Бенони (пер. Ганзен) - Кнут Гамсун

Когда служба въ церкви отошла, и молодой Аренценъ успѣлъ хорошенько показаться всѣмъ на церковномъ холмѣ, было уже поздно отправляться восвояси, и пришлось ему согласиться еще разъ переночевать у пастора. Зато Роза пообѣщала сопровождать его на другой день въ Сирилундъ.

Въ понедѣльникъ утромъ они и отправились въ путь, запасшись сумкой со съѣстнымъ и дорожной фляжкой. Роза взяла съ собой и свое письмо къ Бенони. Она все еще твердо намѣревалась сдать его на почту.

Когда они дошли до селенья, Роза свернула по направленію къ Сирилундской усадьбѣ, а молодой Аренценъ въ кистерское жилище. Они окончательно поладили. Передъ тѣмъ, какъ разстаться, Роза потребовала, чтобы онъ назначилъ срокъ, когда они повѣнчаются; онъ отвѣтилъ, что пусть она сама назначитъ, и она предложила двѣнадцатое іюня — когда кончается сушка трески. На томъ и порѣшили…

Въ недолгомъ времени рыбаки вернулись съ Лофотенскихъ промысловъ, а за ними и Бенони и другіе шкипера съ гружеными судами. Треску сразу отправили къ сушильнымъ площадкамъ на берегу, гдѣ ее сначала промывали, а потомъ сушили на скалахъ.

Съ послѣднимъ почтовымъ пароходомъ прибылъ еще диковинный господинъ, иностранецъ въ клѣтчатомъ костюмѣ и съ большимъ складнымъ удилищемъ, которое можно было разбирать на части и опять собирать. Это былъ англичанинъ, по имени Гью Тревельянъ, а лѣтъ ему могло быть отъ сорока до пятидесяти. Онъ сейчасъ же отправился къ скаламъ, гдѣ сушили треску, и наблюдалъ тамъ за промываньемъ рыбы два дня подъ рядъ, съ ранняго утра до поздняго вечера. Онъ не говорилъ ни слова и никому не мѣшалъ. Арнъ Сушильщикъ, поставленный надсмотрщикомъ, подошелъ къ англичанину, поздоровался и спросилъ, что онъ за человѣкъ. Но англичанинъ какъ будто и не замѣтилъ его. Съ иностранцемъ былъ парнишка, который таскалъ за нимъ чемоданчикъ, за что получилъ новенькій далеръ. Объ эту пору парнишка готовъ былъ свалиться съ ногъ отъ голода, — цѣлый день ничего не ѣлъ; Арнъ Сушильщикъ далъ ему перекусить изъ своей котомки и сталъ разспрашивать — что это за господинъ?

— Не знаю, — отвѣтилъ парнишка, — когда приказываетъ что-нибудь, такъ говоритъ словно мой меньшой братишка, а когда я спрошу его — не изъ чужихъ ли онъ краевъ, то ничего не говоритъ.

— Не изъ комедіантовъ ли, вотъ какіе по ярмаркамъ бродятъ? — высказалъ догадку Арнъ Сушильщикъ…

