Дело совести - Джеймс Блиш

По пути на север из Монте Альбано отец Доменико гораздо чаще встречался со страданиями и откровенной демонической злобой, чем на улицах этого безобразно прекрасного города; однако здесь также было трудно и даже, может быть, опасно совершать богослужение, а тем более проповедовать надежду. Венецианцы проявляли по отношению к Церкви лишь формальную лояльность, по крайней мере, после заключения их второго договора с мусульманами в середине XV столетия. Высшей добродетелью у них считалась честность в деловых отношениях, и, поскольку в то же время для уха венецианца не было слаще музыки, чем возмущенный крик ближнего, который обнаружил, что его надули, они толком не знали, о чем надо говорить на исповеди. Многие из них — пожалуй, даже большинство — по-видимому, рассматривали происходившее крушение человеческой цивилизации как заговор с целью переманить их туристов в какой-нибудь другой город, — может быть, Стамбул, который они все еще называли Константинополем.

Очевидно, они уже ни на что не надеялись. И, конечно, не только они. Во время своего путешествия отец Доменико всюду видел ужас и страдания, обезумевшие люди понимали только одно: все, чему учила Церковь в течение почти двух тысяч лет, оказалось обманом. Мог ли он сказать им, зная реальную ситуацию, что их бедствия не столь велики, как он предполагал? Мог ли он поведать им о тех еле заметных, но чудесным образом умножающихся признаках отступления демонической силы, если сам с трудом верил в них, тщетно пытаясь отделить надежду от иллюзии?

И все же надежда не умерла. Одним ненастным днем, когда отец Доменико пытался проповедовать угрюмой компании молодых головорезов перед небольшой церквушкой Санта Мариа де Мираколи, его аудитория внезапно пришла в возбуждение после нескольких отдаленных свистков. Такие свистки, как хорошо знал отец Доменико, до недавнего времени служили условным сигналом юных волков Венеции, означавшим появление английской учительницы или группы шведских девушек. Такой добычи теперь не было, тем не менее за несколько секунд сквер опустел.

Изумленный и, конечно, встревоженный отец Доменико последовал за ними и вскоре обнаружил, что улицы, как в былое время, заполнены народом, на сей раз устремившимся к площади Св. Марка. Кто-то пустил слух, будто над палаццо Дукале появилась струйка белого дыма. Это казалось маловероятным, поскольку во дворце во избежание очередного пожара давно уже разобрали все камины и негде было сжечь избирательные бюллетени: тем не менее, слух об избрании нового Папы, подобно пламени, охватил весь город. К тому времени, когда отец Доменико достиг большой площади перед базиликой (поскольку, в конце концов, и он отправился посмотреть нового Папу), там едва оставалось место даже для голубя.

Великое событие, если оно действительно случилось, могло быть возвещено лишь в венецианском стиле: с вершины колоссальной лестницы Антонио Раццо, поскольку галерея с арками на первом этаже не имела балкона, где мог бы появиться Папа. Отец Доменико стал протискиваться во внутренний двор поближе к лестнице, говоря сначала: «prego, prego»[113], потом: «scusate»[114], — не достигнув особого эффекта, — и, наконец, принялся энергично работать локтями и коленями.

Над тревожно гудевшей толпой внезапно загудели трубы — и в ту же минуту отца Доменико прижали к парапету фонтана, давно лишившегося монет, бросаемых туристами. К счастью, место оказалось совсем неплохим: отсюда отец Доменико вполне мог обозревать лестницу и площадку между двумя огромными статуями, Марса и Нептуна. Большие двери уже раскрылись, и кардиналы в своих красных лентах выстроились по обе стороны портика, между ними и немного впереди стояли два пажа, и один из них держал красную подушку, на которой покоилось нечто высокое и сверкающее.

К звуку фанфар добавился мощный набат: Ла Троттьера, колокол, некогда призвавший членов Великого Совета седлать коней и скакать по деревянным мостам ко дворцу; величавое созвучье труб и колокола заставило умолкнуть толпу. Однако отличия от римского обычая бросались в глаза, и некоторые из них казались очень странными. Что там лежало на подушке? Явно не тиара, может быть, золотая Корона дожей?

Музыка с колокольным звоном прекратилась. В наступившей тишине, нарушаемой лишь курлыканьем голубей, один из кардиналов объявил на латыни:

— У нас есть Папа, Sumnus Antistitum Antistes[115]! И по его воле он назван Ювенембер LXIX!

Паж выступил вперед и прокричал на местном наречии:

— Вот ваш Папа; и мы уверены, что он вам понравится.

Из темноты дверного проема на ярко освещенную площадку между статуями вышел, склонив голову для принятия золотой короны, особый гость Великого Инквизитора — благообразного вида старичок с белым, как молоко, лицом, державший на руке ястреба. Отец Доменико сразу узнал его, потому что это был вызванный Тероном Уэром из Преисподней в день Черной Пасхи демон Агарес.

