На испытаниях - Ирина Грекова

- Разрешите, товарищи, предложить первый тост. Мы здесь собрались по приглашению нашего друга и именинника Алексея Федоровича Тысячного. Кто такой Алексей Федорович? Вы думаете, он скромный деятель военной науки, начальник ЧВБ - и только? Ошибаетесь! Перед нами - крупный художник, основатель нового направления в живописи. Может быть, мы еще увидим его полотна в Третьяковской галерее. Ура, товарищи!

- Ура! - закричали гости.

Тысячный со стаканом в руках двинулся в обход стола. Толстые слезы стояли в его глазах, стакан дрожал и плескался. Майор Красников размышлял вслух:

- А что? Может быть, он и правда художник, а мы его не понимаем из-за пробелов общего развития.

Генерал Сиверс обнял Тысячного и троекратно, по-русски, облобызал. Тут общий восторг дошел до предела. Хозяйка заплакала и убежала.

Почествовав Тысячного, гости уселись и истово начали пить и закусывать. Гвоздем стола был соленый арбуз, которым особенно хвастались местные жители: "У вас в Москве, в Ленинграде такого нет!" Скворцов попробовал арбуз был ужасен.

- Ну и гадость, - шепнул он Лиде Ромнич. - Как бы это его потихоньку под стол?

Лида сидела слева от него и добросовестно пыталась совладать с арбузом. Она ответила:

- Мне тоже не нравится, но, наверно, что-то в нем есть, раз люди так хвалят. Я, например, не люблю Шекспира, но не ругаю, потому что его все хвалят, это я чего-то не поняла.

- Я тоже не люблю Шекспира, - сказал Скворцов. Впрочем, он с такой же готовностью согласился бы и любить Шекспира, если бы понадобилось любить.

Справа от него сидела Сонечка Красникова, тоже касаясь его плечом. Она жеманилась и время от времени бросала на него не совсем дружелюбные взгляды. Он ее не видел почти два месяца. Как она изменилась! Не то что пополнела, а как-то огрубела, обозначилась... А главное, до чего же показалась она ему скучной! Он сидел плечом к плечу с обеими соседками, но левому плечу было весело, а правому - скучно.

- Какие все-таки мужчины непостоянные, ужас! - сквозь зубы сказала Сонечка. Она деликатно трогала вилкой холодец, оттопырив мизинец и всем своим видом показывая, что еда - не ее стихия, что, может быть, она и не ест вообще.

- Да, мы известные негодяи, - отвечал Скворцов. - С нами только свяжись.

Слева от него Лида Ромнич усердно резала тупым ножом кусок поросенка, с восхищением глядя на розовую поджаренную корочку. Отрезала, улыбнулась, съела.

- Вкусно? - спросил он, тоже улыбаясь.

- Очень.

Справа его незаметно ущипнули, и он повернулся туда. Сонечка опустила глаза и тихонько сказала:

- Вы думаете, никто не видит, с кем вы теперь ходите, на кого смотрите? Берегитесь, общественности все известно.

- А пусть известно. Я общественности не боюсь. Я сам общественность. Хотите, громко буду говорить? Я все могу.

- Пожалуйста, не кричите, на нас смотрят.

- Пускай смотрят. Я - за гласность.

На другом конце стола шла громкая беседа, несколько, впрочем, односторонняя. Говорил один генерал Сиверс. Он сидел на почетном, председательском месте и подробно рассказывал соседям историю русской военной формы. В его рассказе переливались всеми цветами радуги ментики и доломаны, кивера и чикчиры. Офицеры слушали с любопытством. Должно быть, каждый из них в воображении прикидывал на себя какой-нибудь этакий ментик и лихо закручивал черный ус.

Когда тема была исчерпана, разговор пошел о науке. Завел его майор Красников. Узнав, что на вечере будет генерал Сиверс, он долго готовился к научному разговору, и теперь его час настал. Пусть все слышат, какой он, Красников, умный.

- Товарищ генерал! Разрешите обратиться по научному вопросу.

- Пожалуйста, - отвечал Сиверс, ловко орудуя ножом и вилкой. - Науки юношей питают.

- Товарищ генерал, я прорабатывал вашу статью насчет аэродинамических коэффициентов. Глубокая статья. Кажется, вы за этот труд получили Сталинскую премию?

- Было дело, было дело.

- В этой статье вами упомянуто про специальный метод профессора Павловича...

- Так точно, упомянуто, а что?

- Глубокий метод. А вы с профессором Павловичем лично знакомы?

- Еще бы, закадычный друг.

- Я, товарищ генерал, осенью еду в Ленинград, так не могу ли я через вас встретиться с профессором Павловичем?

Генерал Сиверс отложил нож и вилку:

- Эва, куда хватили, батенька! Ведь профессор Павлович в тюряге.

- Где?

- В тюряге, - отчетливо повторил Сиверс. - Или, как теперь предпочитают выражаться, в заключении.

Красников покраснел. Ну и вляпался! Главное, кто его за язык тянул?

