G.O.G.R. - Анна Белкина

— Чёрт, куда же он забился?! — проворчал Смирнянский. Скрывшись за каким-то выступом, он иногда выглядывал и светил фонариком вперёд, пытаясь разглядеть того, кто на них напал.

— Вон он, — подсказал Недобежкин, заметив в стороне силуэт человека, прижавшийся к отсыревшей стене. — Можно сзади обползти…

— Действуй, — разрешил Смирнянский. — А я пока отвлеку его на себя.

Смирнянский несколько раз стрельнул «за молоком» из своего раритетного пистолета, заставив противника отстреливаться. А Недобежкин улёгся на пузо и бесшумно пополз, обходя его сзади и одновременно примериваясь, как бы ему лучше его схватить.

Незнакомец прекратил стрелять в Смирнянского — наверное, потратил все патроны — и затих. Но потом — вдруг выскочил и ринулся в драку. Смирнянский не ожидал нападения и блокировал удар ноги незнакомца своим фонариком. Разбитый фонарик погас, и всё вокруг погрузилось в полумрак, рассеиваемый лишь фонарём Недобежкина, что валялся в стороне и светил на металлическую дверь. Смирнянский отшвырнул от себя агрессора, и тут же подскочил Недобежкин и скрутил его. Незнакомец сопротивлялся, пытался пинаться. Однако Недобежкин оказался сильнее и смог надеть на него наручники. Усадив поверженного преступника на сырой и грязный пол, он подошёл к уцелевшему фонарику и поднял его.

— Свет у нас есть, — сказал Недобежкин. — И карта — тоже. Как-нибудь выберемся.

— Потащили его к машине, — пропыхтел Смирнянский, подобрав свой «геройски павший» фонарик. — Чёрт, раскокал! — проворчал он, увидев, что починить фонарик уже нельзя.

Отшвырнув тот хлам, в который превратился его фонарик, Смирнянский подцепил с земли пистолет бандита и запрятал его в полиэтиленовый пакет. Засунув вещдок во внутренний карман неновой серой куртки, Смирнянский схватил пойманного под правую руку, а Недобежкин взял под левую.

— Давай, поднимайся уже, — потребовал Недобежкин от хнычущего бандита.

И так, вдвоём, они потащили вяло сопротивляющегося преступника наверх.

Глава 3. Недобежкин становится в тупик

Когда пойманный в подземелье преступник оказался выведен на свет, Недобежкин удивился: оказалось, что на них со Смирнянским решил напасть «народный бард». Выглядел он так же, как и все ему подобные: клочковатая редкая бородка, грязная кепка, засаленная майка, сэкондхендовские джинсы. Пропитые карие глазки скрывались за «антикварными» тёмными очками а-ля «шпион Белецкий». К тому же, этот «Паваротти» был не так уж и молод — наверняка, ему уже под сорок поджимало. Пока везли его в РОВД — Смирнянский раз десять задал ему один и тот же вопрос:

— Ты кто?

— Гу-гу! — гугнявил в ответ «народный бард».

«Ну, ничего, родимый! — с раздражением подумал Недобежкин, досадуя на неудачу товарища. — Как в „слоник“ тебя запихну, так сразу чистосердечное по нотам запоёшь!».

Недобежкин считал, что пойманный «народный бард» у них — секретный узник, и поэтому не желал, чтобы кто-нибудь кроме его самого и Смирнянского видел его.

— Куда это ты меня завёз? — удивился Смирнянский, когда Недобежкин завернул на задний двор Калининского отделения милиции и подрулил к пожарному выходу.

— Перестраховываюсь, — пояснил Недобежкин. — Пожарный выход. Регистрировать мы его не будем, и я не хочу, чтобы кто-то увидел его. Помоги-ка выволочь!

— Выскакивай! — проворчал Смирнянский и пихнул «народного барда» в костлявый бок.

Тот загнусил, но ему, всё же, пришлось покинуть салон: Смирнянский и Недобежкин вцепились в него вдвоём и выволокли на улицу. Бежать «бард» не пытался: его руки оставались в наручниках, и вырваться он не мог. Недобежкин достал из кармана маленький ключ и два раза повернул его в замке запасной двери. Замок щёлкнул, разрешив открыть дверь, и Смирнянский втолкнул изловленного «барда» в тёмный коридор.

— Направо, — подсказал Недобежкин, подталкивая «пленного» в сторону изолятора.

— Чистенько тут у тебя, — оценил Смирнянский, разглядывая новенькие обои на стене коридора.

— А ты что думал, что я тут по уши в мусоре зароюсь? — хохотнул Недобежкин.

Изолятор встретил запертой решётчатой дверью.

— Белкин, цыц! — сказал Недобежкин стоящему около двери охраннику.

— Есть, — кивнул Белкин. Он уже давно работал в РОВД и знал, что начальник иногда приводит в изолятор так называемых «секретных узников».

