Бессонница в аду - Лариса Васильева

— Нет, таких старух нельзя на кухню брать, руки у тебя не держат, — заявила она. — Еще и хозяйничает тут по ночам… Что это ты позволяешь себе?! Чтобы ты больше не шастала сюда! А то я смотрю, то одного нет, то другого, то посуда грязная стоит… Пожалуюсь Олегу Аркадьевичу, он с тобой быстро разберется.

Лена робко косилась на Шуру и помалкивала: хотя и жаль Марию, но с Шурой лучше не связываться. Спасла Марию Рита. Не успела Шура закончить свой монолог, как она зашла на кухню, следом за ней сам Олег Аркадьевич.

— Вот, Олег Аркадьевич, гляньте на нее — она же скоро растает, — Рита картинно повела рукой в сторону Марии.

— Да, действительно, Мария, что это ты так исхудала? Мне сказали, ты по ночам разгуливаешь по коридору?

— И не только по коридору, — встряла Шура, — на кухне шарит по ночам, мало, что ли, днем жрет?

— Помолчи, Шура, — оборвала ее Рита и повернулась к Маше: — Отвечай!

— Да… — осторожно ответила она, — можно и так сказать, разгуливаю ночами…

— И что, каждую ночь разговариваешь с шефом?

— Ой, да врет! Чтоб она каждую ночь с самим Ханом разговаривала?! Никогда не поверю! Зачем бы она тогда на кухне работала? Уж давно бы Хану нажаловалась… — не удержалась Шура.

— А действительно, Рита, она бы сама тогда этот вопрос решила с хозяином…

— Да она же терпеливая, не хочет жаловаться, не хочет выпрашивать что-то.

— Тю-ю! Какие мы гордые! Мусор подметать за всеми не гордая, а попроситься на другую работу гордая? Та пускай не брешет!

— Уйди отсюда! — гаркнул на Шуру Олег и продолжил допрашивать Марию: — Так почему ты мне ничего не докладывала?

— А что докладывать? Что иногда ночью разговаривала с шефом? Кому это интересно?

— Вот дура-баба! Так ты каждую ночь с ним разговариваешь или это было случайно, пару раз?

— Почти каждую, а выходить надо всегда, а то он злится, если я не выйду.

— Ну ты и разговорчивая у нас… А интересно, как же ты беседуешь с ним? Или это он говорит, а ты слушаешь?

— Да нет, он требует, чтобы я рассказывала о чем-нибудь.

— Ты больше здесь не работаешь, — подвел черту Олег Аркадьевич. — С сегодняшнего дня освобождаешься от всякой работы, отсыпайся днем, будешь только развлекать его по ночам. И будь осторожна, не спорь, не перечь, а то в любое время может начаться приступ…

— Отчего эти приступы?

— Неужели ты до сих пор не знаешь, что у него опухоль в голове, она давит на мозг и время от времени вызывает припадки? Мы уже несколько дней жили в напряжении, я удивлялся, почему задерживается припадок? А вчера днем по всем признакам стало видно — вот-вот должен начаться очередной пароксизм. Да, я думаю, это ваши ночные разговоры его успокаивали, приступов-то стало меньше, ваши беседы немного отдалили вчерашний и смягчили его… Так что продолжай.

— Смягчили? Он же убил парня!..

— Спасибо, только одного… Ты иди отсюда — спи, гуляй, ночью будешь его забавлять. Что вы еще с ним делаете?

— Ничего, — удивилась Мария. — Молоко пьем, ну, массаж шеи, плеч иногда ему делаю…

— Так, Шура, — повернулся он к кухарке, — Мария больше у тебя не работает. Ночью пусть берет любые продукты, все что ей будет нужно.

Шура неодобрительно поджала губы и отвернулась.

— Что, я сама, что ли, молоко не нагрею для хозяина? — заворчала она, вроде бы себе под нос, но так, чтобы слышал Олег.

— Не тебе решать, что нужно Хану, желает он, чтобы Мария развлекала, значит, так и будет. Тебе что, дня мало? Жаловалась, что устаешь на кухне, целый день тут торчишь, а теперь согласна и ночью работать? Что же ты пистолет не пошла отбирать? — оборвал он ее.

— Совести у тебя нет, Шура, совсем женщину довела, неужели не видишь, как ей тяжело? — добавила Рита.

— А мне легко столько человек накормить? Тогда давайте мне другую помощницу, — обиженно ответила та.

— Дадим, дадим.

— Я могу идти? — спросила Мария и, получив утвердительный ответ, пошла из кухни. Следом за ней шмыгнула Лена:

— Повезло тебе… А я слышала, как она вчера вечером жаловалась Олегу, что ты по ночам тут разгуливаешь, хозяйничаешь на кухне, пьешь молоко… Кто-то передал ей об этом, я не успела тебя предупредить…

— Спасибо, теперь это уже не важно, — Мария сняла передник, сунула его ей в руки и ушла. Эта Лена успела бы ее предупредить, если бы захотела, но ей больше нравилось, что Шура заставляет работать Марию. Хорошо, что Рита перехватила Олега.

— Мария, — окликнул ее Олег Аркадьевич, — питаться будешь в первую смену.

Ну надо же, она тут сделает себе карьеру! То ела после всех, убрав и вымыв всю посуду, а теперь, минуя вторую смену, ее сразу «повысили» до первой…

Сегодня она чувствовала себя, особенно отвратительно, все-таки вчера ночью сильно перенервничала, когда шла по коридору к темной фигуре Хана, и потом, когда поднималась по лестнице перед ним и все время ждала пулю между лопаток — ему ведь ничего это не стоило, могло, как сказал Олег, померещиться что-то. Да еще ей повезло, что у Хана были собраны самые известные марки пистолетов, а то бы она провалила этот экзамен.

Сейчас днем все работали, в холле и в коридоре было пусто. Тут только после ужина становилось шумно, весело: мужчины играли в карты, курили, рассказывали анекдоты и слушали музыку, девушки рассаживались на кожаных диванах, шутили, смеялись, вспоминали смешные и грустные случаи из прошлой жизни, да уже и из нынешней, сплетничали, жаловались друг другу на своих покровителей, сочувствовали и злорадствовали. Здесь же довольно часто проводились экзекуции, выдавали плетей кому сколько положено. Парням тоже доставалось, но девушкам чаще. За любую провинность следовало возмездие, Леонид Сергеевич объявлял о наказании во время ужина вроде бы от имени Хана. Но Марии иной раз казалось, что хозяин и не слышит его, он похоже полностью доверил это дело своему заму, а ему самому было глубоко плевать, что тут делают с людьми. Тех, кто не угодил ему лично, он карал сам и без промедления, как тот раз ночью в холле, когда стегнул плеткой Марию. А Леонид Сергеевич наслаждался властью, иногда казалось, что он наказывает ни за что, без повода, просто от скуки, чтобы полюбоваться самим процессом.

Мария удивлялась про себя, как быстро все девушки адаптировались к новым условиям. Многие уже чувствовали себя тут настолько хорошо, что явно не захотели бы возвращаться, если бы им предложили. Студенткам нравилось, что здесь не надо корпеть над учебниками, а те, кто на воле уже работал, радовались неожиданному бессрочному отпуску: не надо было торопиться на работу, во всяком случае тем, кому достались в «мужья» врачи. Да всем девушкам приходилось работать гораздо меньше, чем на воле, здесь на полную катушку эксплуатировали только не нашедших себе покровителей, таких, как Мария. Единственный огорчительный момент для девушек — тут все зависело от мужчины. Если есть «муж», твоя жизнь будет проходить относительно спокойно, только надо угождать ему. Для привыкших к свободе девчонок это было нелегко, ведь они воспитаны были по-другому, в духе равноправия, и теперь, вот так, внезапно, вернуться во времена домостроя, конечно, сложновато. Однако женщины свыклись и с этим.

К тому же, многие тут жили, как настоящие семейные пары. И «жены» так же, как и на воле, зачастую пилили своих «мужей», хотя те могли безнаказанно применять физическую силу. Но в основном тут были нормальные люди, за исключением нескольких охранников, склонных к садизму, Леонида Сергеевича и самого Хана. Мария была шокирована, когда одну из девчонок вечером всенародно все в том же холле наказывал «муж», хотя к нему, конечно, больше подходило слово «хозяин». Охранник Юра сам привязал свою девушку, сдернул с нее платье и отстегал ремнем. Все остальные, включая и женщин, с удовольствием смотрели на это своеобразное шоу, потягивая пиво. На следующий вечер наказанная появилась как ни в чем не бывало. На сочувственные вопросы взмахнула рукой, легко ответила:

— А-а, ерунда, сама была виновата.

Если бы Мария участвовала в этих посиделках, она бы уже не раз услышала, что Хан не то что совсем уж изверг, но с головой у него не в порядке, иной раз на него такое находит, что лучше не попадаться ему под руку и что тут ему на самом деле разрешено все. Старожилы рассказывали множество историй о его жестокости во время таких припадков.

Мария прошла по пустым коридорам к входной двери. Впервые за все время пребывания в этом концлагере, у нее появилась возможность не спеша осмотреть территорию. Мысль о побеге никогда не покидала ее, и сейчас было самое время поискать подходящий способ. Она вышла наружу и остановилась на плитах, меж колонн. Климат тут прекрасный: днем тепло, солнечно, а по ночам частенько проходят небольшие дожди, вот все и растет. Громадная огороженная территория Центра буйно зеленела, а меж густой зелени просматривался высокий глухой бетонный забор. На газонах трава была подстрижена, цветники ухожены, на них уже отцвели гиацинты и нарциссы, а сейчас расцветало множество роз. Вдали, за разбросанными корпусами, виднелись ровные ряды плодовых деревьев. Мария решила пройтись туда, в сторону сада. Вроде бы им никто не запрещал выходить из здания, гулять по двору, об этом ничего не говорили, но все как-то опасались далеко отходить. Боялись нарваться на сторожевого пса, они здесь были ростом с телят. А Мария до этого дня так уставала, что ей было не до прогулок. Где-то далеко, за садом, виднелись еще какие-то здания, хозпостройки, а по периметру, через равные промежутки, высились железные конструкции — сторожевые вышки. Направо от крыльца дорога, выложенная большими бетонными плитами, вела к воротам. Там, у пропускного пункта, всегда стоял охранник с автоматом в руках, а чуть в стороне вздымалось еще одно металлическое уродливое сооружение с охранником наверху. У ворот она видела пару вольеров с громадными собаками. Вечерами, вскоре после ужина, раздавался предупреждающий сигнал, и уже через полчаса после него выпускались эти псы, такие монстры могли запросто разорвать любого человека, а слушались они только кинологов и Хана. Даже охранники их боялись.