Не вижу текста. Документальная сказка о потерянном зрении - Сергей Сергеевич Сдобнов

Почти все мои действия в Москве сегодня мне кажутся безумными. С плохим зрением в 2011 году я поступил заочно в Литературный институт, мне предстояло читать массу книг – от учебника старославянского до методичек по всей литературе. Мало что из нужной литературы можно было найти в электронном виде, в аудиоформате не было вообще ничего. Я опять стал записывать лекции на диктофон.

Главный плюс этого обучения в том, что я познакомился со своими будущими друзьями и знакомыми, которые сейчас работают в разных культурных проектах. Болеющему человеку важно не чувствовать себя одиноким. А пока ты учишься, ты точно кому-то нужен – преподавателям, одногруппникам и даже самому себе.

В какой-то момент я почувствовал, что Москва – самый безопасный город. В столице машины чаще всего уступают дорогу пешеходам – конечно, не из-за любви или понимания водителей к горожанам, а потому, что штрафы большие. Но однажды я вышел из дома и начал переходить по зебре дорогу в сторону метро. В руке у меня был планшет, я старался читать при любой возможности, даже на ходу. И в этот момент я почувствовал, что в мою левую ногу уперлась фара машины. Водитель успел затормозить «в меня». Я разозлился и настучал айпадом по бамперу машины и пошел дальше. Даже в самом безопасном городе случаются опасные истории.

Когда я учился в магистратуре, то узнал о болезни поэта и критика Григория Дашевского. Ему нужна была кровь для переливания. Я тоже решил сдать кровь. На пункте сбора крови врачи спросили меня о том, есть ли у меня серьезные заболевания. Я рассказал о зрении. Врачи отказались брать у меня кровь и посоветовали не экспериментировать с донорством, потому что с таким непонятным диагнозом неясно, какие могут быть последствия для организма.

Воспоминание моего близкого человека, художницы Юлии Гонковой, которая видела меня почти каждый день в 2018–2020 годах

Хотя ты говоришь, что стал лучше видеть, но со стороны сразу заметно, что у тебя что-то не в порядке со зрением. На него больше влияют состояния и условия – свет, темнота, духота, а не детали. Есть такой художник – Сурбаран, он рисует на полностью черном холсте небольшой фрагмент / луч света, а остальное зритель додумывает. И ты тоже додумываешь мир вокруг себя, потому что медленно схватываешь детали. Ты трогаешь вещи не как люди с хорошим зрением – очень быстро, осязая их размер и фактуру, как будто используешь руки, как усы-локаторы. Когда ты спотыкаешься или падаешь, то больше об этом переживаешь, чем другие. У тебя сразу много эмоций появляется на лице, они быстро проходят, но видно, что ты переживаешь эти мелкие неудачи слишком серьезно.

Мы с тобой были в Турции, поехали на пароме в ту часть, где живут местные жители и мало туристов. Уже стемнело, ты искал туалет, а его нигде не было. Мы остановились у каких-то кустов, вдруг нас освещают фары. Из машины выходит огромный турок, подбегает к тебе, поднимает за пальто и начинает трясти. Твои очки улетают в другие кусты. А все потому, что ты не заметил, что за кустами был домик для котов, и твои действия выглядели оскорбительными. Ты пытался объяснить турку, что плохо видишь и не заметил стену и сам дом. Но он был в ярости. На улице появились еще несколько турков. Мы каким-то чудом ушли оттуда. Потом долго шли и молчали.

Глава VIII

Глава о том, как человека с плохим и странным зрением воспринимают окружающие

До сих пор я стараюсь не использовать «привилегии» инвалида слишком часто. Первое время, когда мне приходилось в каком-то учреждении говорить вслух о своей инвалидности, то я чувствовал какую-то неловкость. Казалось, что я сам виноват в том, что пришел в место для здоровых людей. Почему мне было неловко за самого себя? Наверное, потому, что норма всегда отделяет одних людей от других в обществе. Нормально быть здоровым. А оказаться рядом с тем, кто чихает, – неприятно, рядом с инвалидом на костылях или коляске – еще неприятнее. Потому что такой человек напоминает тебе, что и с тобой может случиться неприятное. Долгое время родственники воспринимали меня как больного. Когда я приехал в Москву, меня сначала встречали и вели до машины чуть не под руку, словно я полностью ослеп. Но страх и жалость возникают автоматически, когда человек не понимает, как ему вести себя с другим человеком, у которого серьезные проблемы со здоровьем, да еще и первый раз в жизни.

Ненадежный клиент

Недавно я взял ипотеку, советовался с родственником-юристом. Оказалось, не стоит указывать в анкете, что ты инвалид, – это повлияет на решение банка. И он оказался прав. Из 50 пунктов о том, чем я болею, я поставил галочку рядом с квадратиком «Да» у пункта «глазные болезни». В комментариях я объяснил, при каких обстоятельствах, когда и как мне поставили инвалидность. Добавил, что живу и работаю с таким зрением много лет. Меня согласились застраховать от несчастного случая, а от болезни – отказались. Я попросил сотрудницу страховой компании объяснить, почему мне отказали. Она ответила, что сама получает от компании ответы в письменном виде и только звонит клиентам и рассказывает им о результатах. Я спросил, могла бы она уточнить у коллег причину отказа, чтобы я мог учитывать ее в будущем. Мне ответили, что, к сожалению, страховая компания не комментирует свои решения.

У вас что, глаз нет?

В 2000-х работало много магазинов с прилавками. Для любой покупки мне надо было спрашивать у продавца: «Сколько стоит вон та баночка?» – или интересоваться, есть ли у них такое-то вино. На что мне отвечали: «А у вас глаза есть, молодой человек?» – или: «А вы что, не видите?» Так иногда происходит сейчас. Спросил как-то в городском киоске, есть ли у них мороженое с печеньем, и мне ответили: «Да, у нас все на витрине. Посмотрите!» В этот день я чувствовал себя особенно усталым, не выдержал, сорвался, сказал, что у меня инвалидность и я плохо вижу. И если покупатель спрашивает о продукте, значит, он не может узнать информацию сам, в любом случае покупателю нужно ответить по существу. Мне ответили: «А что вы сразу не сказали, что у вас проблемы со здоровьем?»

Потом