Самозванцы - Сантьяго Гамбоа

ГЛАВА 10

Аэропорт Пекина, 12:30 пополудни

Миновав множество коридоров, эскалаторов и стеклянных дверей, путешественники оказались в огромном зале, разделенном перегородками, за которыми располагались служащие таможенной службы. Они проверяли визы, сверяли фото в паспорте с оригиналом, находящимся перед ними, и, если все было в порядке, ставили отметку о въезде в страну, иногда даже добавляя: «Добро пожаловать в Китай». Вновь прибывшие, зайдя в этот зал, где было более сорока отделений, должны были заполнить анкету — ее нужно было предъявить по требованию властей. Позади пункта охраны находился огромный щит с иллюстрациями национального достояния — достопримечательностей, которые разрешалось осмотреть в Пекине: Великая Китайская стена, дворцы Запретного города, Небесный замок, озеро у Летнего дворца, медвежонок панда, портрет Мао, площадь Тяньаньмэнь и артисты Пекинской оперы.

Когда пассажиры прошли контроль, оставив позади иммиграционные службы, длинные эскалаторы доставили их на первый этаж, они увидели наверху второй щит с видами города и цветными арками с надписями «Пекин-2008» (китайская столица — один из кандидатов на проведение Олимпийских игр 2008 года).

Багажные ленты уже вращались. На электронном табло высвечивались названия городов и названия рейсов, откуда прибыли самолеты. Лента номер 14 выбросила багаж трех самолетов, только что прилетевших из мест, расположенных в самых разных точках земного шара: Лос-Анджелеса, Франкфурта, Гонконга. Пассажиры, уставшие после долгого перелета, предусмотрительно взяли тележки и с нетерпением ожидали появления своих чемоданов в надежде поскорее добраться до отеля (если это были иностранцы), принять душ и прилечь отдохнуть.

Журналист Суарес Сальседо, зевая, получил свои документы и удостоверился, что все оформлено и заверено, как полагается; он боялся, что могут возникнуть какие-нибудь проблемы, и такое беспокойство было вполне объяснимо, учитывая его гражданство и тот факт, что подобное чувство всегда возникает при выполнении пограничных формальностей. Время от времени он потирал руки, ежась от холода. Без сомнения, вылетая из Гонконга с его тропической жарой, он не подумал о том, что здесь, в Пекине, будет немного прохладнее. К тому же кондиционеры работали на полную катушку, так что он просто замерз.

Рядом, буквально за его спиной, стоял немецкий синолог Гисберт Клаус. Он явно угадал, одевшись во фланелевую рубашку с длинным рукавом. Перед вылетом профессор скрупулезно высчитал недельную температурную кривую, установил среднее значение, чем и руководствовался при выборе костюма для путешествия. Он был спокоен. В правой руке он держал карманное издание «Панамского портного» Джона Ле Карре и как бы нехотя читал. Казалось, он никуда не спешит. Неподалеку, практически вплотную к движущейся ленте, пошатывался мужчина, напоминающий китайца, хотя из-за темного цвета кожи его можно было принять и за филиппинца; он взирал на окружающих с тем отсутствующим видом, который бывает у людей, изрядно выпивших; с некоторой долей идеализации его можно было назвать «отстраненным». Это был писатель Нельсон Чоучэнь Оталора. Было ясно, что он пил на протяжении всего перелета, во всяком случае, точно хватил лишку. Он что-то шептал сквозь зубы и время от времени грозил пальцем, будто хотел дать кому-то важный совет или что-то запретить ребенку. Рядом с ним покачивался, как маятник, человечек с маленькими глазками и намечающейся лысиной; он сцепил руки на животе и тоже ждал с видом раскаяния, иногда вздрагивая от икоты. Бразильский проктолог Рубенс Серафин Смит. Его опьянение не было бы таким явным, не распространяй он невыносимый запах.

Через некоторое время все направились к выходу, толкая перед собой тележки с багажом. Проктолога Рубенса Серафина Смита уже ждал улыбающийся шофер, который держал табличку с его именем и заголовком «Международная медицинская ассоциация». Доктор ехал в отель «Кемпински», но предложил подвезти своего попутчика, профессора Нельсона Чоучэня Оталору, до «Холидей инн» в Лидо. Водитель охотно согласился, сообщив, что это по дороге. Среди людей, ожидавших такси, можно было увидеть синолога Гисберта Клауса. Подошла его очередь, он сел в красное пекинское такси, сказал по-китайски, что ему нужно в отель «Кемпински», и не сдержал радостного жеста, заметив, что таксист его понял. В следующем такси журналист Суарес Сальседо показал водителю бланк отеля, и тот прочел надпись: отель «Мир Китая».

