Наследники земли - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наварклес, Кальдерс, Сант-Фруитос, Артес… Во всех этих деревнях выращивали виноград и делали так много вина, что уже Плиний[29] был впечатлен обильными урожаями этого края. Уго сидел на телеге, Катерина шла рядом, а сопровождавший их кастелян по имени Арнальдо ехал верхом. За ними шла пара копейщиков, охранявших повозку.
– Разве нам нужна защита? – изумился Уго, заметив провожатых.
– Они со мной всегда, – ответил Арнальдо. – Хотя, – добавил он, поразмыслив, – в этих полях защита не помешает. – (Уго кивнул, ожидая продолжения разговора.) – Ременсы – крестьяне, привязанные к земле, слуги земли, порядком возмущены. До появления нового короля, инфанта Кастилии, они питали надежду на освобождение от тяготившего их ярма – дурных обычаев.
Уго кое-что знал о том, с каким своеволием и жестокостью обходились с крестьянами землевладельцы. Он хорошо помнил, как Рожер Пуч призывал своих феодалов не жалеть людей. Однако, когда перед его взором предстали бескрайние леса, поля и виноградники, за которыми ухаживали эти слуги земли, Уго новыми глазами посмотрел на их положение. Они с Катериной стали слушать внимательнее. Кастелян был не прочь рассказывать.
– Прежние короли Каталонии заключали с крестьянами соглашение, чтобы контролировать дворянство и горожан, приобретавших все больше прав и предъявлявших все больше притязаний. Монархи использовали простой народ в качестве разменной монеты…
– Прошу прощения, – вставила Катерина. – А что это за права, которые есть у сеньоров по отношению к слугам земли?
– Они привязаны к земле. Не могут ее оставить, пока сеньор не продаст им свободу.
Уго и Катерина переглянулись – то же самое можно было сказать и о рабах.
– Слуга земли должен оказывать личные услуги господину, – продолжал кастелян. – Возделывать его землю, строить или ремонтировать его дом, прокладывать дороги. Жены их должны вскармливать своим молоком детей господина, а у того есть право первой ночи с любой из новобрачных. Он имеет право собирать налог за эксплуатацию своих земель, наследовать своим вассалам, удерживать их имущество при определенных обстоятельствах, судить их и жестоко с ними обращаться…
– А почему ты сказал, что они потеряли надежду освободиться от этого бремени?
– Потому что все изменилось после смерти короля Мартина и прибытия Трастамары. На последнем собрании кортесов в Барселоне, в тысяча четыреста тринадцатом году, спустя год после наречения Фердинанда государем, в Каспе был принят закон, ухудшивший положение ременсов. Вместо свободы они получили еще более тяжелые цепи. В этом новом уложении «Com a molts entenents a fer mal»[30] предусмотрены серьезные наказания, вплоть до смертной казни для тех, кто подстрекает к восстанию.
Они ехали между полями и виноградниками. Солнце освещало холодную землю неярким светом, который не мог ее согреть.
– И почему? – спросила Катерина.
– Почему они наказали слуг земли? – Русская кивнула, и кастелян продолжил: – Все очень просто. Сеньоры хотят по меньшей мере не потерять доход, который им приносят ременсы. А их число сильно сократилось после эпидемий прошлого столетия. На этот раз дворяне и богатые землевладельцы потребовали благодарности за поддержку, которую они оказали инфанту Кастилии. Несомненно, королем должен был стать граф Уржельский. Никто не оспаривал его прав, но грандов права не интересовали, поскольку граф, надев корону, следовал бы издревле заведенным порядкам. Они предали Уржельца и выбрали Трастамару, руководствуясь своей выгодой. И это новое уложение – один из примеров того, как парламент может повелевать государем.
– Граф де Наварклес, – заметил Уго, несколько озадаченный речью кастеляна, – поддерживает короля Фердинанда.
– Мне это известно, но я не сказал ничего, что было бы неправдой. Все знают, что Фердинанд подкупил каталонцев, что именно Барселона поддалась уговорам арагонцев и валенсийцев и уступила кастильцам. Я вырос здесь, в Манресе. Графу известны мои мысли.
Они покупали вино. Уго рассчитывал попробовать разные сорта из разных хозяйств, по которым его обещал провести кастелян, сравнить и затем вернуться, чтобы купить лучшее вино, но не смог этого сделать. Богатых хозяйств было очень мало. Преобладали бедные семьи, поколениями живущие на землях, к которым были привязаны их отцы, они сами и их дети. Почти все они производят вино, заверил кастелян, и любой уступит ему часть из своих запасов, потому что всем нужны деньги. «В таком случае почему до сих пор не уступили?» – задался вопросом Уго и нашел ответ в резком и кислом вкусе вина, которое он сплюнул на грязный пол лачуги.
– Нет, – скривился Уго. – Это пить нельзя.
Чета крестьян, еще совсем не старые люди, разочарованно глядели на виноторговца. Их голодные и грязные детишки, бегавшие по дому, поняли по лицам родителей, насколько важен отказ человека, который только что выплюнул их вино. Бог часто дарит нуждающихся смекалкой, и дети прекратили беготню и подошли к Катерине. Та обняла их, поджав губы. Кастелян и солдаты ждали снаружи.
Уго засопел. На него пронзительно глядели пять пар глаз, а на лице Катерины появилась нежность. Едва Уго снова взялся за плошку, как она вся просияла.
Было ли это пойло хуже, нежели купленное для Рожера Пуча, после того как Уго потратил на похороны матери деньги, выделенные на приобретение мальвазии? Он сделал глоток. Да, хуже. Или, по крайней мере, ему так казалось.
– На самом деле…
Уго сказал себе, что если он тогда сумел улучшить ту гадость для Рожера Пуча, то сможет и в этот раз.
– На самом деле все не так уж и плохо.
По щеке Катерины катилась слеза. Мать позвала своих детей, а отец семейства пожал виноторговцу руку.
Насколько отвратительным было вино, настолько высокой была цена. Ситуация повторилась и во многих иных домах, где Уго также поддавался мольбам и грустным взглядам. «Ты видел этих детей? – нажимала на него Катерина. – А ту старушку? А беременную мать?» В одном доме она взяла его за руку, в другом поцеловала, а в третьем горячо заплакала от благодарности. Уго платил тем больше, чем сильнее были страдания людей и умиление Катерины. Страдания и нищета. Он наполнял повозку не вином, а нищетою.
– Я так тебе благодарна, – сказала ему Катерина на обратном пути пару дней спустя.
– Если бы ты не заплакала в первом доме, я бы ничего там не купил.
– Врунишка, – заявила русская. – Без меня ты бы поступил точно так же.
– А вот и нет.
– Ха!
Они ехали долго – в одиночестве, под зимним солнцем, в тишине полей. Им не встретился ни погонщик мулов, ни караван, двигавшийся по
