ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ - Элизабет Джордж

— Чем могу помочь?

Вопрос исходил от женщины средних лет, которая сидела перед монитором и клавиатурой. В ушах у нее виднелись крошечные наушники — очевидно, она печатала с диктофона. Вся ее внешность говорила о высоком уровне профессионализма: темно-синий костюм, кремовая блузка, короткие, аккуратно подстриженные волосы с начинающей седеть прядью, уходящей от левого виска к затылку. У нее были самые черные брови из когда-либо виденных Нкатой и самый враждебный взгляд, который он когда-либо получал от белой женщины, хотя он привык, что белые женщины смотрят на него с подозрением.

Он предъявил женщине свое удостоверение и спросил, может ли он видеть адвоката. О встрече он не договаривался, сообщил он миссис Черные Брови, не дав ей задать этот вопрос, но тем не менее надеется, что миссис Льюис…

— Мисс Льюис, — поправила его секретарша ледяным голосом и сняла наушники.

…примет его, как только узнает, что предметом разговора будет Катя Вольф.

Он положил на стойку свою визитку и добавил:

— Можете передать ей вот это. Скажите, что мы с ней беседовали по телефону сегодня утром. Полагаю, она помнит об этом.

Миссис Брови демонстративно дождалась, чтобы Нката убрал пальцы от визитки, и только тогда прикоснулась к ней.

— Подождите здесь, пожалуйста, — сказала она и исчезла вместе с визиткой за дверью, ведущей во внутренние помещения.

Минуты через две она вернулась, вновь надела наушники на голову и, ни слова не говоря и даже не взглянув в сторону Нкаты, возобновила печатание. Такая грубость могла бы привести Нкату в негодование, но он давно уже, с ранних лет, научился видеть в поведении белых женщин только то, из чего оно, собственно, и состоит: глупость и дурные манеры.

Поэтому он углубился в изучение фотографий на стенах — старинных черно-белых портретов, напомнивших ему о временах, когда Британская империя простиралась по всему земному шару. Закончив с портретами, он взял со столика какой-то женский журнал и погрузился в чтение статьи об альтернативах гистерэктомии, написанной женщиной, которая, казалось, несла на себе всю тяжесть мира.

Нката не присаживался, читал стоя. В конце концов миссис Черные Брови не выдержала и многозначительно заявила:

— Вам придется подождать некоторое время, констебль, так как вы пришли не по записи.

— Такова природа убийства, понимаете? Нельзя сказать заранее, когда оно произойдет, — сказал Нката и прислонился плечом к обоям в бледную полоску. Для пущего эффекта он шлепнул по стене ладонью. — Симпатичные обои. Как называется такой рисунок?

Секретарша впилась глазами в участок стены, к которому он прикоснулся, словно выискивая жирные отметины. Она ничего не ответила, тем не менее Нката любезно кивнул ей, перегнул журнал, чтобы удобно было держать его в одной руке, и откинулся головой на стену.

— У нас есть диван, констебль, — процедила миссис Брови.

— Насиделся за день, — сообщил он ей доверительно и, не удержавшись, добавил: — Геморрой, знаете ли.

Это подействовало. Секретарша вскочила, снова скрылась во внутреннем офисе и быстро вернулась. На этот раз она вынесла поднос с остатками послеобеденного чая и объявила, что адвокат готова принять его.

Нката улыбнулся про себя. Ну разумеется, она готова.

Харриет Льюис, одетая в черное, как и прошлым вечером, встретила Нкату, стоя у своего стола. Вместо приветствия она произнесла:

— Мы уже имели возможность пообщаться, констебль Нката. Полагаю, мне следует позвать своего адвоката.

— Вы так считаете? — спросил Нката. — Женщина вроде вас — и боится остаться один на один с полицией?

— Женщина вроде меня, — передразнила она его, — совсем не дура. Я каждый день говорю своим клиентам, чтобы в присутствии полиции они держали рот на замке. Было бы глупо с моей стороны не следовать собственному совету.

— С вашей стороны было бы еще более глупее…

— Более глупо, — поправила она.

— Еще более глупее, — повторил Нката, — получить обвинение в препятствовании полицейскому расследованию.

— Вы ни в чем меня не обвинили. Вам даже зацепиться не за что.

— День еще не закончился.

— Не надо мне угрожать.

— Ну тогда вызывайте своего адвоката, — сказал ей Нката.

Оглядевшись, он увидел в глубине комнаты своеобразную зону отдыха — три кресла и кофейный столик, вразвалочку прошел туда и уселся.

— О-ох, как же славно вытянуть ноги после целого дня беготни! — И кивнул головой на телефонный аппарат: — Ну, давайте же. Звоните. Время у меня есть. Мамуля моя — отличная повариха, она не даст моему ужину остыть.

