Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня - Шерман Алекси

Да, знаю, наверное, вы правы: я слишком много читаю.

И уж точно слишком много читаю о дефекации.

Но это важно, понимаете? Итак, я сделал дело, спустил, вымыл руки и принялся давить прыщи перед зеркалом. Занятие это тихое, сосредоточенное, и тут слышу – какой-то странный звук из-за стенки.

А там у нас туалет для девочек.

И снова этот звук странный.

Хотите знать какой?

Ну примерно такой:

АРГГXXXXXXXXXXXXXXССССССССССССССППППППППППГГГXXXXXXXX, АРГГXXXXXXXXXXXXXXССССССССССССССППППППППППГГГXXXXXXXX!

Как будто кого-то тошнит.

Неа.

Как будто тошнит не человека, а «Боинг 747».

Я собрался было вернуться в класс и дальше внимать блистательному нашему учителю истории, но тут звук повторился.

АРГГГXXXXXXXXХСГСЛЛЛСКСССXXДКФДДЖСАБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЫЭЮЯ!

Так, а может, у кого-то грипп или еще что. Может, это приступ почечной недостаточности. Я не могу просто уйти.

И постучал в дверь. Дверь женского туалета.

– Эй, – говорю, – у тебя там всё в порядке?

– Уходи!

Голос девочки – оно и понятно, туалет-то для девочек.

– Хочешь, я учителя позову или еще чего? – спросил я через дверь.

– Я сказала – УХОДИ!

Я не тупой. Тонкие намеки могу понять.

И я пошел, но что-то потянуло меня обратно. Не знаю, что именно. Если вы романтик, можете считать, что судьба.

Итак, мы с судьбой прислонились к стене и стали ждать.

Должна же она в конце концов выйти, и тогда я смогу убедиться, что с ней всё в порядке.

И вскоре она вышла.

Прекрасная Пенелопа, жующая булочку с корицей. Явно пыталась перекрыть запах рвоты огромным куском булочки с корицей. Но это не сработало. Она просто пахла так, будто кто-то наблевал на большое, старое коричное дерево.

– На что уставился? – спросила она.

– На анорексичку, – говорю.

Очень сексуальную анорексичку, хотел я добавить, но не стал.

– У меня не анорексия, а булимия, – сказала она.

Сказала, гордо задрав нос и подбородок. С большим высокомерием. И тут я вспомнил, что многие анорексики ГОРДЯТСЯ тем, что такие худые и голодные.

Думают, что анорексия делает их какими-то особенными, что они лучше остальных. У них есть собственный идиотский сайт, где они советуют друг дружке, какое слабительное лучше и всякую прочую хрень.

– Какая разница между булимией и анорексией? – спрашиваю.

– Анорексики всегда анорексики, а булимия – только когда вызываешь рвоту, – пояснила она.

Ничосе.

Она говорит совсем как мой отец!

Наверно, зависимости бывают разные. У всех есть какая-то боль. И все ищут способ от нее избавиться.

Пенелопа заедает свою боль, а потом выблевывает и смывает в канализацию. Папа заливает свою алкоголем.

И я сказал Пенелопе то, что всегда говорю папе, когда он пьян, подавлен и готов разувериться в мире.

– Слышь, Пенелопа, не сдавайся.

Ну хорошо, не самый мудрый совет. Наоборот, слишком очевидный и избитый.

Но Пенелопа как начала рыдать и говорить, как ей одиноко и как все считают, что у нее идеальная жизнь, раз она красивая, умная и популярная, но на самом деле она постоянно боится, но никто не позволит ей бояться, раз она такая красивая, умная и популярная.

Заметили, что она дважды в одном предложении упомянула свою красоту, ум и популярность?

Нормальное самомнение у девочки.

Но это и сексуально.

Как, скажите, булимичная девочка, до сих пор пахнущая рвотой, может быть такой сексуальной? Любовь и страсть сводят людей с ума.

