Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка - Надежда Ароновна Шапиро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем пришла пора проверки другого великого поэта: исполнилось 200 лет со дня рождения М.Ю. Лермонтова.
С «Героем нашего времени» все обстоит благополучно. Дети (разумеется, не все, а те, кто умеет читать относительно длинные произведения) по‑прежнему бывают увлечены и сюжетами новелл, составляющих роман, и личностью Печорина, чьи парадоксальные афоризмы о дружбе, любви и счастье, чья победительность и демоническая грусть обычно находят горячий отклик. Другое дело, что при этом философский, конкретно-исторический и многие другие аспекты не очень‑то занимают школьников, но дальше уже пусть учитель думает, что и как нужно добавить.
По моим ощущениям, и стихи Лермонтова легче полюбить детям, чем пушкинские, или, лучше сказать, у Лермонтова больше стихотворений, которые естественно и прочно входят в детское сознание: коротких, певучих, грустных, таинственных и в общем прозрачных – во всяком случае, почти без непонятных отвлеченных или устаревших слов. И если не опоздать, то с материнского или учительского голоса запоминаются без анализа и комментариев и «Утес», и «Горные вершины», и «Русалка», и «На севере диком…», и «Выхожу один я на дорогу» (хотя бы начальные восемь строк), и «Парус» – по крайней мере первое четверостишие. Потом, в 9‑м классе, мы расскажем ученикам про романтизм, про мотив одиночества и про ритмическое богатство, и может так случиться, что примеры они смогут привести сами – если учителя начальной школы и родители не опоздали.
Кстати, о ритмическом богатстве. Наверное, не случайно то, что среди любимых детьми стихотворений преобладают написанные трех- или пятистопным хореем или трехсложными размерами. Спотыкающийся, не вполне обычный ритм (разностопный амфибрахий) вместе с соблазнительной горечью содержания привлекает подростков в стихотворении «И скучно и грустно». Они в состоянии бывают расслышать ту особую завораживающую музыку некоторых лермонтовских сочинений, которую, как известно, подхватила последующая поэзия. (Молодой Фет, подпавший под обаяние «Горных вершин», спустя два года после того, как этот перевод из Гете был опубликован, отозвался на него трехстопным же хореем (с чередованием мужских и женских рифм) стихотворений «Облаком волнистым» и «Чудная картина», а уж сколькими шедеврами продолжена жизнь пятистопного хорея после «Выхожу один я на дорогу», и говорить не приходится.)
Стихотворения же общественного содержания, такие как «Смерть Поэта», «Поэт», «Как часто, пестрою толпою окружен», «Дума», – более длинные, с резкими интонационными переходами от презрения к открытому лиризму или от восторга к обличению, гневные, саркастические, полемические, со сложным синтаксисом, ораторским звучанием, написанные преимущественно разностопным ямбом – воспринимаются с трудом и требуют от учителя специальных усилий.
Надо заметить, что и методически изучение лирики Лермонтова разработано хорошо и основательно (мне больше всего помогли когда‑то книга З.Я. Рез «М.Ю. Лермонтов в школе» и статьи Л. Айзермана), и литературоведческие работы разных лет очень много могут дать учителю. Но ведь время не только отодвигает от нас эпоху написания стихов, не только делает менее понятным их поэтический язык, но и изменяет наше представление о целях преподавания литературы вообще и лирики в частности, а также порождает новые связи произведения с изменившейся действительностью. А значит, и размышления, и педагогические поиски не могут прекратиться. Собственно, я и хочу рассказать, какой разговор может получиться с теперешними девятиклассниками о некоторых трудных стихотворениях Лермонтова.
Сейчас нет обязательного экзамена по литературе и, соответственно, нет строгого перечня тем, которые обязан усвоить и воспроизвести каждый выпускник, да и вообще как‑то ослаблен контроль за содержанием литературного образования. А бредовые высказывания некоторых государственных людей о том, какие именно убеждения должна воспитывать классическая литература и какие произведения классиков признать пригодными для воспитания, а от каких следует юношество уберечь, можно не учитывать. В этих условиях учителю самому предстоит решать, какие историко-литературные и биографические сведения и теоретические понятия он сообщит девятиклассникам в связи с изучением лирики. Вопрос о том, считать ли произведение реалистическим или романтическим, во многих неочевидных случаях представляется мне праздным. Рассматривать каждое стихотворение прежде всего как источник сведений о правильном или не вполне правильном мировоззрении поэта тоже, по-моему, не стоит. И уж совсем бесполезно запоминать формулировки идейного свойства: поэт восстает против светского общества и обвиняет его в смерти Пушкина, упрекает свет в бездушии, говорит о беде и вине своего поколения, выражает любовь к природе.
Для меня очевидно, что самое главное – сделать так, чтобы ученики, не теряя из виду целого, пропитались каждым отдельным стихотворением и как можно более полно восприняли его. А для этого надо, чтобы оно целиком и частями не раз прозвучало на уроке, чтобы можно было посмотреть на него под разными углами зрения, чтобы было над чем поразмыслить и чему удивиться.
Начнем со стихотворения, которым нередко открываются лермонтовские сборники и изучение которого традиционно предваряется рассказом о дуэльной истории и гибели Пушкина. Прочитав «Смерть Поэта»[49], спросим учеников, уверены ли они, что это действительно о Пушкине, ведь ни одно имя не названо. Вероятнее всего, услышим в ответ, что «сомненья нет»: узнается и Дантес, иностранец, для которого Россия – «земля чужая», и поэт, который «пал… поникнув гордой головой» (вспоминается «Памятник» с «главою непокорной»[50]), и причина дуэли (поэт – «невольник чести», «оклеветанный молвой»), и Ленский, герой «Евгения Онегина» – «добыча ревности глухой».
Можно ли утверждать, что Пушкин в стихотворении Лермонтова описан «как тот певец», и насколько это уподобление соответствует тому, что знают девятиклассники о личности и судьбе Пушкина и о Ленском? На первую часть вопроса обычно получаем ответ утвердительный; ученики замечают и прямые отсылки к роману («Убит!.. К чему теперь рыданья…» – «Убит!.. Сим страшным восклицаньем // Сражен…»[51], и стилистические соответствия («Угас, как светоч, дивный гений, // Увял торжественный венок» – «Дохнула буря, Цвет прекрасный // Увял на утренней заре, // Потух огонь на алтаре»[52]). Герой стихотворения назван певцом, его образ формируют, среди прочих, эпитеты «мирный», «простодушный» (ср. о Ленском: «И песнь его была ясна, // Как мысли девы простодушной, // Как сон младенца, как луна // В пустынях неба безмятежных…[53]»; «Свою доверчивую совесть // Он простодушно обнажал»[54]).
Вторая часть вопроса может вызвать споры.
