Сказание о страннике - Дэвид Билсборо

В самые тяжёлые минуты он убеждал себя, что люди наказывают его, завидуя свободе. Но в глубине души всегда знал, что мир жесток и безжалостен, отчего и людям приходится быть такими же. И он сам не исключение.

Однажды ему станет совсем худо; тогда, чтобы выжить, придётся собрать последние крохи сил.

— Почему я не могу остановиться? — сорвалось с губ чужеземца, и он только теперь осознал, что всё это время говорил вслух.

А ведь ему даже не нравилось путешествовать. Уже через год странствий Болдх обнаружил, что любое новое место вскоре перестаёт отличаться от прочих. Стоит хоть раз увидеть горы или пустыни, и можешь считать, что видел их все. Манящая романтика дороги, которую он остро чувствовал ещё мальчиком, живя с матерью в далёком Моэль-Брине, давно испарилась. А столь желанная свобода стала казаться худшей клеткой, чем домик, где так скучно было расти.

По крайней мере тогда он хотя бы мог мечтать...

Болдх повернулся на бок, и его взгляд упал на платяной мешочек, в котором он привык хранить амулеты и различные безделушки. Достиг ли он чего-нибудь за время путешествий? Сине-красный мешочек содержал нажитое за годы странствий имущество.

Дешевые побрякушки, которые привлекли внимание где-то на базаре. Приглянувшиеся блестящие и необычные вещицы. Там не было ничего, что свидетельствовало бы о великих приключениях.

Болдх вздохнул. Много раз ему хотелось всё бросить, осесть и начать нормальную жизнь. Но за годы странствий он так и не нашёл того «волшебного» места, которое заставило бы его отказаться от бесконечной дороги, что неизменно выходит из любого города и манит вдаль. Болдх ненавидел дорогу — и не мог с неё сойти.

«Ни одно место, — размышлял странник, — и ни одна...»

Он оборвал предложение, но не смог так же легко оборвать мысль: ни одно место и ни одна женщина. Да, именно.

Болдх знал, что уникален; такой уверенности в себе и независимости нет ни у кого. Однако из-за этой уникальности он утратил многие человечные черты. Он утратил способность любить. Когда это случилось, Болдх не помнил; возможно, в юности. Он был лишён тепла привязанности в столь раннюю пору созревания чувств, что семена любви попросту иссохли.

Порой Болдх убеждал себя, что его путь странника не позволяет найти ту самую, которая может принести успокоение, но это было не так. Подтянув дорожный мешок, Болдх вытащил маленькое зеркало — стекло закрывало тщательно отполированную серебряную пластину. В его совершенную поверхность он стал рассматривать свою отнюдь не совершенную внешность. Болдх никогда не был красавцем.

В первые годы путешествий случались времена, когда он заводил друзей. Путешествуя через огромные пространства голых степей или пустынь, ему доводилось присоединяться к другим людям, обычно торговцам или погонщикам с охраной, которые не меньше года двигались по сухопутным торговым путям, ведя за собой сотни верблюдов, лошадей и бизонов. Поначалу он старался быть замкнутым, ведь он — Болдх-странник и знает о путешествиях поболе их. Но в дороге происходят такие события, когда всем надо быть заодно; можно называть это если не дружбой, то взаимовыручкой. В итоге Болдх на некоторое время сбрасывал оковы одиночества и мог вновь ощутить восторг открытий, наслаждаться солнцем и ветром, разделяя с другими радость при виде оранжевого солнца, садящегося за неизведанный и волшебный горизонт.

И хотя странник никогда бы не признался, то были лучшие дни. Остальное время он, подобно привидению, бродил меж людей, не в силах присоединиться к ним. Как случайный гость на свадьбе, Болдх мог лишь смотреть и слушать, зная, что к нему происходящее отношения не имеет.

— Великое пожирающее душу Одиночество, — произнёс он вслух.

Неожиданный стук в дверь вырвал странника из размышлений. Раздражённый, Болдх встал, быстро подошёл к двери и рывком распахнул её.

— А, ты... Что надо?

Финвольд был захвачен врасплох непривычным акцентом странника и его резкостью.

— Не могли бы мы поговорить? Недолго?

Болдх вздохнул.

— Мы уже говорим. — Ему хотелось и дальше оставаться одному, чтобы разобраться в своих мыслях. В компании он сейчас нуждался меньше всего.

— Мне необходимо с тобой поговорить, — настаивал нежеланный гость.

Болдх открыл дверь пошире, приглашая жреца войти.

— Ну, что ты мне хочешь сказать?

Финвольд понял, что разговаривать нужно без околичностей, поэтому поспешил начать:

— Я знаю, что существует множество мнений относительно способов уничтожения рогра, и не собираюсь вновь их обсуждать.

