Мой дядюшка Освальд - Роальд Даль

— Напротив, — возразил я. — Когда ешь устриц, наибольшее удовольствие получаешь от того, как они проскальзывают в горло.

— Не могу поверить.

— Удовольствие усиливается, если подумать, что, когда ты их глотаешь, они еще живые.

— Предпочитаю не думать об этом.

— И напрасно. Если хорошенько сосредоточиться, то можно почувствовать, как живая устрица ползает у вас в животе.

Пропитанные никотином усы А. Р. Уорсли встопоршились у него под носом. Они напоминали колючего перепуганного зверька, прижавшегося к верхней губе.

— Если вы внимательно посмотрите на определенную часть устрицы, — продолжал я, — вот здесь… вы увидите, как бьется пульс. Вот. Видите? А когда вонзаешь в это место вилку… вот так… ее плоть начинает шевелиться. Она сжимается. То же самое происходит, если выжать на нее лимон. Устрицы не любят лимонный сок. И не любят, когда в них втыкают вилки. Они дрожат и пытаются спрятаться. Сейчас я ее проглочу… посмотрите, какая красавица… Так, вот она проскользнула вниз… и теперь несколько секунд нужно сидеть очень тихо, чтобы почувствовать, как она осторожно передвигается в желудке.

Маленький колючий зверек на губе А. Р. Уорсли подпрыгнул вверх, а его щеки заметно побледнели. Он медленно отодвинул тарелку с устрицами на край стола.

— Я закажу вам копченого лосося.

— Благодарю.

Я заказал лосося и переложил его устриц к себе на тарелку. Он смотрел, как я их ем, и дожидался своего лосося. Он подавленно молчал — именно этого я и добивался. Черт возьми, он был вдвое старше меня, и я лишь пытался немного размягчить его, прежде чем сформулирую ему свое предложение. Я просто должен был его обработать и постараться подчинить своей воле, чтобы он согласился с моим планом. И решил размягчить его еще немного.

— Я когда-нибудь рассказывал вам о своей старой няне? — спросил я.

— Мне казалось, что вы собирались поговорить о моем открытии, — буркнул он.

Официант поставил перед ним тарелку с копченым лососем.

— Ага, — обрадовался он. — Выглядит аппетитно.

— Когда меня в возрасте девяти лет отправили в закрытую школу, — начал я, — родители отпустили мою дорогую няню на пенсию. Они купили ей небольшой домик в деревне, там она и жила. Эта восьмидесятипятилетняя старушка имела необычайные запасы жизненной энергии. Она никогда ни на что не жаловалась. Но однажды моя мать отправилась ее навестить и заметила, что та очень неважно выглядит. Мать ее расспросила, и та наконец призналась, что у нее страшно болит живот. Мать поинтересовалась, давно ли начались боли. Вообще-то да, призналась старушка, живот болит уже много лет, но никогда не болел так сильно. Мать вызвала врача, и тот отправил ее в больницу. Там ей сделали рентген, и снимок показал нечто необычное. В самом центре ее желудка находились два посторонних предмета на расстоянии примерно восемь сантиметров друг от друга. Они были похожи на стеклянные шарики. Никто не мог понять, что это такое, поэтому врачи решили сделать так называемую исследовательскую операцию.

— Надеюсь, вы не собираетесь опять рассказать мне какую-нибудь гадость, — пробормотал А. Р. Уорсли, жуя лосося.

— Это потрясающая история, — заверил я. — Вам она чрезвычайно понравится.

— Ну, тогда продолжайте.

— Когда хирург вскрыл ее, — сказал я, — как вы думаете, что он там увидел?

— Не имею ни малейшего представления.

— Эти два круглых предмета оказались глазами.

— Что значит глазами?

— Хирург смотрел прямо в два немигающих глаза. А глаза смотрели на него.

— Чепуха.

— Вовсе нет, — убеждал я. — И чьи это были глаза?

— Чьи?

— Они принадлежали довольно крупному осьминогу.

— Вы шутите.

— Я говорю истинную правду. Этот огромный осьминог жил в животе милой нянюшки. Он делил с ней пищу, очень хорошо питался…

— Достаточно, Корнелиус.

— И все его восемь щупальцев мертвой хваткой вцепились в ее печень и легкие. Врачи не смогли их распутать. Она умерла прямо на столе.

А. Р. Уорели перестал жевать.

— Но самое интересное во всей этой истории — каким образом осьминог попал ей в живот. То есть я хочу сказать, как в желудке пожилой дамы оказался взрослый осьминог? Он был слишком большим, чтобы она могла его проглотить. Так как же он туда попал?

— Даже не хочу знать, — ответил А. Р. Уорели.