Толпа взревела, и вновь зазвучали трубы и колокол Ла Проттьера, к которому теперь присоединились все колокола города, а также многочисленные барабаны и пушечные залпы. Задыхаясь от ужаса, отец Доменико бросился прочь.

Празднества продолжались всю неделю и включали критские танцы с быками и ночные фейерверки. Тем временем отец Доменико молился. Смысл происшедшего не вызывал у него сомнений. Явился Антихрист, хотя и с опозданием, а, следовательно, Бог еще не умер. Отец Доменико не мог больше ничего сделать в Италии; ему следовало теперь отправиться в Дис, в саму пасть Преисподней и, бросив вызов Сатане, потребовать у него признания существования Господа. Если потребуется — как ни страшила такая мысль отца Доменико — ему придется подвергнуться искушению и быть избранным, уже не земной коллегией, наместником Христа, чьей задачей будет сокрушение сего Ада Земного.

Но как туда добраться? Вокруг лишь вода и никаких надежных транспортных средств. Может быть, воспользоваться белой магией? Однако отец Доменико не мог вспомнить ни одного подходящего ритуала, во всяком случае, для этого нужно было возвращаться в Монте Альбано; к тому же он догадывался, что никакая магия тут не поможет.

В столь затруднительной ситуации он стал припоминать кое-какие старинные легенды о святых. Некоторые из них будто бы в духовном порыве поднимались в воздух и переносились на большие расстояния. Конечно, он не был святым, но, если ему, действительно, предстояло исполнить столь великую миссию, пожалуй, он мог рассчитывать на подобную помощь свыше. Отец Доменико постарался отбросить мысли как о самых возвышенных чудесах, так и о судьбе Симона Волхва[116] — пройти по такому лезвию бритвы оказалось почти невозможным даже для опытного монаха.

Тем не менее, расправив плечи, отец Доменико решительно шагнул к воде.

Даже после явной неудачи авиации во Вьетнаме генерал Мак-Найт продолжал верить в ее превосходство над другими видами вооружений. Однако он не был столь наивен, чтобы отказаться от наземных сил, прекрасно зная элементарное правило, гласившее, что позиции противника необходимо не только опустошать, но и занять, иначе окончательная победа невозможна. Накануне того дня — или, скорее, ночи, — когда планировалось начать операцию, три бронированных дивизиона пересекли Панамиптскую горную цепь, и два других рассредоточились среди гор Прэйнвайн, Фьюнерал и Бэлк, которые, кроме того, покрылись ракетными установками. Разумеется, Мак-Найт предпочел бы командовать гораздо более многочисленными силами, но большего страна уже не могла дать.

Согласно плану, операция состояла из трех частей. Помня о том, что первая пробная бомба заставила тысячи солдат противника буквально взлететь на воздух, причем на весьма подозрительное в тактическом отношении время, он решил начать с серийной бомбардировки Диса, используя при этом максимальное количество ядерного оружия, которое не создавало бы угрозу радиационного поражения его собственным людям. Конечно, такой удар не мог принести вреда городу или демонам — в чем генерал по-прежнему сильно сомневался, — но основной задачей на этой фазе являлась дезорганизация противника и подавление способности к трансформации.

Во второй фазе предполагалось воспользоваться очевидным, с точки зрения Мак-Найта, просчетом демонов: с удивительным пренебрежением к законам стратегии они построили свою крепость в самой низкой точке долины, расположенной на сто восемьдесят футов ниже уровня моря. Сразу же после ядерной бомбардировки в ход пойдет обычное оружие: артиллерия, ракеты, авиация. В том числе и фосфорные бомбы, которые, возможно, так же окажутся безвредными для демонов, но зато создадут мощную дымовую завесу и, вероятно, лишат противника видимости. Наступающие же войска смогут ориентироваться с помощью радара и, кроме того, постоянно будут видеть основную цель с помощью инфракрасных телескопов и прицелов, поскольку даже в нормальных условиях она состояла из раскаленного докрасна железа. Под прикрытием этой бомбардировки, согласно плану Мак-Найта, в бой затем вступали бронированные машины, оснащенные лазерными установками. По теории генерала, которая не поддерживалась его гражданскими советниками и не подтверждалась данными компьютера, термоядерный взрыв не мог уничтожить железные стены, потому что его тепловая энергия была слишком рассеянной. Но четыре, пять или дюжина лазерных лучей, сконцентрированных в одной точке, пронзят крепость демонов, как рапира кусок сыра. Этот основной удар следовало нанести по воротам. Конечно, демоны защищали их лучше, чем остальные участки стены, но основное количество защитников будут еще беспорядочно метаться в дыму, и вообще, когда стараешься пробить стену, здравый смысл подсказывает, что надо начинать оттуда, где она уже имеет отверстие.