Сирены - Джозеф Нокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
18
Утром я встал рано. Стоя под душем, увидел засохшие потеки черной и белой краски на ладони. Вспомнил о птичьем помете на крыльце Карвера неделю назад. Потом об исчезновении Джоанны Гринлоу.
«Ее крыльцо было заляпано краской — черной и белой».
Я взял телефон. Надо было поговорить со знающим человеком. Из моих знакомцев в этом хорошо разбирался только один. Я со вздохом набрал номер Сатти. После ареста женщины в чадре мы с Сатти больше не виделись. Как и все остальные, он считал, что меня поймали на хищении наркотиков из хранилища для улик и отстранили от службы. Если он по-прежнему дежурил по ночам, то сейчас, наверное, отсыпался.
— Алло, — хрипло буркнул он в трубку.
— Сатти.
— Угу.
— Это Уэйтс.
— Уэйтс? — С него тут же слетел сон. — Какого хрена?
— Мне нужна помощь…
— Фиг тебе, а не помощь. Совсем обнаглел!
— Да-да, знаю.
— Мне с тобой даже разговаривать нельзя. Если дело дойдет до суда, я дам показания против тебя. С радостью.
— Слушай, я бы не стал звонить, но дело очень срочное…
— У меня денег ни фига нет и времени тоже, так что…
— Это не про деньги. Про метки преступных группировок.
Он ничего не сказал, но явно заинтересовался.
— Ты единственный, кто знает про них все.
— А зачем тебе?
— Частная работенка. В охране.
— За нее платят?
— Сотню фунтов в час.
Он презрительно фыркнул.
— Хорошо, двести. Больше дать не могу.
Он сглотнул, раздумывая.
— Где?
— В городе? В «Темпле»?
Бар «Темпл», перестроенный из подземного общественного туалета, принадлежал бывшему солисту популярной местной группы. Бар был нарочито запущенным, с приемлемыми ценами. Любимый бар Сатти.
— Бабло не забудь, — сказал Сатти и повесил трубку.
19
Я спустился в «Темпл». Глаза привыкали к темноте. Места в баре было мало, но зато в нем стоял лучший в городе музыкальный автомат. Сегодня он играл «Exile on Main Street»[12]. Сатти с пинтой «Гиннеса» сидел за барной стойкой. Увидев меня, он опустошил стакан и грохнул им по столешнице.
— Еще два пива, — велел он барменше. — Он платит.
Я сел, заплатил за пиво и отпил глоток.
— Привет.
— Гони бабло, — сказал Сатти, почесываясь.
Я отдал ему деньги. Четыре пятидесятифунтовые банкноты из пяти штук, полученных от Карвера.
Сатти пересчитал их дважды.
— Ну, выкладывай, что там у тебя…
— Джоанна Гринлоу, — сказал я.
— И как это связано с частной охраной?
— Да так, для общего развития. В полицейских рапортах говорится, что крыльцо ее дома было чем-то заляпано.
— Краской, черной и белой. — Он фыркнул. — Старая метка бернсайдеров.
— Значит…
— Мало ли кто пометил крыльцо! Сначала это сочли зацепкой, но по одному пятну краски дело не распутаешь.
— Что ты знаешь о бернсайдерах?
— Да все. — Он пожал плечами. — В районе Бернсайд были заводы. Пару миль на север от города, вдоль реки Эруэлл. — Он отпил пива и продолжил уже значительно добродушнее: — Промзона примыкала к реке, так что товары отправляли и доставляли по воде. Все закрылось в восьмидесятых, когда производство переместили за границу. А весь район превратился в помойку.
— Я там никогда не был.
— Ничего не потерял. Заброшенные склады. Наркоманы, шлюхи, бомжи.
— А сами бернсайдеры?
— Их мало осталось. В основном толкают чернягу.
— Чернягу?
— Угу. Гонят ее из фентанила. Действует в сотни раз сильнее морфина. Дешевое производство, доступная цена. — Он усмехнулся. — Зубодробительные приходы, но сильный риск заражения. Ампутации. И так далее.
— А краска…
— Больше не в ходу. Это так, метили территорию при разборках. А теперь никакой территории у них нет.
— Почему?
Он смерил меня взглядом:
— А тебе зачем?
— Человек, на которого я работаю, уже несколько раз видел на крыльце пятна краски. Вот я и вспомнил… — Помолчав, я продолжил: — Решил стрясти с него деньжат и тебе отдать. В качестве извинения…
Он фыркнул.
— У него на крыльце скорее дорожники «зебру» нарисуют, чем бернсайдеры метку оставят. С ними покончено. Их лавочку прикрыли и, похоже, навсегда.
— И кто же с ними так?
— Зейн Карвер. Начал играть по-крупному лет десять назад. До большой крови не дошло, но даже наркоманам стало понятно, кто здесь главный. «Восьмерка» чище черняги и по цене нормальная. К тому же за долги Карвер никого не режет. Он вроде как облагородил сбыт наркоты. Бернсайдеры — вчерашний день. И метка их тоже.
Я глотнул пива, обдумал услышанное. То, что метка устарела, не отменяло ее значения. Возможно, ее использовали, чтобы напомнить о былой славе? Однако на разборки между бандами это не похоже. Не было ни угроз, ни насилия. Это что-то личное. Связанное с исчезновением Джоанны Гринлоу.
— Ну и заодно, раз уж мы тут беседуем… — Сатти выудил из кармана конверт. — Доставили в участок, на твое имя. Пришлось вскрыть, сам понимаешь.
Я взял конверт. Достал из него листок бумаги. Он был слегка помят — письмо разворачивали, читали и передавали из рук в руки. Я посмотрел на подпись. Попытался скрыть удивление. Потом сложил письмо и убрал конверт в карман.
— Нестыковочка какая-то, — фыркнул Сатти и улыбнулся. — Ты ж рассказывал, что рос в детдоме.
— Имя Шелдон Уайт тебе что-нибудь говорит? — спросил я, меняя тему.
Он снова пристально посмотрел на меня:
— Ну да. Только… он ведь сидит.
— Недавно вышел.
— Да ну? — Сатти задумался. — Тогда забудь, что я говорил. Возможно, с бернсайдерами все не так просто.
20
Я пришел домой. Повесил куртку. Письмо так и осталось в кармане.
Первым моим проколом было прошлое. То, кем я был и где родился. Мне нравилось взрослеть, потому что детство с каждой секундой отдалялось. Вроде бы. Позже, когда меня заграбастал Паррс, я уяснил, что от прошлого никуда не деться. Оно — предыстория дурацкой шутки, которая становится ясна лишь в третьем акте.
Матери мы были не нужны.
Это я всегда скрывал, хотя, наверное, и не следовало. А со временем напрочь забыл. Сейчас я почти не помню детства. Некоторые способны с дотошностью следователя описать свои юные годы. Некоторые рассказывают забавные случаи о детских проказах. Для меня детство осталось в какой-то прошлой жизни. Чем дальше, тем лучше. О забытых подробностях жалеешь не только ты сам, но и другие. Больно видеть, как с лица приятеля сползает улыбка, потому что ты забыл какое-то совместное приключение.
Я начал забывать младшую сестру.
Перед глазами отчетливо встает ее образ, но я уже