— Белкин, отомкни-ка нам свободный «номер», — распорядился Недобежкин.

— Есть, — Белкин достал длинный ключ, отпер изолятор и пошёл разыскивать свободную от фигурантов Серёгина камеру.

Такая нашлась в самой глубине изолятора, она носила тринадцатый номер. «Народный бард» был водворён в эту тринадцатую камеру и усажен на нижние нары под надзором Смирнянского. Недобежкин же взял деревянный табурет, уселся на него верхом, достал свой мобильник и включил его на режим диктофона. Он всегда так делал — при «общении» с «секретными узниками» не составлял бумажных протоколов, а делал лишь диктофонные записи.

— Как тебя зовут? — обратился Недобежкин к ссутулившемуся на нарах «народному барду».

— Го-гоха, — промямлил тот, уставившись в пол.

— Так, — согласился Недобежкин. — Гоха — это Георгий? Или Григорий?

— Гоха, — повторил «народный бард».

— А ну-ка, Игорь, удали у него эти очки, — проворчал Недобежкин, желая заглянуть в глаза «секретному узнику».

— Ага, — кивнул Смирнянский и отнял у «шпиона Белецкого» его очки.

— Ладно, Гоха, а как твоя фамилия? — поинтересовался Недобежкин, разглядывая лохматую немытую макушку «барда» — тот всё не поднимал головы.

— Гоха, — снова повторил Гоха.

— Так, Гоха Гоха, — Недобежкин уже начинал сердиться. — А не хочешь ли ты, дружище, в «слоник»?

Гоха замотал своей неопрятной башкой и замычал что-то вроде «Ннн».

— Сознательный, значит, не хочешь в «слоник», — одобрил Недобежкин, покачиваясь на табурете. — Ну, тогда правду нам скажи, друг Гоха.

— Я в переходе пою, — пробухтел Гоха, тряся космами. — И на гитаре играю. Музыкальную школу закончил, но в оркестр не попал…

— И поэтому пошёл в киллеры? — закончил за Гоху Недобежкин.

— А? — излаял Гоха и выкруглил на Недобежкина свои мутные глазки.

— Чи он пьяный? — фыркнул Недобежкин.

— Нет, алкоголем не пахнет, — возразил Смирнянский. — Ваньку валяет. Пора «слоника» приглашать.

— Противогаз в кабинете остался, — вздохнул Недобежкин. — Но я могу принести, — пообещал он Гохе. — Так, говори мне, дружище, кто наградил тебя пистолетиком-то? Или сейчас пойду за «слоником».

Гоха, видимо, испугался — побледнел, искривил губки, состроил бровки домиком и проныл:

— Не надо…

— Ну вот, одумался, — добродушно улыбнулся Недобежкин. — Рассказывай, Гоха Гоха, кто у тебя начальничек-то?

Гоха покрутил лысеющей посередине башкой, пробухтел что-то себе под нос, потом взглянул на сидящего перед ним Недобежкина и отчётливо, без гугнивости, произнёс:

— Ме-е-е-е!

— Что?? — в один голос изумились и Недобежкин, и Смирнянский.

— Прикидывается, издевается! — гневно добавил Смирнянский. — Давай, Васёк, запихни его в «слоник», чтобы не выделывался тут!

— Он не выделывается, — серьёзно и с долей некоего испуга сказал Недобежкин. — У него «звериная порча».

— Порча? — удивился Смирнянский. — Ты у нас что, бабкой-шептухой заделался?

— Да не, — угрюмо буркнул Недобежкин. — Это загипнотизировали его так. У нас много таких было. Надо нашего Вавёркина вызвать. Он у нас гипнотизёр, да ещё и из Киева. Авось, расколдует?

— «Из логова змиева, из города Киева…», — проворчал Смирнянский строчки из повести Гоголя.

А Недобежкин позвал Белкина и отдал ему такой приказ:

— А ну-ка, Белкин, разыщи-ка мне Вавёркина! И — живо — одна нога здесь, другая там!

— Есть, — заученно ответил Белкин и отправился разыскивать «врача-оккультиста».

Вавёркин явился минут через десять — он под надзором Муравьева пытался «раскрутить» Борисюка и Соколова, и получил в ответ ржание дикого мустанга и пятнадцать обидных карикатур. Белкин знал, что наличие у Недобежкина «секретного узника» никому выдавать нельзя, и поэтому ждал, пока сеанс с «заколдованными» милиционерами закончится.

«Врач-оккультист» был предельно взвинчен этим дурацким ржанием и рассержен карикатурами. Он рвался в буфет, чтобы налиться кофе и утопить в нём свою профнепригодность, но Белкин заставил его топать в тринадцатую камеру, сказав, что гипнотизёр срочно нужен начальнику.

— Я тут, — устало пролепетал Вавёркин, возникнув на пороге тринадцатой камеры. — Кого тут диализировать надо? Этого? — он кивнул на растрёпанного Гоху. — Или этого? — и показал на Смирнянского.