоров провёл его через пожарный выход тёмным коридором и поэтому, зайдя в камеру Гохи обалдело озирался по сторонам. Наверное, думал, что его поймали за отлов вампиров без лицензии!

— Вы Гоху нашли? — изумился Брузиков, ни с кем не поздоровавшись.

— Как видишь, — сказал Серёгин. — Знаешь Гоху?

— Знаю, — согласился Брузиков.

— А Митяя? — поинтересовался Серёгин.

— И Митяя знаю, — согласился Брузиков. — Митяя даже дольше чем Гоху, потому что Митяй раньше появился. А Гоху Митяй нашёл только год назад на свалке. Гоху кто-то побил и на свалке бросил, а Митяй подобрал его, выходил и к делу пристроил.

— К делу — это петь в переходе? — осведомился Серёгин.

— Ага, — кивнул Брузиков. — Митяй в Ворошиловке — главный бомж. И переход у него самый шикарный. Он и распоряжается, куда кого пристроить.

— Ээ, Бруза́к, чо со мной не здоровкаешься?? — подал свой гнусавый надтреснутый голосок Гоха.

— Здорово, Гоха, — «поздоровкался» «Брузак», не глядя ни на Серёгина, ни на Сидорова, ни на Гоху, и созерцая пространство над Гохиной башкой.

— Ну, во, Брузак, теперь иной базар! — обрадовался Гоха, встряхнув реденькой своей бородкой. — А то впёрся, как рыбень! Ни те здорово, ни те покеда! А ну, вываливай, как делишки!

А потом Гоха ещё решил, что непременно должен заключить Брузикова в дружеские объятия, и поднялся с нар.

— Отставить! — «разнял» друзей Серёгин и железной рукой возвратил Гоху на место. — Вы в милиции. Брузиков, вы знаете его фамилию?

— Нет, — отказался Брузиков. — Митяй знает, он его нашёл. А я, если хотите, могу показать вам Митяя.

— Погнали, — согласился Пётр Иванович и чуть ли не взашей вытолкал Брузикова из камеры Гохи. — Веди нас к своему Митяю!

Глава 6. Таинственный Гоха

Митяй проживал в длинном темноватом и тёплом тоннеле между пыльной и шумной улицей Университетской и торгово-развлекательным центром «Золотое кольцо», заполненным арендованными клетушками. Сегодня была суббота, и тоннель Митяя оказался заполненным людьми. Одни плотным потоком «текли» на Университетскую, а другие — обратно, в «Кольцо». Возможно, они что-нибудь там и купят, но большая часть идёт, чтобы просто поболтаться по круговым галереям, посмотреть на подвешенных к прозрачному потолку пластмассовых птиц, да покататься в прозрачном лифте.

Митяй восседал на складном стульчике под щитом неоновой рекламы, на котором нарисовали пузатого буржуя с сигарой и подписали: «Одежда и обувь для БОЛЬШИХ людей! Этаж 2, секция 14». «Главный бомж» наигрывал на аккордеоне и сипатым баритоном напевал:

— Белые розы, белые розы!..

Среди двух людских потоков находились и ценители его творчества, которые закидывали в его испачканную шляпу звонкую монету.

— Вот — Митяй, — показал пальцем в его сторону Брузиков.

— Ага, — кивнул Серёгин и сделал первый шаг на встречу Митяю.

Узнав, что с ним желает побеседовать милицейский следователь, Митяй устрашился, выбросил из аккордеона фальшивую хриплую ноту и отпрянул назад, стукнувшись заскорузлой башкой о щит с буржуем. Складной стульчик покосился, а потом — упал на бок, и «главный бомж» приземлился на вымощенный тротуарной плиткой пол.

— Я не убийца! Это Козляк убийца! Они с Куздрёй Зямыча вальнули, а моя хата с краю! — по-свинячьи заверещал он на весь переход, заставив людей из обоих нескончаемых потоков застопорить движение и установить взгляды на свою персону.

— Заткнись! — успокоил его Серёгин, а Сидоров пытался рассеять скопление зевак.

Люди начали расходиться только тогда, когда увидели перед собой милицейское удостоверение. Пётр Иванович и Сидоров вывели Митяя из перехода на улицу и затащили за закрытый ларёк «Хот-дог». Брузиков нехотя тащился в арьергарде. Выгнав из-за ларька двух курящих девиц, Серёгин начал допрос.

— Вы — Митяй? — спросил Серёгин.

— Век свободы не вида-ать! — завыл «главный бомж», закрыв лицо обеими руками. — Митя-яй! Не заметайте меня, у меня — четыре сыночка и лапочка-дочка-а!

— Да тихо ты, никто тебя не арестует! — фыркнул Серёгин.

— Правда? — оживился «главный бомж».

— Кривда! — беззлобно огрызнулся Пётр Иванович. — Гоху знаешь?

— Ага, — кивнул Митяй. — Нашёл я его на свалке. И Гохой назвал. Бо ему мозги отбацали, Гоха даже имя своё не забазарил. Я ему: «Как звать?», а он гнусит: «Гогр, Гогр…». Ну, разве бывает такое имя «Гогр»? Неа! Вот и назвал я его Гохой, чтобы хоть на человека походил! И пристроил я его на престижном месте тренькать, вот и тренькает! Он даже «чернила» не хлебает, всё чай какой-то зелёный просит! А разве наши люди такой похлёбкой догоняют? Неа! Я ему чернил влил, он хлебнул — так его пронесло — не передать словами, ей богу, начальничек, я не брешу!

Митяй заглох, вытаращил на Серёгина свои голубые заплывшие глазки и, помолчав, осведомился:

— Переварил?

— Переварил, — кивнул Серёгин. — Давай, ползи к своей гармони!..

Глава 7. «Кашалотова креветка»

Пётр Иванович позволил Брузикову вернуться к его вампирам, а сам решил пообщаться с «креветочным» киллером Кашалота. «Креветка» тоже сидел отдельно ото всех, в соседней камере с «секретным» Гохой. Когда Пётр Иванович заглянул к нему — он сидел на полу под нарами, как кошка, и молчал.

— Сядь по-человечески, — посоветовал ему Серёгин.

«Креветочный» киллер молча выполз из-под нар и сел на них.