Англичанинъ стоялъ, опираясь на сложенное удилище, покуривалъ трубку и смотрѣлъ на работу. При этомъ онъ то и дѣло открывалъ свой чемоданчикъ и потягивалъ изъ бутылки. Батюшки, какъ онъ тянулъ! И глаза у него при этомъ становились такіе неподвижные… За день онъ выпилъ двѣ бутылки, и подъ конецъ сталъ время отъ времени присаживаться на камни, — ноги у него подкашивались. Черезъ два дня, когда промывка кончилась, диковинный Гью Тревельянъ взялъ съ собой парнишку и пошелъ. По дорогѣ онъ останавливался тамъ-и-сямъ, заглядывалъ внизъ въ обрывы и подымалъ камешки, которые взвѣшивалъ на рукѣ прежде, чѣмъ бросить. Возлѣ дома Бенони онъ опять весьма тщательно осмотрѣлъ горы и заставилъ парнишку отломить ему нѣсколько камешковъ, которые сунулъ въ чемоданъ. Затѣмъ онъ пожелалъ пройти въ сосѣдній приходъ, и парнишка повелъ его по общественному лѣсу, черезъ кряжъ, за что получилъ два далера. Тамъ англичанинъ составилъ свое удилище и принялся удить лососей въ большой рѣкѣ. Удилище было съ колесикомъ, на которое наматывалась леса и вытягивала рыбу изъ воды. Вечеромъ онъ зашелъ въ ближайшій крестьянскій дворъ и попросилъ позволенія попользоваться плитой, самъ сварилъ себѣ рыбу и съѣлъ ее. Послѣ того пришелъ къ хозяевамъ съ горстью серебряныхъ монетъ расплатиться. И хозяинъ двора, Мареліусъ изъ Торпельвикена, заключилъ съ иностранцемъ условіе на свободную рыбную ловлю въ теченіе всего лѣта за что выручилъ цѣлую кучу серебра, — англичанинъ не скупился. Лѣтомъ англичанину приходили письма, а на адресѣ стояло и «Hon.» и «Sir», такъ что онъ, видимое дѣло, былъ не изъ простыхъ. Поселился онъ неподалеку отъ двора Мареліуса, въ маленькой хижинѣ, выселивъ ея бѣдныхъ хозяевъ за хорошую плату. Цѣлыхъ два мѣсяца англичанинъ воздерживался; потомъ послалъ за водкой въ Сирилундъ и здорово пилъ двѣ недѣли, потомъ опять крѣпился до самой осени. Но молчаливымъ какъ былъ, такъ и остался.

Вотъ единственное необыкновенное событіе, которое случилось въ тѣхъ краяхъ, а то все шло своимъ порядкомъ, какъ всегда: Маккова треска сохла помаленьку, женщины и дѣти, занимавшіяся сушкой, получали свою поденщину, и въ рыбачьихъ хижинахъ появлялись монеты въ большое подспорье бѣднымъ людямъ…

А Роза то гостила въ Сирилундѣ, то жила дома, но часто гуляла со своимъ женихомъ, молодымъ Аренценомъ. Письмо къ Бенони осталось не отосланнымъ. Правда, сгоряча Роза твердо рѣшила сдать письмо на почту, но понемногу жаръ ея остывалъ, и письмо залежалось; наконецъ, она взяла и спрятала его. Все-таки, пожалуй, Николай былъ правъ, говоря, что не слѣдуетъ отправлять такихъ писемъ. И въ концѣ концовъ она даже перестала чувствовать себя такой виноватой: что-же, пусть теперь Бенони понесетъ свой крестъ, какъ она несла свой четырнадцать лѣтъ; такова жизнь! Но крестному отцу Макку Роза не разъ порывалась признаться во всемъ, да онъ и слушать не хотѣлъ. — Я въ этихъ дѣлахъ ничего не смыслю, — говорилъ онъ, отмахиваясь. А, небось, батюшка крестный смыслилъ тогда, когда сосваталъ ее за Бенони? Да чего тамъ! Маккъ-то ужъ навѣрно самъ догадался обо всемъ. Все селеніе только объ этомъ и толковало; осторожный намекъ лопаря Гильберта разросся въ цѣлый потокъ сплетенъ. Да Роза ничего и не имѣла противъ того, чтобы люди узнали все; такимъ образомъ, сама она была избавлена отъ всякихъ объясненій.

Но, навѣщая Сирилундъ, Роза не всегда чувствовала себя спокойной, — когда-нибудь да долженъ былъ наступить расчетъ.

Бенони же, какъ только вернулся домой, заторопился перевезти въ свой домъ клавесинъ и рабочій столикъ. Маккъ только поставилъ условіемъ, чтобы перевозка состоялась попозже вечеромъ. Въ остальномъ Маккъ оказался сговорчивъ и не заломилъ цѣны, назначивъ за эти наслѣдственныя сокровища, которымъ въ сущности цѣны не было, всего триста далеровъ.

