Никто не узнает (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна

— Это называется конформизм, — не могу удержаться от колкого комментария.

— Лучше быть конформистом, чем бунтарем, дорогая, — нравоучительно заявляет муж. — В истории еще нет случаев, чтобы бунтари хорошо кончали. Че Гевара, Мартин Лютер Кинг, Ян Гус… Понимаешь, о чем я?

— Ленин? — цепляюсь за первое пришедшее на ум имя.

— Тот, что в мавзолее лежит? — с сарказмом уточняет он.

— Его хотя бы не убили, — ворчу я, при этом прекрасно понимая, что в данном вопросе муж прав: бунтарство и в нашем мире является восьмым смертным грехом.

— Ну, этого мы наверняка не знаем, — говорит Олег, оценивая мою работу с его запонками, а затем, чмокнув меня в висок, добавляет. — Спасибо. Ты готова?

— Да, только сумочку захвачу, — прохожу в гардеробную и, взяв в руки заранее подготовленный клатч, кидаю короткий взгляд в зеркало.

Черное шелковое платье чуть ниже колена, изысканная укладка, нюдовый макияж и крупные бриллиантовые серьги — в моем образе нет и следа от былого бунтарство. Я выгляжу, как чертова мещанка, сытая и довольная жизнью. Все-таки не зря говорят, что истинный художник должен быть голодным. Какой уж тут протест, если на тебе тряпки и камушки стоимостью в миллионы рублей?

В очередной раз затолкав неудобные мысли в самую глубь сознания, я возвращаюсь в прихожую, где меня дожидается муж. Гладко выбритый подбородок, нарядный смокинг, до блеска начищенные туфли — Олег олицетворяет собой образ финансово благополучного мужчины. Должно быть, со стороны мы с ним кажемся безупречной парой. Оба успешны, представительны, недурны собой… Как жаль, что за идеальным фасадом далеко не всегда скрывается идеальное нутро.

Покинув квартиру, мы выходим на улицу, где нас уже ожидает машина. Поздоровавшись с Игорем, личным водителем мужа, я занимаю заднее сиденье, а Олег устраивается рядом. Почти всю дорогу до ресторана он беседует по телефону, обсуждая работу и какие-то неотложные дела, а я гляжу в окно, любуясь пролетающими мимо пейзажами.

Невзирая на то, что я всю жизнь прожила в Москве, она по-прежнему меня зачаровывает. Такая большая и в то же время такая уютная, напыщенная и невзрачная, богатая и бедная, культурная и варварская — город-контраст, город-безумие, город-мечта. Москву можно любить, можно ругать, можно ненавидеть, но не признавать ее величие нельзя.

Игорь плавно притормаживает у ресторана и через зеркало заднего вида вопросительно косится на Олега, который по-прежнему увлечен деловой беседой.

— Да-да, Карим, я понял. Давай завтра за обедом это обсудим. Все, до связи, — он убирает телефон от уха и переводит взгляд на Игоря. — Что, приехали?

— Да, Олег Константинович, — кивает водитель. — Во сколько мне вас забрать?

— Часа через два-три, не раньше, — отзывается муж. — Но я заранее позвоню.

У входа в ресторан нас встречает широко улыбающийся молодой человек в бабочке и, найдя наши имена в списках приглашенных, услужливо распахивает перед нами дверь.

Надо признать, что в этом году фонд не поскупился и выделил довольно-таки приличную сумму на организацию праздничного мероприятия. Пирамиды из шампанского, шоколадные фонтаны, живые цветы на столах, инструментальная музыка, звучащая фоном, и популярные картины современных художников, развешенные по стенам, — вечеринка приятно удивляет даже меня, женщину, привыкшую к светским раутам и относящуюся к ним с долей здорового скептицизма.

— О, вот и чета Гольдманов пожаловала! — к нам подплывает седовласый мужчина под руку с молодой, вылепленной из силикона блондинкой. — Карина, Олег, здравствуйте, дорогие друзья!

Это Борис Градский вместе со своей новоиспеченной супругой Каролиной — двадцатилетней охотницей за миллионами и, как мне кажется, бывшей эскортницей.

— Добрый вечер! — Олег пожимает руку давнему бизнес-партнеру и переводит взгляд на его спутницу. — Прекрасно выглядите, Каролина!

