Не вижу текста. Документальная сказка о потерянном зрении - Сергей Сергеевич Сдобнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странные решения
На третьем курсе я принял несколько странных решений. Во-первых, я понял: надо прекратить активно лечиться, чтобы убедить самого себя в выздоровлении и просто пожить. Поучиться, съездить в путешествие. К этому времени мое зрение начало понемногу меняться, я стал медленно читать, почему это произошло – неясно. Какое лечение повлияло – неизвестно, ведь я лечился всем подряд. Кроме того, я начал ездить автостопом, потому что решил поступить на второе высшее образование в Литературный институт в Москву. В старших классах школы я смотрел списки книжек, которые надо было прочитать для поступления. И я многое читал из этих книг.
На третьем курсе у меня появилась конспирологическая теория о том, что моя болезнь – наказание за то, что я пошел учиться на экономический факультет, а не стал заниматься литературой сразу, как хотел. И наступило время закрывать гештальты.
Воспоминание моего научного руководителя, доктора философии Татьяны Борисовны
Как-то подошли студентки из группы и спросили, почему у вас оценки выше, чем у них, хотя они, в отличие от вас, посещают занятия без пропусков.
Меня как преподавателя эти пропуски не беспокоили, поскольку знания были на уровне, к тому же была договоренность об индивидуальном режиме обучения.
Зато ваше присутствие существенно оживляло занятия.
Самостоятельный человек
На старших курсах я получал большую стипендию. Не только за инвалидность, но и за статьи и культурную деятельность. Я тогда вместе с другом организовывал поэтические чтения на улицах. Десяток ивановских поэтов и все, кто хотел, читали стихи, а от 20 до 100 зрителей слушали. Мы с другом раздавали тем, кто пришел, конфеты, мандарины, зимой – чай.
Свою большую стипендию я копил. В 2011 году у меня была только карточка «Сбербанка», но иногда я держал деньги наличными в кошельке. Как-то раз у меня на ночь остался человек, которого я считал своим другом. На следующий день я открыл кошелек и понял, что денег там нет.
Сначала я подумал, что куда-то их положил или потратил, но забыл. Потеря зрения обострила мою память, я быстро восстановил все свои покупки за неделю, обыскал весь дом, ничего не нашел. Осторожно спросил у друга, не видел ли он эти деньги. Он сказал, что не видел и я, наверное, куда-то их положил и забыл. Пропало тысяч 30, сейчас точную сумму не вспомнить. Это были большие деньги для меня. Я смирился, подумал на свою глупость и забывчивость.
Через месяц я встретился с нашими общими друзьями. Выяснилось, что у некоторых знакомых тоже пропадали деньги. Я еще раз поговорил с тем другом, он не признался. Для себя я решил, что больше не буду ему доверять и точно не пущу его ночевать к себе. Но пока я искал деньги дома, то опять почувствовал свою беспомощность. Когда вещь теряет человек с хорошим зрением, это совсем не похоже на ситуацию, когда что-то теряет слабовидящий. Любое нарушение режима нормальной жизни влияет на твою уверенность в собственных силах, в том, что ты самостоятельный человек.
Воспоминание Юли Давыдовой, друга-одноклассницы
Я просто не знала, что сказать. Ты видишь, что человеку плохо. Вроде он веселый, как и раньше, но глаза все время грустные. Что сказать ему, не знаешь.
Страх оказаться действительно недееспособным преследовал меня с того сентября, когда я потерял зрение. Как только у меня появилась возможность, я съехал от мамы и стал жить один в пустой новостройке рядом с мечетью и пустырем. По дороге домой я видел зеленый свет в мечети и напоминал себе, как важна независимость во всем.
Воспоминание Насти Лаевой, друга-журналистки
Мы встретились в театральном колледже в 2007 году. Ты выглядел старше своих лет. Сначала я подумала, что ты один из тех людей, которые после 30 лет захотели получить творческое образование. Мы ставили сценку. Я попросила тебя изобразить чувства, думала, ты смутишься. А ты все сделал с легкостью, как будто на тебя никто не смотрит, тебе не перед кем стесняться. Меня поражала непосредственность и смелость. Я не любила привлекать внимание людей.
На столе нет солонки. Только бы лишний раз меня не трогали, чтобы я не привлекала к себе внимания. Ты шел, спрашивал, докапывался до официантки. Меня это поражало. Хотя, по идее, должно было быть наоборот. Мы часто становились объектом наблюдения в кафе. Доставал из рюкзака кучу всего – книги, еду. Как-то достал цветок. Я понимала, что мы привлекаем внимание. Мы общались бурно, а ты никогда не запаривался, громко ли ты говоришь.
Ты насы́пал мне соли вместо сахара, и я тебе не сказала.
Для меня было важно, чтобы тебе было комфортно общаться со мной, как мне с тобой. Я не понимала, где там грань нормальности. Все вопросы – о состоянии твоего зрения. Если тебе нормально, то ты расскажешь сам. Лучше я не буду дергать.
На вопросы о твоем зрении реагировал остро и жестко. Мне казалось некорректным обсуждать твое здоровье на стороне. Задавая подобный вопрос мне, в моем понимании обижали тебя.
Ты носил с собой много книг, но не мог их читать, но когда мы говорили про книги, я понимала, что ты знаешь о них больше, чем я. Я понимала, что ты более беззащитен перед миром – машина, странные типы. Когда я была с тобой, то всегда словно наготове. Меня удивляло, что таких ситуаций почти не было.
Глава VI
Глава, в которой ко мне начинает возвращаться зрение
Я не помню этот день. Только время года – весна третьего курса, 2010 год.
Мне кажется, я сначала даже не понял, что начал понемногу видеть текст. Сперва я стал видеть текст на компьютере. Если в Word 2003 выделить текст, то фон станет черным, а буквы окажутся белыми. И при такой контрастности я смогу прочитать целиком первое предложение за несколько лет.
После того как зрение вернулось, прежние способности сразу же не восстановились.
Как я уже писал выше, в школе я мог за ночь прочитать «Анну Каренину».