Я вдруг понял, как моя старшая сестра Мэри могла встретить парня и через пять минут выскочить за него замуж. Я уже меньше злился на нее за то, что бросила нас и усвистела в Монтану.

Следующие несколько недель средняя школа Риардана только нас с Пенелопой и обсуждала. Мы не были, так сказать, «женихом и невестой». Скорее друзьями с некоторым потенциалом. Но и это круто.

Все были в полном шоке, что Пенелопа избрала меня в качестве нового друга. То есть, конечно, я не уродливое чудовище-мутант, однако в школе чужак.

И индеец.

И еще отец Пенелопы, Эрл, – расист.

Когда он впервые меня увидел, сказал:

– Пацан, не вздумай лезть моей дочери под юбку. Она встречается с тобой, только чтобы мне досадить. Но я досаду не покажу, понял? А раз досадить не удалось, то и встречаться с тобой она вскоре перестанет. А покуда просто держи своего змея в штанах, чтоб не нарываться, иначе прибью.

А знаете, что он мне потом еще сказал?

– Пацан, если обрюхатишь мою дочь, если наделаешь ей детишек, которые потом будут устраивать митинги в защиту черномазых, я от нее отрекусь. Вышвырну из дому, и придется тебе взять ее к себе в дом, к мамочке и папочке. Ты внимательно слушаешь, пацан? Всё теперь от тебя зависит.

Да, Эрл – победитель.

Хорошо, итак, мы с Пенелопой были на языках у всех, потому что сражались с великим и могучим Эрлом.

Э-э-э… Вероятно, вы думаете, что Пенелопа встречалась со мной ТОЛЬКО потому, что я для нее – наихудший выбор из возможных.

Возможно, она встречалась со мной ТОЛЬКО потому, что я был индейцем.

Ну, мы не совсем, конечно, по-настоящему «встречались». Периодически держались за ручки и раз или два целовались, и на этом всё.

Не знаю, что я для нее значил.

Думаю, ей надоело быть самой красивой, самой умной и самой популярной девочкой в мире. Она хотела немного посходить с ума, понимаете? Чуток запятнать свое имя.

Я и был пятном.

Но, постойте, я-то тоже ее немного использовал.

Я же в результате стал тоже популярным.

Оттого что Пенелопа публично заявила, что я достаточно симпатичный, чтобы со мной ПОЧТИ встречаться, все остальные девочки в школе тоже решили, что я симпатяга.

Оттого что я держал Пенелопу за руку и после школы целовал на прощанье перед тем, как она запрыгнет в школьный автобус, все мальчики в школе решили, что я главный жеребец в их стойле.

Даже учителя стали обращать на меня больше внимания.

Это было волшебство какое-то.

Ну как я, индеец, да еще крепко со странностями, завоевал маленький кусочек сердца Пенелопы?

В чем мой секрет?

Я выглядел, разговаривал, мечтал и ходил по-другому, чем все.

Я был новеньким.

С точки зрения биологии можно выразить мою мысль так: я был волнующей добавкой к риарданскому генофонду.

Вот и все очевидные причины для нашей с Пенелопой дружбы. Все поверхностные причины. Но были ли причины получше, поглубже?

– Арнольд, – сказала она однажды после уроков, – я ненавижу этот городишко. Он такой маленький, слишком маленький. Всё в нем маленькое. Замыслы у здешних людей маленькие. Мечты маленькие. Все только и хотят, что пережениться друг на дружке и жить здесь до конца своих дней.

– А ты чего хочешь? – спросил я.

– Уехать, и как можно скорее. По-моему, я прирожденный путешественник.

Ага, так она выражалась. Пышно, нелепо и театрально. Я хотел над ней подшутить, но она была так серьезна…

– Где бы ты хотела побывать? – спрашиваю.

– Везде. Пройти по Великой Китайской стене хочу. Влезть на вершины египетских пирамид. Поплавать во всех океанах. Взобраться на Эверест хочу. Съездить на африканское сафари. Покататься на ездовых собаках в Антарктиде. Я всё хочу.