- Товарищ генерал... извиняюсь... не знал.

- А чего извиняться? Как говорят, от сумы да от тюрьмы...

Тут генерал Сиверс раскрыл рот и крайне немузыкально пропел:

Ах, ах, да охти мне,

Мои товарищи в тюрьме!

Не дождуся того дня,

Когда туда возьмут меня!

Испуганные гости, стараясь не замечать неприличия, спешно заговорили кто о чем. Генерал Сиверс взялся опять за нож и вилку.

- Должен заметить, что поросенок отменно хорош.

- Кушайте на здоровьечко, - сказала хозяйка. Она стояла у притолоки и глядела на всех растроганными теплыми глазами. Когда еще такое увидишь: столько гостей, умные разговоры и генерал. Какой человек: поросенка похвалил! Три месяца молоком поила, а вчера заколола, сын Витюшка слезами кричал, жалел поросенка. А ей не жаль: пусть кушает генерал, поправляется.

Было уже много съедено, много выпито, и вечер перешел в то состояние самодвижения, которое может продолжаться сколь угодно долго. Кое-кто остался за столом, другие разбрелись. Сильно выпившие освежались в сенях; кто-то заснул в летней боковушке. Голову поросенка украсили окурками. Завели проигрыватель, начались танцы. Скворцов проскользнул мимо Сонечки и подошел пригласить Лиду Ромнич, но она отказалась:

- Мне с Теткиным надо поговорить по важному делу. Сначала - с ним, потом - с вами. Хорошо?

- Хорошо, прекрасно! - сказал Скворцов и пошел куда-то присутствовать. Он всегда и везде присутствовал очень активно, и всегда выходило, что он всем необходим. Вот и сейчас вышло, что без него как без рук: двое перепились, надо было их транспортировать, он сразу взял все в свои руки и организовал.

А Теткин танцевал с Лидой Ромнич. Между ними шел важный разговор.

- Ну вот, Теткин, я и пригласила вас танцевать.

- Лидочка, я в восторге. Лидочка, я так вас люблю, прямо дышать больно.

- Не врите, Теткин, и не меня вовсе вы любите, а Лору.

- Ну что Лора. Она, конечно, женщина, а все-таки...

- Она вас любит.

- Знаю. Вы думаете, я не ценю? Я даже сам ее люблю" честное слово. Я это только недавно выяснил. Определенно люблю.

- Ну, Теткин, как это мило! И очень облегчает мою задачу. Вам просто необходимо жениться. Годы идут, вот вы уже облысели, а дальше еще хуже будет: старость, болезни.

- Я еще не совсем облысел, - обиделся Теткин. - Это у меня так, проплешина.

- Не проплешина, а переплешина. Простите, Теткин, я нечаянно. Важно то, что вы один, всегда один. Некому о вас позаботиться. Смотрите, вот и рубашка на вас грязная.

- Правда, Лидочка, правда, умница. Я и сам об этом начал задумываться.

- Вот видите! А тут рядом с вами будет верный, любящий человек. Жена. Лору я знаю, она очень хорошая.

- Разве я спорю?

- Тогда в чем дело?

- Мать она. Двое детей.

- Так это же отлично: двое детей! Когда еще вы своих вырастите, а тут все готово, двое, да еще какие прелестные: Маша и Миша. Как мячики.

- А вы их знаете?

- Нет, представляю себе.

- И верно, прелестные, - согласился Теткин.

- Молодец! - обрадовалась Лида. - Все так хорошо устраивается! Вы женитесь...

- А что? И женюсь. Факт, женюсь.

- Ладно, по рукам. А теперь, не теряя времени, давайте к ней и...

- Сделать предложение? - по-овечьи покорно спросил Теткин.

- Вот именно.

- Ну, ладно, так и быть. Благословите меня, Лидочка, и я пойду. Руку дайте на счастье.

Они остановились среди танцующих. Лида дала ему руку, он долго с этой рукой возился - гладил, целовал, а потом вздохнул на всю ночь:

- Прощай, молодость! А все-таки страшновато... Вот если бы вы... Вам бы я руками и ногами предложение сделал.

- Теткин, обо мне нету речи. И вообще я замужем. К тому же я вас не люблю, а Лора любит. Это тоже важно.

- Что верно, то верно, - сказал Теткин и пошел делать предложение.

Лора сидела с Томкой на диване. Увидев Теткина, она засветилась как розовый фонарь. Томка понимающе блеснула глазами, встала и ушла. Теткин сел на диван и сразу же положил голову к Лоре на колени.

"Только бы не заснул", - думала Лида. К ней подошел Скворцов.

- Я вижу, операция Теткин - Лора развивается успешно.

- Ой, не сглазьте, я так волнуюсь. Он мне обещал сейчас же сделать предложение. Как вы думаете: сделает?

- Не знаю...

- Вот и я беспокоюсь ужасно.

- Будь что будет. Пойдемте танцевать.

- Знаете, душно. Я уже с Теткиным уморилась, я ведь неважно танцую и не очень это люблю.