Киевские ведьмы. Выстрел в Опере - Лада Лузина

— Но все-таки брошка была в виде Лиры, — с сомнением сказала Маша.

— Да хоть в виде черепе и костей, чего из того? — отбилась Землепотрясная Даша. — Да и была ли она во-още? Может, это такая себе легенда семейная — родичи Ахматовой потом придумали, когда она поэтессой стала, чтоб было чего журналистам в интервью рассказать… Или она сама. Она вообще была жуткой обманщицей. Вот уж, кто умел себя распиарить, так это Анечка Горенко…

Чуб подскочила к зеркалу, и показала ему свою попу.

Шорты врезались в ягодицы, оставляя нижнюю часть открытой на обозрение.

Однако в пониманье певицы, одежда существовала отнюдь не для того, чтобы что-то скрывать. А одеваться хорошо, в ее понимании, означало — так, чтобы оборачивались все прохожие.

Ныне же следовало расстараться особенно…

— ОК! Сзади полюбят, спереди привыкнут! — глубокомысленно изрекла Даша Чуб. — Так когда мы сегодня с Яном встречаемся?

— Но в Киеве, действительно, не было ни одного большого писателя. Ни одного большого поэта, — продолжала сомневаться студентка исторического факультета. — За всю его историю.

— Не было, — подумав, покивала косами дочь литературного критика. — Но ты так рассуди: а при чем во-още к Лира к Киеву? Лира — это ж типа из древней Греции.

— Логично.

— Остынь! Куча народа находит всякую хрень. Куча народа вешается. Здесь даже нет ничего мистического. — Вид сзади Дашу удовлетворил. Оставалось подобрать умопомрачительный верх.

— Если бы в этой истории не было ничего мистического, нас бы туда не позвали, — аргументировала Ковалева.

— О'кей, — немедленно отыскала лазейку Землепотрясная, обладавшая ярко-выраженным талантом к спорам. — Анна Голенко верила в мистику, и ее мистицизм ее доконал. Поэтому ее проблема, как бы подпадала под нашу парафию…

— Я поняла! — озарило Машу. — Теория твоего дедушки Чуба! Теория повторяющихся слов. Это же правда! Так с нами общался Город, когда мы были совершенно слепыми. Он постоянно подбрасывал нам подсказки. Он нас направлял. Все вокруг указывало нам путь — название спектакля на афише, статья в газете…

Внучка Чуб принялась чесать нос.

Именно благодаря статье в случайной газете, принесенной ветром и прибившейся к Дашиным ногам, Дашины ноги и отправились в «Центр колдовства», где умирающая Киевица Кылына…

— О’кей. И чо из того? — заняла оборону ярая спорщица. — Это означает лишь то, что мой дедушка — был умный парень.

— Нет, — оспорила упрямая Маша. — Это означает, что кто-то специально подводил Анну Голенко к подобному выводу.

— Вот и прекрасно, — сделала нелогичный вывод певица. — Вот мы и поняли в чем колдовство. Кто-то подводил эту тетку к самоубийству, но мы вовремя вмешались, и спасли ее.

— Но кто этот кто-то?

— Какая разница? — резанула Даша воздух рукой. — Пойми ты, Голенко — это полный голяк! Я задницей чувствую. — Для убедительности Даша выпятила упомянутое место и похлопала по нему рукой. — Какая-то третьеразрядная поэтесса, возомнила, что ее обокрала Анна Ахматова, и решила покончить с собой… Хренотень и графоманские бредни! — Она отвернулась.

Ибо было понятно: никакая это не хренотень. А нечто важное и значимое, что они по ничерта-незнанию просто не способны понять.

Иначе, зачем бы на небе загорался красный огонь?

— Но иногда твоя задница все же ошибается, — сказала Маша.

— Ну, она, конечно, не Господь Бог, — капитулировала Чуб.

Выдернув из шкафа украинскую вышиванку-сорочку, она прикидывала ее на себя.

— Ладно, пускай не голяк, пусть висяк. — Раритетная рубаха из коллекции дедушки Чуба слегка примирила ее с Машиным упрямством.— Разницы нет! — Внучка Чуб нырнула в рубаху. — И если ближайшее время небо не маякнет нам чо-то покруче и попонятней, ее для нас и подавно не будет. — Даша завязала узел под грудью, нацепила четыре мониста, серьги, двадцать браслетов и прозвенела. — Сегодня 10-е! Послезавтра бой. И за такую историю нам его на год не перенесут. А поскольку на небо больше полагаться нельзя, единственное наше спасение срочно отыскать хоть один ведьмацкий корень! Слушай, — озадачилась она, разглядывая экипировку (как и следовало ожидать, кожаные шорты-трусы, в комплекте с буйной национальной вышивкой и ботинками а-ля Джонни Депп, выдали земплепотрясный результат!). — Если мой деда так классно знал все ведьмацкие примочки, неужели он мог вычислить их просто так? Неужели у нас в роду никого не было? Это же нонсенс! Родится в Киеве, где стоит целых четыре Лысых Горы, где каждая вторая — ведьма… И оказаться третьей! Да быть того не может. Я задницей чувствую. Я — точно ведьма! А Катя — тем более! Во времена инквизиции ее бы сожгли без всяких доказанных родственников, только за то, что такая красивая. Сказали бы «ведьма» и в костер…

— Купальский костер. Купала!!! — закричала Ковалева так громко, что сумела потрясти даже Земплепотрясную. — Ахматова родилась на Ивана Купалу! В «Иванову ночь»… Она — ведьма!

— Разве Ахматова родилась 7 июля? — застопорилась певица.

— Ахматова родилась 23 июня — 11 июня по старому стилю, — в комнату, улыбаясь, вплыла Дашина мама.

— Почему же в статье сказано «родилась на знаменитую Иванову ночь»? — застыла студентка.

— Потому, — просветила ей литературная мать, — что Ахматова сама написала «Я родилась в один год с Чарли Чаплином, «Крейцеровой сонатой», Эйфелевой башней. В то лето Париж праздновал 100-летие падения Бастилии — 1889, а в ночь моего рождения справлялась и справляется знаменитая древняя «Иванова ночь» — 23 июня…» О, Анна умела выписывать свою биографию!

— Потому что была обманщица! — звякнула монистами дочь.

— Ахматова? Конечно, обманщица, — улыбнулась Вероника. — Она всерьез утверждала, что род ее от пошел от последнего хана Золотой Орды — Ахмата, прямого потомка Чингисхана. Что ее бабушка, чью фамилию она взяла, как псевдонимом, татарская княжна. И говорила о себе «Я — чингизидка»... Хотя ее бабка Прасковья Ахматова ни была ни княжной, ни татаркой.

— И про Иванову ночь приврала для красного словца. И про Лиру! И про предсказание «Ты станешь поэтом»… Это же шоу-бизнес! — добила подругу Даша. — Здесь все врут. Она просто классно пиарила! Ты вообще знаешь, что еще при ахматовской жизни художники нарисовали больше двухсот ее портретов? Вот это пиар!!

— Значит, Ахматова — не ведьма, — поникла Ковалева.

— Ахматова? Конечно же, ведьма, — улыбнулась Вероника. — Не зря же Цветаева называла ее в стихах «чернокнижницей», а муж Ахматовой Николай Гумилев, написал: «Из города Киева, из логова Змиева я взял не жену, а колдунью».