— Спасибо, — изгибая утиные губки в улыбке, отзывается девушка.

Мужчины заводят разговор о работе, а мне приходится поддерживать некое подобие светской беседы с юной жертвой пластической хирургии:

— Как вам торжество? Нравится? — без особого энтузиазма интересуюсь я.

— Ой, тут так все прикольно, — воодушевленно отзывается она. — Я даже сказала Бореньке, что нам нужно купить домой картины этих… Ну, анвагардистов.

— Авангардистов, — на автомате поправляю я.

— Да-да, извиняюсь, — тушуется блондинка. — Я пока не очень хорошо разбираюсь в искусстве.

Усилием воли оставляю при себе едкий комментарий о том, что надо говорить «извините», а не «извиняюсь». Еще не хватало самоутверждаться за счет малообразованной молодежи.

— Ничего, наверстаете, — натягиваю на лицо улыбку, которая, боюсь, выглядит совсем неискренно. Должно быть, потому, что я абсолютно не верю в свои слова и произношу их из банальной вежливости.

Знаете, есть такие женщины, которым глянцевые журналы заменяют книги, а социальные сети увлекают их гораздо больше, чем качественное кино со смыслом? Так вот, Каролина как раз относится к этой категории. Ее мозг не обременен сложными мыслительными процессами, а на душе всегда легко и солнечно. По той простой причине, что она не умеет долго грустить.

Понимаете, грусть — это следствие определенного внутреннего анализа. Самокопания, если хотите. А о каком самокопании может идти речь, если главными проблемами человека являются уколы красоты, звездные сплетни и то, каким лаком покрыть ногти на следующей неделе?

Дураки всегда счастливее тех, кто умен. И в этом их бесспорное преимущество.

— Олег, я за шампанским, — коротко касаюсь локтя мужа.

— Хорошо, я тоже иду, — слегка наклонив голову, отзывается он, а затем, обращаясь к собеседнику, добавляет. — Рад был встрече, Борис, еще увидимся!

Беру мужа под руку, и мы вдвоем направляемся к столу с напитками, любезно кивая в знак приветствия попадающимся навстречу знакомым.

— Что-то интересных собеседников я тут не наблюдаю, — фыркаю я, делая крошечный глоток игристого.

— Брось, дорогая, не будь снобом, — беспечно отвечает муж, отправляя в рот сырное канапе на шпажке. — Кстати, я тебе говорил, что Градский отцом скоро станет? Каролина беременна.

— Правда? — в ужасе кривлюсь я. — Ему же под шестьдесят!

— Видишь, — он многозначительно приподнимает брови. — Люди даже в таком возрасте решаются, а ты…

— Не начинай! — резко обрубаю я. — Мы же вроде договаривались?

— Ладно-ладно, не заводись, — Олег примирительно приподнимает руки. — Я же просто к слову сказал…

Недовольно поджимаю губы и, вновь отпив из бокала, окидываю взглядом собравшуюся публику. Все как на подбор элегантные, солидные и до омерзения скучные.

Слегка поворачиваю голову к дверям, в которых то и дело появляются новые гости вечера, и вдруг резко замираю. Дыхание внезапно обрывается, а шампанское булькающими пузырькам идет у меня через нос.

Закашлявшись, я на секунду жмурюсь, а, открыв глаза, вновь устремляю взгляд в сторону, дабы убедиться, что увиденное не жестокая шутка больного воображения.

Нет, мне не показалось. Прямо посреди зала стоит он — мой самый большой грех и самое сладкое воспоминание. Свежий, подтянутый, молодой. В темно-синем костюме и белых кедах, которые, как ни странно, довольно неплохо сочетаются. Красивый настолько, что аж голова кружится.

— Держи, — Олег подсовывает мне салфетку, и я коротко киваю в знак благодарности. — А шампанское ничего, да? Не знаешь, что за марка?

— Поль Роже, наверное, — хриплю я, вытирая губы.

Очередной короткий взгляд вправо, и сердце с оглушающим «ба-бах» обрушивается в пятки. Богдан заметил меня и идет сюда. Прямо сюда, к столу с шампанским, где я стою в обществе мужа.

М-да, кажется, я поторопилась окрестить этот вечер скучным.

Глава 17

— Добрый вечер! — приблизившись к нам с Олегом, провозглашает Богдан с широкой улыбкой на лице.