Мир, который рядом - Юрий Карлаш

  - Ну тут же зеки сидят, неужто им нравится прогибаться под режим?

  - Тут система, и отточена она до мелочей, а сидят здесь в основном маменькины сынки, которым нахуй ничего не надо. Будешь возмущаться, тебя сгноят здесь, а перед этим выебут.

  - Но это же беспредел!

  - Тут все беспредел, и мой тебе совет, забудь это слово. Если сомневаешься в моих словах, можешь идти в отказную, но даю сто процентов, что буквально через месяц я встречу тебя в столовой за пидорским столом. Поэтому, собери все гавно, какое в тебе есть и живи с ним. По-другому никак.

  -Но ведь должны же здесь быть люди?

- Люди есть везде, ты поймешь это, когда посидишь тут побольше, а сейчас иди-ка лучше работай, я тебе и так дохуя рассказал, хотя ты этапник, которому нельзя знать ничего. Пойми, в этом лагере ты – никто!

  Целыми днями в карантине мы занимались уборкой и заправкой кроватей. Убирать полы надо было мочалками и душистым мылом. Все убиралось до такой степени, что не возможно было найти и пылинки. По вечерам приходили мусора с дубинами, и заводя нас по одному в комнату НЭВ[24], пиздили, пока мы не падали на пол от потери сознания. Делалось это, как они говорили, в целях профилактики.

  Как-то утром один из нас не встал по подъему. За это его сначала отпиздили завхоз и бригадиры, а потом пришли мусора и заставили его мыть унитазы, предварительно в них посрав. Парень этот отказался, у него сдали нервы, и он послал всех на хуй, сказав, что будет жаловаться. Его увели, и встретил я его спустя полгода, уже в зоне, он был в петухах.

  «Ну и че тут пыжиться, - размышлял я, - кто я по жизни? Музыкант. Если начать гнуть блатную романтику, я загублю себе жизнь. А за что? За то, что я набрался в тюрьме верхушек черного хода? Но ведь по жизни своей я был далек от преступного мира. Так за что страдать? Тварью я никогда не был и не стану ей. Буду жить, по своим человеческим понятиям, не делая говна окружающим. Главное здесь остаться человеком. И пусть мне кто-нибудь потом предъявит, что я был не прав. Каждый, кто окажется здесь, это поймет, а то, что в книжках пишут, это все шняга. Будем жить, как сердце подскажет. По-другому не получится».

XIII

переводят в отряд номер шесть (большой карантин). Оказывается, испытания на прочность еще не закончились. После обеда нас построили и с вещами повели через всю зону в другой барак. Когда мы зашли в локалку, там никого не было, и бригадир, приведший нас, приказал нам ждать, а сам ретировался. Мы зашли в курилку и позволили себе выкурить по сигарете. Не успели докурить, как на крыльцо вышел бригадир:

  - Вы че, суки,  курите? Кто разрешил? Вы охуели? А ну давай сюда бегом!

  Забежав в барак, мы были препровождены в комнату НЭВ. Перед нами нарисовался другой зек, который стал рассказывать о правилах существования в шестом отряде:

  - Итак, подонки. С этого дня вы никто! Вы не можете ничего! Вам нельзя делать что-либо без спроса. Все передвижение по бараку и за его пределами строго бегом, ходить вы больше не умеете. Ссать, срать, пить и жить вам можно только с разрешения бригадира. Я вам скажу так: количество проведенного вами времени в нашем отряде целиком и полностью зависит только от вас. Все вы грешны, иначе не попали бы сюда, а значит, за вами есть и другие дела. Поэтому, каждый из вас должен будет написать пять явок с повинной, где расскажет про другие преступления, которые совершил на воле. Пока явок не будет, вы будете гнить здесь, а уж мы постараемся, чтобы вы тут подыхали, поверьте мне. А теперь, по одному ко мне на шмон.

И опять мой сидор подвергся очередному досмотру. Благо брать там было уже нечего. Но вот пару пачек сигарет этот бугор все-таки у меня выпросил. После шмона нам выдали нагрудные бирки и сказали пришить на фуфайку и лепень.

  - Все сидора хранятся в каптерке, - продолжал бригадир, - каптерка работает только в вечернее время, поэтому, если надо будет что-то взять, вы должны будете спросить об этом бригадира, и только с его разрешения зайти в каптерку. Далее. Ваш внешний вид должен быть на высоте. Бритвенные станки у вас будут изъяты и храниться у дежурного на тумбочке. По команде: «приступить к умыванию» вы будете в порядке очереди подходить к дежурному, который будет выписывать вам станки или иголки с нитками. После вы должны будете все сдать на тумбочку под роспись. Запомните: личного времени у вас нет. И все, что вы делаете, вы делаете только с распоряжения бригадира. Тот, кто попробует воспротивиться, будет отпизжен и посажен в изолятор для получения ежедневных пиздюлин от сотрудников администрации.