— А я вам расскажу, — настаивал я. — Каждое лето родители отвозили меня с няней на юг Франции. Дважды в день мы купались в море. Очевидно, случилось вот что: много лет назад няня, должно быть, проглотила крошечного новорожденного осьминога, и это маленькое существо умудрилось каким-то образом прикрепиться к стенкам ее желудка, Няня хорошо питалась, следовательно, и маленький осьминог тоже хорошо питался. Няня всегда ела вместе со всей семьей. Иногда на обед подавали печень или бекон, иногда жареного ягненка или свинину. Но хотите верьте, хотите нет, больше всего она любила копченого лосося.

А. Р. Уорели положил вилку. На тарелке еще оставался тонкий ломтик лосося, но он к нему больше не притронулся.

— Итак, маленький осьминог рос и взрослел. Он стал осьминогом-гурманом. Я так и вижу, как он сидит в темной пещере живота и говорит себе: «Интересно, что у нас сегодня на ужин. Надеюсь, курица в вине. Сегодня мне бы хотелось отведать курочки в вине. Со свежим хлебом».

— У вас порочное пристрастие к мерзостям, Корнелиус.

— Этот случай вошел в медицинские учебники, — заявил я.

— По-моему, ваша история просто отвратительна.

— Прошу прощения. Я только пытался поддержать разговор.

— Я пришел сюда не разговаривать.

— Я собираюсь сделать вас богатым, — сказал я.

— Ну так расскажите мне наконец, каким образом.

— Я хотел дождаться портвейна. Все удачные планы составляются только за бутылкой портвейна.

— Вы уже закончили, сэр? — спросил официант, глядя на недоеденного лосося.

— Заберите, — отрезал А. Р. Уорсли.

Некоторое время мы сидели молча. Официант принес ростбиф и открыл бутылку «Волнея». Дело происходило в марте, поэтому к ростбифу нам подали жареный пастернак и жареный картофель, а также йоркширский пудинг. При виде ростбифа А. Р. Уорсли немного воспрял духом. Он придвинулся поближе к столу и жадно набросился на еду.

— Вы знали, что мой отец увлекался историей военно-морского флота? — продолжил я наступление.

— Нет, не знал.

— Однажды он рассказал мне занятную историю об английском капитане, которого смертельно ранили на палубе корабля во время американской войны за независимость. Хотите хрена к мясу?

— Да, с удовольствием.

— Официант, — позвал я, — принесите нам немного свеженатертого хрена. Так вот, умирая, капитан…

— Корнелиус, — взмолился А. Р. Уорсли, — с меня достаточно ваших историй.

— Это не моя история. Это история моего отца. Она не похожа на другие. Вам наверняка понравится.

Он поглощал ростбиф и не ответил мне.

— Так вот, умирая, — продолжал я, — капитан взял со своего помощника обещание, что его тело отвезут домой и похоронят в английской земле. Они оказались перед довольной сложной задачей — корабль находился у берегов Вирджинии, до Британии было не меньше пяти недель пути. Поэтому они решили, что есть только один способ довезти тело в приличном состоянии — заспиртовать его в бочке с ромом. Так они и сделали. Бочку закрепили на фок-мачте, и корабль направился в Англию. Пять недель спустя он бросил якорь в Плимуте, и вся команда корабля выстроилась, чтобы отдать последние почести своему капитану. Но когда открыли крышку, из бочки донесся такой тошнотворный запах, что даже бывалым морякам стало плохо. Остальные просто потеряли сознание.

Вот ведь загадка. Известно, что в роме можно сохранить все что угодно. Так откуда, откуда взялся этот запах? Спросите меня.

— Я не буду вас ни о чем спрашивать, — рявкнул А. Р. Уорели. Его усы встопорщились пуще прежнего.

— Я расскажу вам, что произошло.

— Не надо.

— Нет, я должен, — настаивал я. — Во время долгого плавания несколько моряков тайком просверлили дырку в дне бочки, вставили в нее затычку и за пять недель выпили весь ром.

А. Р. Уорели молчал. Он неважно выглядел.

— «Более вкусного рома я никогда не пробовал», — заявил впоследствии один из моряков. Что закажем на десерт?

— Никакого десерта, — выдавил А. Р. Уорсли.

Я заказал бутылку лучшего портвейна и сыр «Стилтон». Мы в полном молчании ждали, когда откупорят портвейн. Это был неплохой «Кокберн», только забыл, какого года.

Официант разлил портвейн по бокалам, великолепный «Стилтон» нежно поблескивал на тарелках.

— А теперь, — начал я, — позвольте рассказать вам, как я собираюсь помочь вам заработать миллион фунтов.

Он смотрел настороженно и сердито, но без агрессивности. Все-таки я его размягчил.