Сотканный мир - Клайв Баркер

Но Шедуэлл только смотрел, как ангел одним ударом очищает четвертую стену, а затем переходит к потолку.

— Ты будешь следующим, — пообещала Иммаколата.

Шедуэлл привалился к стене, оголившейся после того, как останки упали на пол.

— Нет, — пробормотал он.

Все кости осыпались со стен и потолка. Прах стал медленно оседать. Уриэль повернулся к Шедуэллу.

— Что ты шепчешь за моей спиной? — спросил он беззаботно.

Шедуэлл покосился на дверь. Далеко ли он уйдет, если сейчас сбежит? На ярд-другой, не дальше. Бежать невозможно. Он знает, он слышал.

— Где она? — спросил Уриэль. Разгромленная комната притихла от стены до стены. — Пусть покажется.

— Она использовала меня, — начал Шедуэлл. — Она будет лгать тебе. Скажет, что мне нравилось волшебство. Но мне не нравилось. Ты должен верить мне. Мне не нравилось!

Бесчисленные глаза ангела впились в него, и от этого взгляда он умолк.

— Ты ничего не скроешь от меня, — произнес Уриэль. — Я знаю все твои желания, всю их банальность. Тебе нечего меня бояться.

— Правда?

— Правда. Меня забавляет твоя тленность, Шедуэлл. Забавляет твое тщеславие, твои презренные желания. Но эту женщину, чью магию я чую здесь, — ее я хочу убить. Вели ей показаться, и покончим с этим делом.

— Она уже мертва.

— Тогда почему она прячется?

— Я не прячусь, — прозвучал голос Иммаколаты.

Кости с пола поднялись приливной волной, когда над ними восстал призрак. И не просто над ними, но и из них. Посрамляя Уриэля, она своей волей создала себе новое обличье из обломков. Появились не только ее очертания: она была, как видел Шедуэлл, не одна, здесь присутствовали все три сестры, точнее, проекция их общего духа.

— С чего бы мне прятаться от тебя? — спросило изваяние. Костяные крошки пребывали в постоянном вращении, пока Иммаколата говорила. — Ну что, теперь ты доволен?

— Что значит «доволен»? — хотел знать Уриэль.

— Не трудись избавляться от собственного невежества, — сказал фантом. — Ты сам знаешь, что ты чужой в этом мире.

— Я уже приходил сюда раньше.

— И ушел. Уйди еще раз.

— Когда покончу с делом, — ответил Уриэль. — Когда все творцы чар будут истреблены. Это мой долг.

— Долг? — повторила Иммаколата, и все ее кости засмеялись.

— Чем это я тебя развеселил? — спросил Уриэль.

— Ты сам себя обманываешь. Думаешь, будто ты сам по себе…

— Я и есть сам по себе.

— Нет. Ты просто забыл себя и то, что о тебе забыли.

— Я Уриэль. Я страж ворот.

— Ты не один такой. Никто и ничто не может быть само по себе. Ты часть чего-то большего.

— Я Уриэль. Я страж ворот.

— Там уже нечего сторожить, — сказала Иммаколата. — Кроме твоего долга.

— Я Уриэль. Я…

— Посмотри на себя. Если посмеешь. Выброси шкуру этого человечка, которую ты на себя напялил, и посмотри на себя.

Уриэль не сказал, а выкрикнул свой ответ:

— НИ ЗА ЧТО!

И с этими словами он выплеснул всю свою ярость на костяное тело. Статуя распалась, когда пламя коснулось ее, горящие осколки разлетелись в стороны. Шедуэлл закрыл лицо, а пламя Уриэля металось по всей комнате, уничтожая последние следы пребывания инкантатрикс. Он долго еще не мог успокоиться, проверяя каждый угол усыпальницы, пока последний оскорбивший его обломок не был испепелен.

И только тогда пришло внезапное умиротворение, о котором так мечтал Шедуэлл. Ангел усадил искореженное тело Хобарта на кучу костей и его почерневшими руками поднял череп.

— А разве мир не станет лучше, — произнес ангел, взвешивая каждое слово, — если очистить его от всех живых существ?

Предложение было высказано так осторожно, а тон настолько хорошо копировал интонации Шедуэлла, когда тот изображал рассудительного человека, что до Коммивояжера не сразу дошел смысл слов Уриэля.

— А? — спросил ангел. — Разве я не прав?

И посмотрел на Шедуэлла. Хотя черты его лица по-прежнему принадлежали Хобарту, в них не осталось ничего человеческого. Сияние Уриэля вырывалось из каждой поры.

— Я задал вопрос, — настаивал он. — Разве это не будет прекрасно?

Шедуэлл пробормотал, что будет.

— Значит, нам надо разжечь огонь, — продолжал ангел, поднимаясь с костяной кучи.

Он подошел к двери и выглянул в коридор, где все еще горели гробы.

— О, — произнес он с восторгом, — какой огонь!

И, не желая откладывать осуществление мечты ни на минуту, пошел по коридору обратно в спящее Королевство.

III

Остров тайн

Поезд пришел в Бирмингем с опозданием на час. Когда он наконец прибыл, по-прежнему валил снег и поймать такси не было ни малейшей возможности. Кэл спросил, как добраться до Харборна, а затем полчаса мерз в очереди, чтобы сесть в автобус, который еле-еле тащился от остановки до остановки, подбирая озябших пассажиров, пока не был забит битком. Ехали медленно. Центр города был запружен машинами, двигавшимися с черепашьей скоростью. По выезде из центра прибавлять скорость было опасно — мгла и снег сводили видимость почти к нулю, — и водитель так и не отважился ехать быстрее десяти миль в час. Все сидели, внешне бодрые, избегая смотреть соседям в глаза из страха, что кто-нибудь заведет разговор. У женщины рядом с Кэлом был на руках маленький терьер в попонке из шотландской ткани, выглядевший как воплощенное страдание. Кэл несколько раз ловил на себе его тоскливый взгляд и каждый раз отвечал утешительной улыбкой.

Он поел в поезде, но головокружение не проходило, а только усиливалось из-за мрачных видов, мелькавших за окном. Однако ветер привел его в чувство, когда он выгрузился из автобуса на Харборн-хилл. Женщина с терьером в шотландке рассказала ему, как добраться до Ватерлоо-роуд, и заверила, что это в трех минутах ходьбы. На самом деле Кэл искал нужное место почти полчаса, и за это время холод успел заползти под одежду и пробрать до костей.

У Глюка оказался большой дом с двойным фронтоном, перед которым росла большая араукария, поднимавшаяся до самой крыши. Приплясывая от холода, Кэл позвонил в дверь. Из дома не доносилось ни звука, поэтому он громко постучал, потом еще громче. В прихожей загорелся свет, и спустя целую вечность дверь открылась. За ней стоял Глюк с остатками изжеванной сигары в руке. Он улыбался и приглашал гостя скорее заходить в дом, пока он не отморозил себе все на свете. Того не нужно было упрашивать. Глюк закрыл за ним дверь, набросил на нее снизу кусок ковра, чтобы защититься от сквозняка, и повел Кэла через прихожую. Там было тесно: проход загораживали картонные коробки, громоздившиеся башнями в человеческий рост.