Всех прекрасней. История Королевы - Серена Валентино

Моя мама очень любила зимнее солнцестояние, и в этот день отец устраивал целое представление. Он делал множество крошечных зеркал в виде солнца, луны и звезд и развешивал их на деревьях вокруг дома. Затем зажигал свечи, их свет отражался в зеркалах, множился, из-за чего дом был виден на мили вокруг — словно крошечный волшебный город, залитый светом островок в море зимней темноты. Говорят, несмотря на все то великолепие, что он устраивал каждый год, отец утверждал, будто оно и в сравнение не идет с красотой его жены: с ее волосами цвета воронова крыла, бледной кожей и блестящими глазами цвета оникса, их уголки были немного приподняты, из-за чего они напоминали кошачьи. Как я мечтала, чтобы кто-нибудь полюбил меня так же сильно, как мой отец любил маму, — ведь будучи вдохновленным ее красотой, он создавал настоящие сокровища, в которых она видела свое отражение. Я была уверена, что мне никогда не познать такой любви и никогда не понять, каково это — обладать такой красотой. А затем я встретила тебя.

Когда ты уехал, пообещав вернуться, оставив меня в одиночестве и совершенно сбитой с толку, мой отец сказал нечто такое, отчего мое сердце зашлось в панике. «Смотрю, дочь, ты его просто околдовала. Но скоро он поймет, какая мерзкая уродина ты на самом деле», — вот что он сказал мне. Я попыталась оправдаться перед ним, что никакая я не колдунья и не владею магией, но он настаивал: «Даже не думай, что такой мужчина, как он, выберет себе в жены такую, как ты. Ты слишком стара, дочь моя, и безобразна; в тебе нет ничего примечательного».

Моя мама умерла в родах, и, уверена, отец винил меня в ее смерти, а мое с ней сходство лишь усиливало боль потери. Отец никогда не рассказывал о ночи, когда умерла мама, но до меня доносились обрывки той истории, которые соединились в моем воображении, подобно отражениям в одном из его разбитых зеркал.

Я представляла, как моя мама корчится в агонии. Мысленным взором видела, как она сжимает свой раздутый живот в приступе мучительных схваток и кричит мужу, моля о помощи, пока повитуха суетится вокруг нее. Но отец ничего не может сделать, его лицо мертвенно-бледно и искривлено от ужаса, и вот моя мама, родив, продолжает лежать, но уже мертвая, и его глаза вспыхивают отвращением при виде маленького создания, вычеркнувшего из его жизни самое дорогое, что в ней было. Должно быть, отец ненавидел меня с того самого дня. Никогда в его взгляде я не видела ничего, кроме отвращения.

Как-то раз — мне было лет пять или шесть — я стояла в нашем дворике, помню, как солнечные лучи пронизывали листву. В руках у меня был букет полевых цветов, и тут отец подошел ко мне. «Зачем они тебе, девчонка?» — спросил он, его лицо исказила гримаса едва сдерживаемого гнева. Я сказала, что хочу отнести цветы маме, после чего он уставился на меня пустым взглядом. «Ты же ее даже не знала! Почему ты решила, что она захочет получить от тебя цветы?» Помню, мне было так грустно, так больно, что я закричала: «Она ведь моя мама, и я люблю ее!»

А он лишь посмотрел на меня тем особенным взглядом, который я уже очень хорошо знала, взглядом, предупреждающим: еще одно слово с моей стороны — и он меня ударит. Хотя иногда он бил меня, даже если я умолкала. В тот день я просто стояла, хватаясь за букет, и смотрела на него, мои губы дрожали, глаза щипало от навернувшихся слез, но внутри бушевало столько разных эмоций, что просто взять и заплакать не получалось. Он вырвал цветы из моих крошечных ладошек, затем повернулся ко мне спиной и ушел куда-то. Я надеялась, что он отнесет букет на могилу мамы, хотя и понимала: он никогда бы так не поступил.

Я поклялась себе, что не допущу демонов отца в свою душу. Что начну с тобой новую жизнь. Я так хотела забыть о нем и стать счастливой с тобой и моим очаровательным птенчиком. Я поклялась, что Белоснежка станет мне дочерью и я буду любить ее так, как любил меня отец в моих мечтах, что я каждый день буду говорить Белоснежке, как она красива, и мы будем танцевать и смеяться. И что в отличие от своего отца я будут водить Белоснежку на могилу ее матери и с помощью писем, которые ты мне оставил на хранение, расскажу ей, какой та была.

Я твердо решила больше никогда не вспоминать Зеркальщика. Теперь он принадлежит тьме. В день его смерти мою жизнь озарило ослепительным светом, словно с его уходом меня перенесло в совсем иной, полный великолепия мир, где я смогла наконец обрести любовь и счастье. В тот день я вынесла из дома все его зеркала и развесила их на гигантском дереве, что росло у нас во дворе. Еще никогда в жизни я не видела столь восхитительного зрелища, зеркала покачивались на ветру, улавливая солнечные лучи и отражая их, все это походило на волшебство. У меня перехватывало дыхание от той красоты. Горожанам это тоже понравилось, и они решили, будто то была моя дань отцу, а я и не подумала возразить. Им совсем не нужно было знать, каким ужасным человеком он был, не нужно было знать, что в тот день я впервые с момента рождения вышла на свет, вырвалась из плена тьмы и неуверенности. Вот что на самом деле я праздновала.

Никто не имел ни малейшего представления, как сильно он меня ненавидел, какой жестокой и воистину бесчеловечной была его душа. Душа — ха! — сомневаюсь, имелась ли она у него вообще. Хотя, должно быть, имелась. Ведь он так сильно любил мою маму. Возможно, его душа умерла в ту же ночь, когда она покинула этот мир.

После чего в нем не осталось ничего, кроме ненависти. Я сидела у его постели, когда он умирал, ухаживала за ним, старалась продлить его жизнь, потому что сердцем понимала, это мой долг, именно так нужно относиться к тем, в чьих жилах течет та же кровь. Но в ответ услышала лишь полные отвращения и горечи слова: «Он никогда к тебе не вернется. Ты всегда была уродиной. С чего королю обращать внимание на такую, как ты?» Я была рядом, когда он покинул этот мир. У его постели. Держала его за руку, чтобы ему не пришлось отправляться в неизвестность в одиночку. А за секунду до смерти он вдруг посмотрел на меня своими угасающими глазами. Я же, глупая, вспыхнула надеждой, что сейчас он поблагодарит меня. А вместо этого он сказал: «Я никогда не любил тебя, дочь». После чего закрыл глаза и умер.

Король молчал. Он сидел, упершись локтями в колени и опустив подбородок на подставленные ладони, и покачивался взад-вперед, обдумывая услышанное. Затем он опустился на колени рядом с Королевой и взял ее руки в свои.

— Как бы я хотел, чтобы он был все еще жив, — сказал Король, — тогда бы я смог убить его собственными руками за все, что он натворил.

Королева пораженно посмотрела на мужа, чье сердце, как ей было хорошо известно, всегда было наполнено любовью. Даже к врагам. Неужели его чувства к ней столь сильны, что заставили его отступить от своих убеждений?