Пламенный клинок - Крис Вудинг

— Все слышали? — воскликнул Эдген, подбегая к повозке. — Десять минут! — Он бросил на Орику колючий взгляд, будто его отчитали по ее вине.

Орика не сказала ему ничего, как и распорядителю празднеств. Когда-то она играла в знатнейших домах Харрии, перед самим королем, и там с ней обращались как с почетной гостьей. В Харрии сарды были слишком немногочисленны, чтобы ими гнушаться, — не то что здесь, где ее оскорбляли и осыпали насмешками. Но она молча проглотит все обиды и будет бороться за свою страну. Что бы кто ни говорил, она оссианка, и здесь ее родина.

— Принц Оттико! — с воодушевлением воскликнул Олин, поднимая барабан. — Мы будем играть для самого принца!

«Нет, — подумала Орика, выпрыгивая из повозки с лютней под мышкой. — Мы будем играть, чтобы мои друзья остались живы».

* * *

По парадной зале Хаммерхольта разносились сотни голосов, говоривших на десятках языков. Харод и Мара, явившиеся сюда несколько мгновений назад, стояли на самом краю моря человеческих лиц и разглядывали великолепное общество, собравшееся на праздник.

Под высокими каменными арками толпились представители множества стран, явившиеся со всех концов Пламении и из более отдаленных пределов, даже из Карагуа на крайнем западе. Здесь были чернокожие ксулане, чьи движения текучи, словно вода; краснокожие хеликане с засушливого юга, разукрашенные, с проколотыми носами и ушами; обитающие в пустынях боскане, в своих плотных капюшонах похожие на жуков; картаниане, богато разодетые, говорившие хриплыми голосами; рослые тарнийцы из горных лесов, лунийцы, постоянно затевающие споры; шанги, всегда молчаливые; невзрачные гальты; оссианские дворяне; надменные харрийцы; степенные кроданцы и многие, многие другие. Они явились, чтобы присутствовать при заключении исторического союза, который объединит две самые могущественные силы на континенте, а заодно поискать какую-нибудь выгоду для себя.

— Здесь найдутся те, кто меня узнает, — предупредил Харод. — Им известно о моем позоре.

Мара оглядела своего спутника. Он был одет в зеленый бархатный камзол, фиолетовые узкие штаны и мягкие замшевые башмаки; всем этим они разжились в Мелочном ряду. Одно его плечо покрывал короткий плащ, закрепленный серебряной брошью в виде сидящего драккена, эмблемы Харрии. До вчерашнего дня Мара почти не видела Харода без доспехов, но традиционный харрийский костюм сидел на нем хорошо.

— Они все равно с тобой не заговорят, если и узнают, — сказала она. Говорила она по-харрийски, как и он. — И не осмелятся возражать против твоего присутствия. Пойдем-ка разыщем нашу жертву.

Он взял Мару под руку, и они направились в толпу, где им сразу поднесли вина. Харод отказался, а Мара взяла бокал. То было картанианское белое, сухое, с древесным привкусом, очень изысканное. Она принялась смаковать вино и слушать оркестр из шестидесяти музыкантов, игравший в дальнем конце залы, смягчая шум голосов сладостной гармонией певучих струн. Может, у картанианцев лучшее вино — соперничать с ним могло только амберлинское, — зато лучшая музыка у кроданцев. Ничто не сравнится с математической стройностью, которая отличает сочинения кроданских композиторов.

Ее ухо уловило звонкий, пронзительный смех, и в толпу влетели двое светловолосых кроданских ребятишек, брат и сестра, которые гонялись друг за другом, вызывая недовольные взгляды и снисходительные ухмылки. Промчавшись мимо, они скрылись.

При виде резвящихся детей на губах у Мары появилась улыбка — но сразу исчезла, едва безмятежные образы уступили место холодной действительности. Дети, о которых она тосковала, были чужими, как и мужчина, с которым она могла бы их завести. Она сама сделала выбор. В детях она видела конец жизни, а не начало. Она считала, что стать женой и матерью значило покориться кроданским порядкам, поступиться независимостью. А дальше — медленно сползать в домашние заботы, променять незаурядное на обыденное.

Неужели такова ее судьба? Тогда, в молодости, она была более пылкой и уверенной в себе. Поэтому отказала Данрику, и он нашел себе другую. До конца дней она обречена сомневаться, избежала ли жалкой участи или совершила роковую ошибку, но в мгновения, подобные нынешнему, Мара понимала, от чего отказалась.

Ее поразила ужасная мысль. Она представила себе яркую вспышку, грохот, подобный громовому раскату, огонь, врывающийся в двери. Детские крики; кругом раненые, обгорелые, мертвые. Маленькие дети, вроде тех, кого она раньше учила. Когда Гаррик излагал ей свой план, она знала, что в Хаммерхольте будут дети, но поначалу, не видя их лиц, не слыша их смеха, легко было сбросить их со счетов и записать в необходимые жертвы.

«Успокойся, — сказала она себе. — Теперь план Гаррика не претворится в жизнь. Никто не погибнет».

Она не сочла необходимым рассказывать Арену и остальным о замысле Гаррика разрушить Хаммерхольт при помощи бочек с эларитовым маслом. Пусть они и дальше пребывают в уверенности, будто он собирался просто выкрасть Пламенный Клинок. Арен впечатлил Мару умом и характером, но он оставался идеалистом, неготовым увидеть истинное лицо Гаррика. Если Гаррика удастся освободить, тот сможет снова их возглавить, а правда о нем лишь повредит делу.

Она не знала, где теперь бочки со страшным содержимым, доставлены они или нет, но это почти не имело значения. У них появился новый план, который пока что оставался между Марой и Ареном.

— Железная Длань, — пробормотал Харод, взглянув на державшихся в стороне двух мужчин в черных мундирах: один был приземистый и лысеющий, в очках, похожий на лягушку; другой — статный и светловолосый, настоящий кроданец.

— Глядят в оба, — сказала Мара. — Наверное, что-то подозревают.

— Гаррик ничего не сказал, иначе нас схватили бы уже у ворот.

— Пожалуй, ты прав. Так или иначе, меры безопасности оказались не столь строгими, как мы ожидали. Возможно, кроданцы решили, что угроза миновала, когда Гаррик угодил в оковы. — Она взглянула на охранителей, пристально оглядывающих залу. — Но эти двое, похоже, иного мнения.

Мара посматривала на них, пока они не удалились, причем тот, что повыше, прихрамывал при ходьбе. Ее тревожило их присутствие. Оно напоминало о пытках и смерти, которые ожидали их в случае неудачи.

— Вот он, — сказал Харод. — Хранитель ключей.

Узнать нужного человека по описанию оказалось нетрудно. Хранитель ключей был крупным, широкоплечим и толстобрюхим; лицо рыхлое, с двойным подбородком. На камзоле были вышиты скрещенные ключи, с шеи свисал золотой медальон на тяжелой цепи.

— Мы должны представиться, — решила Мара.

Но тут оркестр затих и прозвенел колокольчик, призывая к вниманию. Разговоры прервались, и все обратили взгляды на слугу с колокольчиком.

— Почтенные гости! — провозгласил он. — Имею удовольствие объявить, что в Западной галерее, Синей комнате и Каминном зале начинается исполнение оссианской народной музыки. Извольте свериться со своими приглашениями и проследовать в назначенное место; в ином случае