— Что у вас за дело ко мне, констебль? Мы уже разговаривали с вами. Мне нечего добавить к сказанному утром.

— У вас нет партнера, как я погляжу, — сказал Нката. — Или она прячется под столом?

— Не припоминаю, чтобы я говорила о том, будто у меня есть партнер. Вы сами сделали такое допущение.

— Основываясь на лжи Кати Вольф. Номер пятьдесят пять по Галвестон-роуд, мисс Льюис. Не хотите порассуждать на эту тему? Кстати, именно там живет ваш партнер, как мне сказали.

— Мои отношения с клиентами — закрытая информация.

— Ага. Значит, там живет ваш клиент?

— Этого я не говорила.

Нката наклонился вперед, оперся ладонями о колени.

— Тогда послушайте, что я вам скажу. — Он взглянул на свои наручные часы. — Семьдесят семь минут назад Катя Вольф потеряла свое алиби на то время, когда был совершен наезд на женщину в Западном Хэмпстеде. Улавливаете? Потеря алиби поднимает ее в верхнюю строчку нашего хит-парада. Мой опыт подсказывает, что люди не станут врать о том, где они находились в момент убийства, если только у них нет на это серьезных причин. В данном случае причиной может быть то, что она имеет отношение к убийству. Погибшая женщина…

— Я знаю, кто она, — отчеканила адвокат.

— Знаете? Отлично. Тогда вы, вероятно, знаете и то, что ваша клиентка точила на эту женщину зуб.

— Смехотворные инсинуации. Если уж на то пошло, то в реальности все обстоит как раз наоборот.

— То есть Катя Вольф хотела бы, чтобы Юджиния Дэвис осталась в живых? С чего бы это, миссис Льюис?

— Это закрытая информация.

— Чудненько. Тогда добавьте к вашей закрытой информации кое-что еще: прошлой ночью в Хаммерсмите был совершен второй наезд на пешехода. Примерно в полночь. Жертва — полицейский, который упрятал Катю за решетку. Он не погиб, но его жизнь сейчас висит на волоске. А уж кому, как не вам, знать, как копы относятся к подозреваемым, когда пострадал их коллега.

Эта новость пробила первую брешь в броне спокойствия Харриет Льюис. Она едва заметно шевельнулась, выпрямляя спину, и заявила:

— Катя Вольф не причастна ни к одному из этих происшествий.

— Вам платят за то, чтобы вы так говорили. И платят за то, чтобы вы сами в это верили. Ваш партнер сказал бы то же самое и верил бы в то же самое, если бы таковой у вас имелся.

— Хватит уже об этом. Мы с вами оба прекрасно знаем, что я не несу ответственности за сведения, которые вы получили от моего клиента в мое отсутствие.

— Верно. Но сейчас вы присутствуете. И раз уж нам стало ясно, что никакого партнера у вас нет, хотелось бы разобраться, почему мне было сказано обратное.

— Понятия не имею.

— Неужели? — Нката достал из кармана записную книжку и карандаш и постучал кончиком карандаша по кожаному переплету. — Вот как мне представляется это дело: вы адвокат Кати Вольф, но не только. Вы для нее и кое-что послаще, и именно это обстоятельство заставляет вас обеих так усердно путать

следы…

— Вы переходите все границы.

— И если об этом станет известно, мисс Льюис, вам не поздоровится. Ведь у вас, юристов, существуют разные этические кодексы, и адвокат, который завел шашни со своим клиентом, в эти кодексы никак не вписывается. Да что там, все станут думать, что вы набираете клиентов из тюремных пташек как раз за этим: чтобы заполучить их, когда они беззащитны, и без особого труда заманить их в постель.

— Какая наглость! — Харриет Льюис наконец обрела дар речи и вскочила из-за стола. Она пересекла кабинет, встала за одним из кресел, обступивших кофейный столик, и схватилась за его спинку. — Покиньте мой офис, констебль.

— Давайте-ка поиграем с этой мыслью, а? — предложил он самым спокойным тоном и откинулся в кресле. — Подумаем вслух вместе.

— Вы из тех, кто неспособен думать даже про себя.

Нката улыбнулся. Он заработал еще одно очко.

— Ну все равно, сделайте мне одолжение.

— Я не намерена продолжать этот разговор. Уходите, или я подам жалобу вашему начальству.

— На что собираетесь жаловаться? И что о вас будут говорить, когда станет известно, что вы не справились с одиноким копом, зашедшим поболтать об убийце? И не о простом убийце, мисс Льюис. О детоубийце, отсидевшей двадцатник.