Паника - Андрей Ждань
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я выставил вперед руки, показывая пустые ладони и дружелюбным голосом сказал:
– Спокойно, я не причиню тебе вреда. Я хочу торговать. – Господи, как же глупо это прозвучало, словно я собирался вести переговоры о покупке портфеля акций какой-то нефтяной компании.
Недоверчиво смерив меня выцветшим глазом (и вызвав ассоциации с Оком Саурона), человек заплетающимся языком произнес:
– Что тебе нужно? – похоже он был сильно пьян. Может все-таки ступить на проторенный путь асоциальной личности, познанный сполна мною сегодня. У такого субъекта могла быть масса вещей, которые могут быть полезны для меня, в моей-то ситуации. Да найди я дырокол на дороге – и тот бы прихватил.
– Одежда есть?
Странно, но бездомный, ни капли не смутившись, кивнул на тележку из супермаркета, заваленной барахлом, что стояла в шаге от него. Я подошел к ней, не спуская глаз с «продавца» и размышляя, что он прячет под одеялом. Дойдя до тележки, я погрузился в изучение смрадной кучи барахла, скашивая зрение в сторону своего нового друга.
Спустя некоторое время я выудил из кучи вещей совершенно разного назначения и вида, начиная от облезлой джинсовой юбки с блестками и вплоть до собачьего поводка с ошейником с биркой «Бигби» (я совсем не хотел знать эту историю), несколько тряпок сравнительно сносной кондиции. Голубая выцветшая футболка с логотипом «Баскин Робинс», темно-зеленый худи с символикой университета Нотр-Дама и, видавший виды, потертый рюкзак непонятной марки и формы. Положив эти вещи перед бездомным я вопросительно взглянул на него.
– Сто баксов. – шепеляво бросил он, даже не взглянув на них.
– Ты с ума сошел?! Здесь барахла на пятерку, от силы.
– Сто баксов. – Повторил он, недобро прощупывая меня взглядом.
– Ладно. Двадцать долларов плюс вон та кепка. – Я кивнул в сторону бейсболки с непонятным значком.
– Сто баксов. – как заведенный вторило одноглазое существо.
– Слушай, я ведь решил отнестись к тебе с уважением. Так? Я предложил тебе честную сделку, предложил цену, куда большую, чем кто-то когда-либо предложил бы за этот хлам. Господи, да кому он вообще нужен?! Я мог просто проломить тебе череп и взять все что мне нужно!
Плед сполз и на меня уставился еще один глаз – черный и бездонный, глаз дула пистолета. Да что ж это за страна, в которой даже нищий имеет оружие!
– Это место не похоже на модный бутик, придурок. – бездомный выплевывал слова с омерзительным акцентом южных штатов. Они звучали недобро и убеждали меня, что собеседник был действительно пьян. Но годы пребывания в таком состоянии научили его весьма эффективно мыслить вне зависимости от количества влитого в себя пойла. – А ты похож на того, кто готов выложить сотню за одну только кепку. Так что ты или даешь мне сто, пока цена не поднялась до двухсот, или проваливаешь отсюда к дьяволу. А двинешься в мою сторону, малышка Кэтти, – он сверкнул глазом в сторону пистолета, – снесет твою голову. Так или иначе, но сдается мне, что свою сотню я все равно заимею.
Я стоял в растерянности. Похоже меня отымел грязный, выброшенный на обочину общества, бездомный. Я неуверенно потянулся к карману, мужчина меня одернул, приподняв пистолет.
– Спокойно, я за деньгами.
– Смотри не балуй, старушка Кэтти быстра, как стерва. – последние слова он изрек с иррациональной любовью и нежностью.
– Что ж она не показала свою скорость, когда тебе разбивали лицо? – язвительно поинтересовался я, отщитывая в кармане пять двадцаток. Покажи я их, и деньги стали бы собственностью этого придурка и его «старушки».
– Пошел ты. – досадно и почти беззлобно бросил он.
Достав смятые купюры, я бросил их ему на одеяло, они моментально исчезли в свободной руке гения продаж. Секунду поколебавшись я переодел футболку, натянув на себя новую, пахнущую формальдегидом и грязным телом майку Баскин Роббинс, которую наверняка раздавали бесплатно в рамках какой-то очередной маркетинговой акции. Худи я повязал на поясе, свои вещи я сложил в рюкзак и двинулся за новой кепкой. Бездомный поцокал языком:
– Двадцать баксов.
Я хотел было втянуться в спор, но поняв бессмысленность этой затеи, бросил еще купюру, порывшись в рюкзаке.
– Скажи мне, – произнес я, водрузив кепку на голову, – как вышло, что ты с таким талантом к продажам живешь под мостом?
– Плохая карма. – ответил он.
Я уже собрался уходить, но обернулся к нему:
– А у тебя случайно «Сахаптина» нет?
– Нету. Но могу достать.
– Дай угадаю, за сто баксов.
– Угу.
– Это возьму на сдачу. – я схватил собачий поводок с вершины перебранного мной хлама и, не встретив возражений ушел прочь.
Я быстрым шагом шел вперед.
Шаг за шагом, ярд за ярдом. Я уходил от погони, понимая всю бессмысленность своих действий. Бежать было некуда, любой человек, в любой момент мог опознать меня и на этом можно было бы ставить жирную точку в моей короткою истории новоявленного преступника. Так что ни от какой погони я не скрывался – я лихорадочно пытался спрятать дерево в лесу.
Плана у меня не было. Я всего лишь думал о следующем шаге, делая предыдущий. Все мои действия подчинялись простой логике – действовать не так как другие действовали бы в моей ситуации. Безупречная логика. Правда она имела один изъян – такой расчёт подразумевал то, что я куда умнее остальных – и моих предшественников в ипостаси гонимой дичи, и охотников, поднаторевшей в отлове таких как я.
Что делает рядовой преступник в подобной ситуации. Я не знаю. Наверное, прорывается за границы города. В лес, в поля. Или к границе с Канадой. Или прячется у друзей. Я решился допустить это в качестве императива. Соответственно, я должен оставаться в городе. На виду, но в то же время растворится в толпе добропорядочных граждан, или, что еще лучше – стать частью их пейзажа. Что может быть неотъемлемой частью пейзажа современного жителя мегаполиса? Конечно, бездомные! Я рад бы козырнуть своей прозорливостью, но понял это я лишь идя по улицам Сиэтла, уже перевоплотившись в грязного, вонючего люмпена.
Вытаптывая раскаленный асфальт, я силился примирится с невообразимым запахом своей новой одежды – смеси моего пота, грязной кожи, въевшегося формальдегида, которым Армия спасения обрабатывает ношенную одежду и бог весть чего еще.
Прелесть этого запаха заключалась в том, что к