— Хорошо, — перебил жреца Болдх, вновь растягиваясь на кровати. — Вот и не надо.

Финвольд продолжил:

— Все мы знаем, в чём проблема, но Эппа полностью положился в её решении на тебя.

Жрец замолчал, ожидая ответа странника. Тот по-прежнему молча смотрел в потолок.

— Я его уже несколько раз спрашивал, — вновь заговорил Финвольд, ёрзая на жёстком стуле, — каким образом уничтожение связано с тобой, и почему он так в тебя верит. Ты знаешь, что тебе надлежит делать?

— Нет. А разве должен? Зачем? — только и ответил странник, повернувшись к жрецу.

Финвольд был по меньшей мере удивлён и очень сильно раздражён явным равнодушием чужеземца.

— Да. Честно говоря, я считаю, что ты должен знать.

— Ты знаешь, — ответил Болдх. — Ты так сказал на совете. Тогда в чём проблема? Уже начал сомневаться?

— Я знаю, верно. Но меня очень беспокоит Эппа. Его разум не столь ясен, как прежде, а идеи с каждым годом становятся всё причудливей.

— Сколько ему лет?

— Говорят, семьдесят.

— Серьёзно? Он выглядит старше.

— Согласен. Нибулус прав — он слишком стар для серьезного путешествия. Особенно на Дальний Север. Он держит двадцать две овцы, да ещё души не чает в корове. Ему следует заботиться о своём стаде... Я беспокоюсь за него, понимаешь?

— Мне кажется, он хочет пойти, — вежливо ответил Болдх.

— Но зачем? — продолжал настаивать Финвольд. — Просто смешно! Говорю тебе, он впадает в старческое слабоумие и... Когда мы начнём пробираться через опаснейшие места, Эппа станет для нас камнем на шее. И всё из-за сумасшедшей идеи, будто только он один сможет подсказать тебе, как убить Дроглира... Послушай, я не пытаюсь преуменьшить его заслуги. Он желает добра, но каждому попятно, что рвения и приверженности истине недостаточно для такого тяжёлого похода.

— А разве не это проповедует ваш культ?

— Очевидно, ты не понимаешь...

— Думаю, это ты не понимаешь. Твой собрат Эппа уверен, что он должен пойти, что без него, как и без меня, весь поход не имеет смысла. Отговорить его невозможно.

Финвольд поднялся и стал расхаживать по комнате. Выглянул в окно, затем вновь повернулся к Болдху.

— Как ты познакомился с Эппой? — спросил он.

«Лучше бы ты заткнулся», — подумал странник. Необычность знакомства со старым жрецом до сих пор тревожила его.

Несколько дней назад Болдх въехал в город с юго-востока. Была тёмная и ветреная ночь, предвещавшая бурю, да и сам странник пребывал в мрачном расположении духа. Взобравшись на вершину холма, он увидел тёплые огни Нордвоза, и в нем вновь проснулось презрение к горожанам. Болдх пустил лошадь лёгким галопом — так плащ развевался на ветру, и в то же время странник приближался размеренно, что должно было выглядеть достаточно грозно. Несмотря на погоду, на рынке, который он проезжал, было много гуляк, по они не обратили на его манёвры никакого внимания.

Оставив лошадь в конюшне, Болдх отправился в ближайший трактир. Его намерение сойти за облачённого в плащ с капюшоном чужеземца, раскуривающего трубку в тёмном углу, оказалось тщетным — все тёмные углы уже были заняты другими загадочными чужеземцами. Поэтому ему пришлось довольствоваться ярко освещенным столом в центре трактира и компанией крестьян, привёзших хмель из Оттры, которых его общество не раздражало.

Тут и возник Эппа, словно ждал его появления. Увидев Болдха, он подошёл сразу к нему, как к старому знакомому, и сел за стол. Так всё началось.

Болдх отвернулся от Финвольда и ответил:

— Я въехал в город несколько дней назад, а Эппа заговорил со мной в том трактире, что на улице Водокачки.

— Ты говоришь про трактир «Погоня»? — Финвольд явно удивился. — Обычно Эппа не ходит в такие места.

— Спроси его сам, если не веришь.

— Нет, я тебе верю... — Жрец по-прежнему хмурился. — И что случилось потом?

— Он купил мне пинту пива и спросил, не могу ли я ему помочь?

— Вы раньше встречались?

— Никогда прежде его не видел. Говорю же, я впервые в этом городе.

— Что именно он сказал тебе?

— Что-то о видении, в котором его бог поведал, будто бы, если я не пойду с ним к острову Мелхас, всему миру придёт конец.

— И всё? — удивился Финвольд. — О чем ты тогда подумал?