Но Бенони попятился даже передъ такой суммой, сказавъ, что у него не наберется столько наличныхъ. Маккъ только вскинулъ голову и сказалъ:- Милѣйшій Гартвигсенъ, у насъ съ тобой вѣдь свои счеты… Ахъ, да, кстати: ты купилъ столовое серебро, позаботился насчетъ этого?

— Я купилъ ей кольцо и крестъ, — отвѣтилъ Бенони, вертя на пальцѣ правой руки свое новое золотое кольцо.

— А серебра не купилъ? Чѣмъ же она будетъ ѣсть у тебя? — спросилъ Маккъ.

Бенони взялся за свою гриву и не зналъ, что сказать въ свое оправданіе.

Маккъ продолжалъ: — Конечно, можно обойтись и тѣмъ, что у тебя есть; и Роза, вѣрно, не отказалась бы поѣсть и роговой ложкой въ случаѣ нужды. Но дѣло-то въ томъ — развѣ ты, Гартвигсенъ, такой ужъ бѣднякъ, чтобы предложить ей роговыя ложки и желѣзныя вилки?

— Я, по-правдѣ сказать, не подумалъ объ этомъ, — пробормоталъ Бенони обезкураженный.

И Маккъ объявилъ коротко и рѣшительно: — Я уступлю тебѣ кое-что изъ своего серебра. — Потомъ, взявъ гусиное перо, началъ высчитывать что-то.

Бенони поблагодарилъ за помощь, за то, что Маккъ вывелъ его изъ непріятнаго затрудненія. Да и что ни говори, хорошо имѣть въ домѣ собственное серебро къ свадьбѣ…- Но не надо лишняго, — сказалъ онъ Макку, — чтобы не выше моихъ средствъ… ежели вы это сейчасъ высчитываете.

— Я не насчитаю лишняго на такого бѣдняка, какъ ты, — сказалъ Маккъ, желая польстить ему. — Но стыдно тебѣ представляться! Итакъ, за сто далеровъ ты можешь имѣть самое необходимое…

— Тогда выйдетъ уже четыре сотни? — спросилъ Бенони. — У меня нѣтъ такихъ денегъ.

Маккъ принялся писать.

— Вы только не вычитайте этихъ четырехъ сотенъ изъ пяти тысячъ! — закричалъ Бенони. — Запишите отдѣльно. Я заплачу вамъ при первой возможности.

— Хорошо…

Теперь Бенони сталъ обладателемъ многихъ драгоцѣнностей, и ему было и диковинно и пріятно поглядывать на нихъ, расхаживая по горницѣ. Одну изъ ложекъ и одну изъ вилокъ, которыя показались ему красивѣе другихъ, онъ отложилъ для Розы, — она будетъ ими кушать каждый день, и ихъ не надо мѣшать съ другими. Онъ примѣрилъ ихъ — какъ они подойдутъ къ ротику Розы — и завернулъ особо. О, ей будетъ такой сюрпризъ! Но дни шли, а Роза все не приходила; онъ написалъ ей, но она все-таки не пришла. Тогда онъ сталъ задумываться. Да и не могъ онъ, наконецъ, не услыхать, что разсказывали люди про пасторскую Розу и молодого Аренцена. Но онъ не хотѣлъ вѣрить этому. Нѣтъ, это все пустыя сплетни, подлая клевета! Тѣмъ не менѣе въ сердцѣ его разросталась тревога. Развѣ онъ не приготовилъ для нея все — и домъ, и музыку и серебро? Даже голуби были на мѣстѣ, разгуливали по двору, взлетали на воздухъ и широкими кругами спускались на голубятню. Презабавныя животныя эти «чистые» голуби! Мели хвостами, какъ настоящіе танцоры въ хороводѣ! А когда всѣ птицы усаживались на крышѣ сарая, то имъ ничего не стоило въ своей невинности отдѣлать всю стѣнку…