  Распорядок дня в карантине был следующий. В 5.45 – подъем, зарядка (умываться никого не пускали, только поссать). Затем следовало построение в локалке. Мы выстраивались в колонну по пять, выходил человек с мешком, в котором лежали кружки, и проходил рядом. Ты должен был запустить в мешок руку и успеть зацепить какую-нибудь кружку. В противном случае – останешься на завтрак без чая.

  После следовала команда «бег на месте». Затем бригадиры открывали калитку локалки, и мы колонной по одному выбегали на плац, строились на завтрак. Все старались выбежать как можно быстрей, так как возле калитки стояли бугры и пинали нерасторопных. Построившись, мы направлялись в столовую. Туда тоже надо было забежать и сесть за стол. За каждым столом, расчитаным на десять человек, сидело по два бригадира. Сначала они накладывали себе пожрать, после этого бачок с кашей отдавали нам. Мы должны были успеть пожрать, пока едят бугры. Затем следовала команда «собрать посуду», и мы сваливали со столовой.

  Нас опять приводили в локалку и распределяли на уборку. Кто убирал в бараке, кто в локалке, а партию людей выводили наводить порядок на плацу. Уличная уборка заключалась в сборе воды из луж с помощью тряпки. Те, кто остался после распределения без дела, вытирали пыль на решетках, ограждаюих локальный участок. На дворе стоял конец октября, рукавицы нам не давали.

  После уборки начиналась конрольная проверка. Мы строились в локалке и по команде «смирно» стояли на протяжении 50 минут. Приходили мусора и проверяли количество зеков. После мусоров проверку продолжали бугры. Проверяли внешний вид и содержимое карманов. После этой процедуры большая половина карантина выходила работать на промзону. Нас же, вновь прибывших, пока оставляли в бараке и дрессировали.

  В первое утро меня поставили мыть полы в коридоре. Коридор был метров 25 в длину. Командовали уборкой два бригадира. Сначала мы вылили на продол пять ведер воды. Потом втроем встали с тряпками в начале коридора (раком, прижимая тряпку к полу) и по команде «вперед» бежали, гоня воду в конец. Добежав туда, надо было выжать тряпку в ведро и бегом вернуться на старт. Тот, кто прибегал последним, получал пизды. Вымыв таким образом коридор, мы, мокрые и отпизженные, должны были вытирать пыль со шконок, тумбочек и табуреток. Руками. Эта процедура длилась до самого вечера. Вечером приходили зеки с промки, и мы шли на ужин.

  После ужина были строевые занятия, после которых в барак мы возвращались за полчаса до отбоя. А нам еще надо было успеть побриться и помыться, что мы и делали в скоростном режиме, разрезая и царапая кожу тупыми бритвенными станками. Команда «отбой» была чем-то сладким, казалось, что ты попал в Рай. Ночью тебя никто не трогал, и можно было хоть немного отдохнуть. С утра все начиналось заново.

  В один из таких дней я тер пыль на шконках. Ко мне подошел бригадир и сказал, что я плохо тру.

  - Короче, щенок, хуево работаешь. Даю тебе полчаса, чтобы вытер пыль со всех шконок. Приду, проверю, - сказала эта сволочь и удалилась.

Все шконки протереть было невозможно, так как их было больше ста. Через полчаса эта гнида нашла пыль.

  - Пизда тебе, пацан. Пойдем, - и повел меня в какое-то здание. Мы зашли с ним в кабинет, где сидело трое мусоров. – Вот, Алексей Александрович, - отрапортовал бугор, - не хочет работать парень.

  - Что?! Ты че, пидор, еще не понял, куда попал? – обратился мусор ко мне.

  - Я не пидор.

  - Ты еще огрызаешься, падла! – удар с ноги в голову повалил меня на пол.

Сразу подскочили еще два мусора и стали пинать меня, лежащего на полу. После меня подняли и сказали, что я должен слушаться бригадира, а если я опять буду плохо себя вести, то меня закроют в изолятор и будут пиздить, пока я не стану срать в штаны.

  Мы вернулись в барак.

  - Вот видишь, - продолжил бугор с ехидной улыбкой, - не надо уклоняться от работы.

  - Да ты че, сука! – не выдержал я. – Ты ведь такой же зек. Как ты можешь сливаться мусорам. Это же беспредел! Где твои человеческие понятия?

  - Ни хуя тебя понесло! Пойдем! – меня завели в каптерку, где сидели бугры. – Вот, бля, - стал жаловаться этот мудак, - авторитета нашел. Беспредел, говорит, у вас происходит, меня сукой назвал.