Ярко светило солнце, и воздух был чист. Все указывало на то, что начинается хороший день.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В Пекине все кажется большим. А то, что большим не является, напротив, слишком маленькое. Маленькие, переплетающиеся хутонги, или переулочки в старых районах, змеящиеся среди домов серого кирпича с крышами-пагодами; невысокие худенькие китаянки, закутанные в скромные одежды; маленькие дома и магазины; со стороны кажется, что это резко контрастируете общественными зданиями, дворцами, площадями и парками. Быть может, такая диспропорция — результат неких драматических событий, ведь Пекин не раз возрождался из руин. По крайней мере так думал профессор Гисберт Клаус, когда проезжал район дипломатических зданий, тот самый, что некогда был сожжен и опустошен «боксерами». Сейчас эти улицы утопали в тени густых деревьев, и ничто не напоминало об ужасе, который царил здесь столетие назад.

По дороге в отель Гисберт разглядывал величественные проспекты и колоссальные здания нового Пекина. Несмотря на холодную строгость линий, они все же обладали восточным колоритом — он улавливался в структуре, цвете, форме крыш. «Красный Восток», — подумал Гисберт, вспомнив популярную в эпоху Мао песню. Он был доволен своим первым опытом общения на китайском языке. Сначала таксист, парень из Хунана, удивленно взглянул на него, услышав родную речь, но они довольно быстро разговорились о погоде, движении, смоге, о постоянных ветрах из пустыни Гоби, которые приносят такое количество пыли, что невозможно дышать.

Но по мере того как такси продвигалось сквозь лабиринт городских улиц, Гисберт начал чувствовать признаки легкой тоски. Он находился слишком далеко от родных мест. «Ничего не произошло, — успокоил он себя, — люди часто остаются в одиночестве, и я всего лишь один из многих». Проблема заключалась в том, что с ним это случилось впервые.

Приезд в отель оказался большим облегчением, потому что все наконец встало на свои места. Номер был зарезервирован, здесь его ждали, знали его имя. Служащий проводил профессора в апартаменты на четырнадцатом этаже, которые оказались удобными и просторными, и показал ему, как пользоваться удобствами, включая сложную электронную систему и мини-бар. Окна комнаты выходили на улицу, полную баров и ресторанов. Однако городской пейзаж слегка обеспокоил Гисберта — создавалось впечатление, что это место находится далеко от центра. Все, что он видел из окна, было незнакомым. Странные конструкции, обилие подъемных кранов и пустырей наводили на мысль, что он находится на окраине. Судя по карте, это было не так. Он не понимал этот город.

Волнение, вызванное путешествием, помешало ему прилечь и отдохнуть; приняв душ и переодевшись в легкую одежду, — несмотря на то, что стоял сентябрь, было очень тепло, — Гисберт вышел на улицу. «В гостиницу „Пекин“», — сказал он таксисту, испытывая все большую уверенность в своем китайском, — водитель не смотрел на него с удивлением. Все шло хорошо. Вечером, где-нибудь в пять, он позвонит Юте и подробно расскажет о своем приезде. Они договорились созваниваться каждые три дня и обмениваться ежедневными электронными сообщениями — он заранее узнал, что гостиница предоставляет такую услугу.

Профессор гулял по дипломатическому кварталу, намереваясь найти с помощью книги Лоти какое-нибудь из зданий, которые тот описывал. Гисберт подумывал, не начать ли вести дневник. Идея была привлекательной, однако у него еще не было уверенности, что он способен взять на себя такую ответственность. Он хотел изучать Пекин не спеша, можно сказать, с пристрастием. «У этого города капризный характер, — подумал он, — я должен поддаваться ему медленно, как молчаливому человеку, с которым предстоит вместе жить».

Гисберт, повинуясь своему любопытству, долго гулял, проходил улицу за улицей и наконец присел поесть мороженого на ступеньках Дворца народа на площади Тяньаньмэнь; он наблюдал за потоками людей, которые приходили и уходили, и думал о том, что завтра побывает в Запретном городе, поскольку сегодня усталость помешала бы ему насладиться зрелищем в полной мере.

А совсем близко, скрытые за страницами газеты, любопытные и внимательные глаза неусыпно следили за каждым его шагом.

Во второй половине дня Нельсон Чоучэнь Оталора приоткрыл один глаз и подумал: «Какого дьявола я здесь делаю?» Алкоголь, выпитый накануне, давал о себе знать — он чувствовал неимоверную тяжесть во всем теле. Через минуту он вспомнил, что уже приехал и находится в своем отеле, «Холидей инн», в Лидо, что сюда доставил его доктор Рубенс Серафин Смит, с которым они вместе летели в самолете. Они тепло распрощались. Нельсон, благоухая спиртным, разглагольствовал: «Я нарекаю тебя проктологом моей души, но если только посмеешь тронуть мою задницу, то убью тебя», на что доктор ответил: «Да, ты истинный мастер слова». Еще он помнил, хотя и смутно, что предлагал выпить в отеле по последней, но Серафин Смит, чувствуя себя несколько не в своей тарелке, собрав последние проблески здравого смысла, сообщил: