Хан с лицом странника - Вячеслав Софронов

— А когда она придет? Вера?

— То опять же Господу известно. Молись и проси, чтобы дал сил тебе. Вера с молитвой приходит. Надо бы тебе по святым местам походить, со старцами побеседовать, себя испытать. Тогда и откроется тебе замысел Господень, направит он тебя на путь истинный. Слышал я, будто собирают обоз в Москву по зиме везти. Попрошу воеводу, чтобы направил тебя с тем обозом. А там сам смотри. Пока же молись Богу, как умеешь, по-своему, а завтра и окрещу тебя. Скажи Тимофею, чтобы пришел, крестным твоим будет.

— Хорошо, — наклонил голову Едигир, — скажу.

— А какое же имя тебе выбрать? — Батюшка открыл книгу в толстом кожаном переплете и перевернул несколько страниц, зашевелил губами, водя пальцем по темным буквам. — Значит, не простой ты человек, говоришь? Княжеского роду… Царского, по-нашему, можно сказать. А завтра, как есть, день святого Василия значится. Василий с языка греческого и переводится как "царственный". Вот ведь оно как получается… Гляди-ка. — Повторял он в задумчивости.

Назавтра Едигир пришел в церковь вместе с Тимофеем. Тот о чем-то шепотом переговорил со священником и, повернувшись, спросил у Едигира:

— Батюшка говорит, чтобы я отцом твоим крестным был, как ты? Возьмешь в отцы?

— Да. — Коротко согласился он.

— Тогда приступим к святому таинству, — произнес батюшка и дал Едигиру в руки желтую восковую свечу.

Когда они выходили из храма навстречу яркому солнечному свету, то Тимофей, шедший чуть впереди, с усмешкой глянул на своего крестника и спросил:

— Ну, раб Божий Василий, чувствуешь себя христианином?

— Нет пока, — откровенно признался он, — но очень хочу. Правда.

Узнав о крещении воина, спасшего жизнь бортникам на лесной заимке, воевода вызвал его к себе и спросил согласен ли он пойти на службу к господам Строгановым. Он согласился.

— Тогда целуй крест и заступай, с Богом. Ты теперь нашей веры. К своим обратно не сбежишь.

О положении сильнейшего

Если противник не идет на мир, то следует обратиться к нему следующим образом: "Такие-то государи, подпав под власть шести страстей, погибли. Не должен ты следовать по пути этих безумцев, смотри на свою выгоду и на закон. Те, кто кажутся тебе друзьями, — в действительности, твои враги, которые побуждают тебя к необдуманным шагам, к беззаконным действиям и к пренебрежению своими собственными выгодами. Биться с воинами храбрыми, не жалеющими жизни необдуманно, вызывать потери в людях с обеих сторон беззаконно, оставлять без внимания явную выгоду и покидать хорошего друга есть пренебрежение своей собственной выгодой. Бойся, что вчерашние друзья твои сами нападут на тебя. Ты будешь всеми покинут, будешь лишен опоры и им легко будет покончить с тобой".

Если и после этого противник не согласится на союз, то следует вызвать возмущение в его землях, заслав туда своих людей.

Из древнего восточного манускрипта

ЯБАЛАК[7] СЕРАЯ СОВА

Проводив бухарских послов, Кучум призвал к себе Карачу-бека и Мухамед-Кула. Он внимательно поглядел на визиря, смотревшего, как всегда в сторону, прячущего свои мысли, зато племянник, наоборот, ловил каждое его слово, стремясь понять, чего хотят от него, и спешил высказать свое мнение. Был он худощав и строен, как молодая лоза, но в походке мягкой и стелющейся угадывались черты, которые позже обозначатся и выявятся. Кучуму вспомнился барс, живший в отцовском зверинце. У него была такая же мягкая поступь и чуть вытянутая вперед шея. Он подолгу кружил в своей клетке, словно не замечая людей, стоящих рядом, а потом одним прыжком кидался на прутья, стараясь зацепить лапой человека, отскакивал в сторону, рычал и, утратив интерес к недосягаемой жертве, начинал снова и снова кружить по клетке. Но при этом хитро косился желтыми глазами на толпившихся людей, прикидывая расстояние для нового прыжка. И нет более коварного зверя, сильного и ловкого всегда готового к броску.

"Такого лучше не дразнить, опасно. Что-то он унаследовал от отца, а что-то от деда. Пока я силен — не тронет. Но придет полоса неудач, берегись, сломает хребет".

И Карача-бек, и Мухамед-Кул поняли, что неспроста призвал их хан, будет серьезный разговор и опустились на войлок перед ним, склонив головы.

— Слава Аллаху, послов проводили и будем ждать, что ответит хан Абдулла, — начал Кучум издалека, — но надеяться на помощь от него особо не стоит. Он сам думает как бы с нас побольше урвать.

— Пусть попробует, — горячо откликнулся Мухамед-Кул, — наши нукеры пока еще крепко держат оружие.

— Не об этом речь, — прервал его Кучум, — у него своих забот хватает и воевать с нами он и не думает, иначе не направил бы послов. Но нам нужны и друзья. Одним в этом мире жить трудно.

Карача-бек согласно кивнул головой, но промолчал.

— Мы — в центре сибирской земли и нам надо собирать вокруг себя всех живущих по сибирским рекам князей. Они должны понять, что вместе мы сильней. Но им надо забыть о прежних раздорах и покориться нашей воле.

— Пойдут ли они на это, — в задумчивости проговорил Карача-бек, — северные князья привыкли жить сами по себе и наша дружба им не нужна. К тому же половина из них платит дань московскому царю.

— Да, длинные руки у царя Ивана. Вон куда дотянулись. Но если они ему платят дань, то пусть и нам дают. Московский царь далеко, а мы — рядом.

— У Московского царя сильное войско. Он покорил уже многие ханства и княжества и лучше не становиться ему поперек дороги, — возразил хану Карача-бек.

— А я пока не хочу ссориться с московским царем. Он хозяин на своей земле, а я — здесь на этой земле.

— Чтобы иметь друзей, надо платить, — не сдавался Карача-бек, — и нам надо направить послов в Московию, уведомить о своей дружбе.

— Все, что можно отправить, мы отправили в Бухару хану Абдулле, — громко и не сдерживаясь, рассмеялся Кучум, — правда, послов можно еще нагнать и забрать у них меха. Объясним, что ошиблись.

— Зачем, — Карача-бек говорил с ханом как с неопытным в государственных делах ребенком и, это злило Кучума, — в Московию отправим то, что должны послать северные князья. Только вместо них поедут наши послы.

— Это как? — уставился на Карачу-бека Мухамед-Кул. — Отобрать?

— Зачем отобрать. Их надо сделать нашими подданными. Мы будем охранять их от врагов, а они пусть платят нам за это. — Кучум, выслушав его, надолго задумался и, помолчав, кивнул:

— Да, у моего визиря голова работает хорошо. Лучше и не придумаешь. А чтобы северные князья особо не возражали, отправим к ним наших послов, а с ними и воинов для большей убедительности. Ты, Мухамед-Кул, поведешь их. Я так решил. Через два дня и выступите. Иди, готовься к походу.

Радостный юноша так и подпрыгнул, не прощаясь, выскочил из шатра. Кучум, не сдержавшись, улыбнулся вслед ему. Но Карача-бек, оставаясь спокойным, негромко заметил:

— Молод он еще сотни водить.

— Молодость быстро проходит. Пусть покажет себя в деле. Тебя же хочу послать в Казанское ханство. Нам нужны мастера по оружию. То, что сделали наши кузнецы, никуда не годится. После двух выстрелов стволы разрывает. Как хочешь, а мастеров из Казани привези.

— Хорошо, мой господин, все выполню.

— Семью привез в Кашлык?

— Да, мой господин. Они здесь.

— Мне доносили, будто русские люди стали строить свои крепости на склонах гор, что русские зовут Уралом. Побывай у них. Осмотри все сам. Сколько их и надолго ли пришли. Понял?

— Все сделаю.

— Тогда, прощай. И выступай, не мешкая. Оставшись один, Кучум ощутил некое беспокойство от предстоящих событий, которые сам же и торопил. Но не мог он, сидя в шатре, ждать, когда окрепнут соседи и придут под стены Кашлыка. Надо торопиться самому, пока жизнь не станет торопить тебя.

Он вышел из шатра и прошел на обрыв, вгляделся в противоположный берег. Там пасся табун коней, и все излучало покой и безмятежность.

Утром Мухамед-Кул, сопровождаемый двумя десятками своих нукеров, половина из которых были такие же юноши, дети местных беков и мурз, оглашая пробуждающийся от сна лес громкими криками, покинули городок. В ближайшем улусе к ним присоединилась сотня Януша, находившаяся на отдыхе. К полудню они достигли городка Атик-мурзы, где их поджидал сам мурза с тремя сыновьями и родичами, а вместе с ним было еще полторы сотни воинов. Вечер застал их неподалеку от Девичьего городка.

Вместе с Мухамед-Кулом в поход шли и его молодые друзья — родичи знатных беков: Айдар — сын Кутая и Дусай — сын Шигали-хана. Для них это тоже был первый поход, и они намеревались показать свою удаль и доблесть, омыть сабли кровью врагов.

Айдар ехал по правую руку от ханского племянника и зорко посматривал по сторонам, время от времени поправляя шлем на голове, гордо оглядываясь на идущие следом сотни. Его пухлые щеки со следами юношеского румянца не были иссечены ветрами походов, но в глазах светилась радость от предстоящего сражения, а тонкие ноздри втягивали дурманящий запах конского пота, столь привычный воину. В голове рисовались картины схваток и победного возвращения обратно, когда за стены ханского городка их выйдут встречать все жители и с восхищением будут разглядывать победителей. Себя же он видел едущим впереди своей сотни с перевязанной левой рукой, с пятнами крови на одежде. "Герой, каков герой", — будут показывать пальцами старики, а девушки, ах, девушки! — прятать в цветастые платки смущенные лица, посверкивая темными глазами. И Айдар улыбался, представляя радость встречи, пришпоривал коня, но тут же натягивал повод, когда оказывался впереди Мухамед-Кула, зорко следившего за строем.