Во мраке, переходившем в серебро - Kaтя Коробко

Походы в магазин за продуктами становятся вылазками в опасные джунгли, где может напасть вирусный аэрозоль. Нужно быть с закрытым лицом и руками, в минимальный срок заходить и выходить из магазина. Ну, кроме всех других приятностей, попробуй купить туалетной бумаги, а все дома! Три туалета напряженно работают. С прилавков также исчезли любые дезинфекционные средства. Вот тут даже как-то весело и напоминает девяностые годы. Вы будете пить чай с сахаром или мыть руки с мылом?

Замечаю контрастность изменений за такой краткий срок. Очень странно не выходить из своего дома, кроме как для коротких вылазок навстречу грозному и невидимому врагу. Насыщенная структурированная жизнь разрушилась. Когда хожу на работу, я очень много успеваю. А вот когда не хожу, мне кажется, что этот ворох дел одолевает меня. Отсутствие структуры разрушительно влияет и на психику моих детей. В случае Васи, притом что отпала школа, а вместе с ней и угрозы репрессий со стороны школы, — это положительно. Он, конечно, не учится, но в школе он как-то параллельно и без касания получает знания. Не читая книг. Писать для него — тоже мучительно. Поколение Х, растущее на Тик-токе. Печально, что его терапия отложена до лучших времен. Единственный наш картонный щиток, Ник, уже не приходит и даже не отвечает на звонки. В случае Лоры контакт с терапевтом был налажен по телефону, и хоть какая-то терапия, но продолжается.

Моей дочери повезло с идеальной подработкой. Еще прошлым летом моя знакомая, такой себе ангел-хранитель в обличии Бабки-Ежки, Доннa, позвала Лору помогать ей выгуливать собак. Мои дети обожают и собак, и кошек, и любое зверье, которого от меня не допросились. А тут такая возможность поиграть и пообниматься с друзьями человека и не вести их к себе домой! У Донны — собачий детский сад, игры и прогулки. Она собирает собак от хозяев, выгуливает их и оставляет некоторых на ночь, если хозяева уезжают. Лаура летом работала с ней и теперь знает и собак, и как себя с ними вести. Знать-то она знает, но всё равно обожает французскую бульдожку Финю больше всех на свете и тискает ее постоянно, чем дразнит других собак. Моя девочка, которую на улицу невозможно было вытащить три месяца, теперь стала улыбаться пушистым нелюдям и регулярно ходить на прогулки в лес. Настроение у нее намного лучше и от прогулок, и от любви к животным. За это еще и платят! Пока мои финансы тают на глазах, кошелек моей дочери толстеет.

Физиотерапевты помогают маме выходить на улицу, ей тоже нужно гулять. Они святые люди, но ничто не вечно под Луной. Каждый визит, два раза в неделю, они записывают и отправляют в страховку. Если замечают, что улучшений нет, им дают отбой. Милая женщина физиотерапевт Диана помогала мне психологически, так как она часто работает с такими больными. Но, увы, она больше не будет к нам приходить, так как помочь в случае маминой болезни физиотерапевт не может. Диана еще раз побеседовала с мамой и объяснила ей, что если бы она сделала операцию, которая помогает при гидроцефалии, тогда можно тренировать мышцы, они будут отвечать на упражнения. Диана также принесла нам ручку для кровати. Мама не могла вставать с кровати, так как не за что ухватиться и слабые мышцы, особенно ног. С держалкой она уже может выбраться из кровати сама. И после истории с падением в ванной я заказала скамеечку, тоже с помощью Дианы, для ванной, чтобы можно было мыться под душем сидя.

Ее недержание тоже разрушительно прогрессирует. Я каждый день стираю всю ее одежду и постельное белье, притом что она в подгузниках.

Еще одна беда, что мышцы слабеют не только в руках и ногах, но и внутри пищеварительного тракта. Из-за плохого питания и голодовок, да и возраста, после рехаба у мамы желудок работает с перебоями. Поносы перемежаются с запорами, и она, привыкшая решать все вопросы радикально, пробует все возможные средства. Все таблетки, какие «на эту тему» существуют у меня в аптечке — по рецепту и без. Но и в этом вопросе нужны терпение и деликатность. Мама безвылазно проводит часы в туалете, и, бывает, не добегает. Однажды не успела добежать, и вся ванна была покрыта разжиженными зловонными человеческими экскрементами с брызгами до потолка.

Пришлось сначала отмывать маму, потом ванну, потом стирать, пока детей не было рядом, чтобы они этого не видели. Они и так шарахаются от бабушки. И криками достала, и всё не слава Богу. Им страшно. Они разбегаются по своим норкам — кто вверх, кто вниз, и сидят там тихо. Бабушка их зовет, но они не идут.

Со мной же, на первом этаже, происходят битвы. Маме кажется, что что-то не так с миром. Ей уделяют недостаточно внимания, хочется, чтобы всё объясняли и рассказывали. Она дезориентирована, и ей страшно. Жить с ней, даже здоровой, никогда не было легко. Она хочет быть в центре событий и участвовать во всём. Чтобы ее слушались и чтобы она могла всё решать. Не доверяй, а проверяй — как завещал всеми забытый дедушка Ленин. Но ее поезд ушел. Притом, что на уход за ней и объяснения уходит полный рабочий день, она не может удержать события в мозгу и оценить мою заботу. Она не может угнаться за детьми и за мной по скорости жизни и постоянно забывает о ключевых событиях или какие-то названия. Ей кажется, что я просто недостаточно хорошо объясняю, говорю тихо, мямлю под нос, так как еще есть проблема со слухом. Мама отказалась от слухового аппарата, с пеной у рта доказывая врачам, что я просто тихо разговариваю. Она буквально пропускает частоты моего голоса, не воспринимает их, они для нее как белый шум. Мне приходится напрягать голос и выкрикивать свои реплики, стараясь перекрыть ее передачи по телевизору на полную громкость.

Мама хочет заполнить яму в душе звуками и движухой. Пока она ругается со мной, яма ее не мучает и создается впечатление стабильности — так было, есть и будет.

Наши перебранки мелочны и бессмысленны. Важен сам процесс, негативное внимание. Мамин дух противоречия не останавливается перед здравым смыслом. Она будет спорить днем о том, что уже вечер, и это с часами на руке. Но есть у нас один глобальный камень преткновения — вопрос места жительства, который важен для нас обоих. Мама считает, что жила, живет и будет жить в Лондоне. И требует, чтобы