Роботы и империя - Айзек Азимов

– Предполагалось послать человекообразных роботов открывать новые миры, на которые космониты могли бы со временем эмигрировать, когда эти миры будут полностью обустроены и пригодны для обитания, не так ли?

– Да, предполагалось. Но я хотел, чтобы космониты сами эмигрировали на новые планеты и сами обустраивали их.

– Этого, однако, не произошло и, как я теперь вижу, вряд ли произойдет. Тогда давайте пошлем человекообразных роботов, это все же лучше, чем ничего.

– Все наши альтернативы обратились в ничто с тех пор, как в Совете восторжествовала ваша точка зрения. Космониты не поедут на грубые, неустроенные планеты и им, похоже, не нравятся человекообразные роботы.

– Вы вряд ли дали космонитам даже шанс полюбить их. Земляне начали заселять новые планеты, даже грубые и неустроенные, и делают это без помощи роботов.

– Вы прекрасно знаете разницу между землянами и нами. Их восемь миллиардов на Земле плюс множество поселенцев.

– А нас пять с половиной миллиардов.

– Численность – не единственное различие. Они плодятся, как насекомые.

– Нет. Земное население было стабильно несколько столетий.

– Потенциальная возможность. Если они от души кинутся в эмиграцию, они легко могут производить по сто шестьдесят миллионов каждый год, и это число будет расти по мере завоевания новых миров.

– У нас есть биологическая способность производить по сто миллионов новых тел в год.

– Биологическая – да, но не социологическая. Мы – долгоживущие и не хотим заменять себя так быстро.

– Мы можем послать большую часть новых тел на другие планеты.

– Они не поедут. Мы дорожим нашими телами, сильными, здоровыми, способными прожить в силе и здоровье почти четыре столетия. Земляне же не могут дорожить телами, которые изнашиваются менее, чем за столетие и страдают от болезней и дегенерации, даже за этот короткий промежуток времени. И для них не имеет значения, если они будут ежегодно посылать миллионы на нищету и вероятную смерть. В сущности, даже сами эти жертвы не боятся нищеты и смерти, поскольку ничего другого не имеют и на Земле. Эмигрирующие земляне улетают из своего зачумленного мира, хорошо зная, что хуже не будет. А мы, наоборот, ценим наши хорошо устроенные и уютные планеты, и нам нелегко покинуть их.

– Сколько раз я слышал эти аргументы! Но могу ли я указать, Амадейро, на простой факт, что Аврора была изначально грубым и неустроенным миром, а стала удобным и приемлемым, и так было с каждым Внешним Миром.

– Мне тоже до тошноты надоели все ваши аргументы, но я не устаю отвечать на них. Пусть Аврора была примитивной, когда ее только что заселили, но она была заселена землянами, а другие Внешние Миры заселялись если не землянами, то космонитами, которые еще не переросли свое земное наследие. Но теперь не те времена. То, что сделали тогда, нельзя сделать теперь, – он хищно оскалился. – Нет, Фастальф, вся ваша политика была направлена к сотворению Галактики, населенной одними землянами, в то время как космониты должны увянуть . Теперь вы видите, что так и происходит. Ваша знаменитая поездка на Землю два года назад была поворотным пунктом. Вы предали собственный народ, подтолкнули этих полулюдей к экспансии. Всего за два года они заняли двадцать четыре планеты и добавляют к ним новые.

– Не преувеличивайте. Ни один из Поселенческих Миров еще не пригоден к человеческой оккупации и не будет пригоден еще несколько десятилетий. И не все они окажутся подходящими, так что, когда ближайшие планеты будут заняты, шансы на дальнейшее заселение уменьшатся и первоначальный поток спадет. Я одобрил их экспансию, потому что рассчитывал так же на нашу. Мы еще можем догнать их, если постараемся, и в здоровом соревновании займем Галактику вместе.

– Нет, – сказал Амадейро. – То, что вы имеете в виду, самая деструктивная политика из всех возможных. Дурацкий идеализм. Экспансия односторонняя и таковой останется, что бы мы ни делали. Земляне лезут безудержно, и их нужно остановить, пока они не стали слишком сильны.

– Как вы предполагаете это сделать? У нас с Землей договор о дружбе, а там особо оговорено, что мы не станем противостоять их экспансии в космосе, пока они не трогают ни одной планеты на расстоянии в двадцать световых лет от Внешних Миров. И они строго соблюдают это.

– О договоре всем известно. И всякий знает, что ни один договор не станет соблюдаться, если он начинает действовать против национальных интересов более могущественной из подписавших его сторон. Я не признаю ценности этого договора.

– А я признаю. И он будет соблюдаться.

Амадейро покачал головой.

– У вас трогательная вера. Как он будет соблюдаться после того, как вы отойдете от власти?

– Я пока не намерен отходить.

– Как только Земля и ее поселенцы станут сильнее, космониты испугаются, а вы долго не удержитесь у власти.

– А если вы разорвете договор, уничтожите Поселенческие Миры и закроете ворота на Землю, станут ли космониты эмигрировать и заселять Галактику?

– Скорее всего, нет. Но если мы решим, что нам этого не надо, что нам и здесь хорошо, то не все ли равно?

– В этом случае Галактика не станет человеческой империей.

– Ну и что?

– Тогда космониты сойдут на нет, дегенерируют, даже если Земля останется в заключении и тоже сойдет на нет и дегенерирует.

– Излюбленная трескучая фраза вашей партии, Фастальф. Нет никаких доказательств, что такая вещь может случиться. Но даже если и случится – это будет наш выбор. По крайней мере, мы хоть не увидим короткоживущих варваров, захватывающих Галактику.

– Вы всерьез намекаете, Амадейро, что желаете видеть смерть космонитской цивилизации, лишь бы остановить Землю?

– Я не рассчитываю на вашу смерть, Фастальф, но если случится худшее, тогда что ж, моя смерть мне менее страшна, чем триумф этих недочеловеков, короткоживущих, пораженных болезнями существ.

– От которых мы произошли.

– И с которыми больше не имеем генетической общности. Разве мы черви только потому, что миллиарды лет назад среди наших предков были черви?

Фастальф сжал губы и пошел к выходу. Ликующий Амадейро не остановил его.

Дэниел не мог знать точно, что Жискар погрузился в воспоминания. Во-первых, лицо у Жискара не менялось, а во-вторых, он уходил в воспоминания не как люди: у него это не занимало много времени.

С другой стороны, линия мыслей, которая заставила Жискара вспомнить прошлое, заставила и Дэниела задуматься о тех же давних событиях, в свое время поведанных ему Жискаром. И Жискар тоже не удивился задумчивости Дэниела.