Смертная чаша весов - Энн Перри

— А днем? — продолжил он настойчиво расспрашивать барона.

— О, мы все довольно рано собрались за ланчем, а потом разошлись до вечера, так как нам предстоял торжественный обед, а потом — любительский спектакль. Ожидался принц Уэльский с друзьями, и все выглядело многообещающе. Гизеле всегда удавались такие представления, и она все взяла на себя.

— В этом было что-то необычное?

— Вовсе нет. Она так часто делала. Среди ее талантов есть и умение безудержно веселиться и устраивать все таким образом, чтобы и окружающие получали удовольствие. Гизела может всецело отдаться порыву, придумать что-нибудь в высшей степени увлекательное и очень просто затем все осуществить, без излишней суеты и усиленных приготовлений, которые убивают веселье. Не знаю более стихийной натуры. Наверное, после строгих условностей придворной жизни, когда все спланировано на недели вперед и все совершается неукоснительно по правилам, именно это и очаровало в ней Фридриха. Она — как летний ветер, ворвавшийся в дом, где веками были закрыты ставни.

— Вам она нравится, — заметил Монк.

Стефан улыбнулся.

— Не сказал бы, что нравится, но она всегда казалась мне обворожительной, и впечатление, производимое ею на людей, тоже меня к ней притягивало.

— А какое это впечатление?

Барон устремил на собеседника ясный взор.

— Да разное. Одно можно утверждать: к ней никто никогда не мог остаться равнодушен.

— А что вы скажете об Эвелине и Зоре? Как они относились к тому, что придется играть под началом Гизелы, и какие это были роли?

Стефан ответил с почти непроницаемым выражением лица:

— Эвелина может выступать в роли инженю или даже юноши, и довольно неплохо. Так оказалось и на этот раз. Она была очаровательна. Ухитрилась выглядеть по-мальчишески угловатой и одновременно в высшей степени женственной.

Уильям мог живо представить это и с удовольствием представил. Коварное, юношески свежее личико Эвелины, широко распахнутые глаза и абсолютно женственная мягкость создавали очень увлекательный и даже манящий образ. Ее хрупкая фигурка в мальчишеском костюме все равно должна была остаться, несомненно, женской.

— Но Зору я не могу представить в такой же роли, — сказал сыщик и искоса посмотрел на Эмдена.

Тот ответил не сразу. Только через несколько шагов он снова заговорил:

— Нет. Она была занята в роли верного друга, который приносит известие, необходимое для развития сюжета.

Монк подождал, но Стефан ничего не прибавил к сказанному.

— А кто был главным героем? — спросил тогда детектив.

— Разумеется, Флорент.

— А злодеем?

— О, конечно же, я! — засмеялся барон. — И, признаться, мне моя роль нравилась. Остальные, те, кого вы не знаете, выступали во второстепенных ролях… Да, Бригитта, кажется, сыграла чью-то матушку.

Уильям удивленно моргнул. Может быть, никто не подумал, что поручать Бригитте роль матери жестоко, но сам он оценил это именно так.

— Спектакль увенчался успехом? — задал Монк следующий вопрос.

— Грандиозным. Гизела была великолепна. По ходу пьесы она немного импровизировала, и другим иногда было трудно следовать за ней, но она была настолько остроумна, что никто не обижался. Зрители бурно аплодировали. И Флорент тоже был хорош. Он будто инстинктивно знал, что сказать и как поступить. И как казаться при этом совершенно естественным.

— А Зора?

Стефан изменился в лице. Оживление его исчезло, оставив грусть.

— Боюсь, ей все это не очень понравилось. Она была объектом некоторых довольно забавных выпадов Гизелы, но, так как это нравилось принцу Уэльскому, а также Фридриху, который сидел с ним рядом, она ничего не могла возразить не в ущерб себе. Они почти глаз не сводили с Гизелы, и у Зоры хватило здравого смысла не проявлять своих чувств.

— Однако она рассердилась.

— Да, это было. Но она отомстила на следующий же день.

Собеседники поднялись по десяти каменным ступенькам на еще зеленую лужайку, затененную вязами.

— Они все отправились на верховую прогулку, — продолжил рассказывать фон Эмден. — Гизела ехала в коляске. Она недостаточно хорошо ездит верхом, а может, просто этого не любит. А Зора — великолепная наездница. Она позволила Флоренту скакать с ней по очень пересеченной местности, и они оставили Гизелу далеко позади, так что та вернулась домой одна. Они же прискакали на час позже, раскрасневшиеся и веселые, и при этом Флорент к тому же обнимал Зору за талию. Было ясно, что они отлично провели время.

Стефан засмеялся, и глаза у него блеснули.

— И Гизела была вне себя от ярости, — добавил он ехидно.

— Но мне казалось, что она была всецело предана Фридриху? — Монк обеспокоенно посмотрел на барона. — Почему ей было не безразлично, что Зора ездила верхом вместе с Флорентом?

Теперь уже Эмден развеселился.

— Не будьте так наивны! — воскликнул он. — Разумеется, она была предана Фридриху, но при этом обожала иметь других поклонников. Это как бы частично входило в ее роль Великой Возлюбленной, которую должны боготворить все мужчины на свете. Она ведь стала женщиной, ради которой отреклись от трона, — всегда великолепной, всегда желанной, всегда в высшей степени счастливой… Гизела всегда должна была оставаться в центре внимания, как самая привлекательная из всех, та, которая всех может заставить смеяться, когда ей заблагорассудится. Она была поразительно остроумна в тот вечер за обедом, но Зора тоже не лезла в карман за ответом. Это была битва двух королев за обеденным столом.

— И зрелище было неприятным? — спросил Уильям, пытаясь мысленно представить такую схватку и уловить подспудную, движущую эмоцию этого действа. Неужели ненависть Зоры была так сильна, что заставила ее потом сфабриковать клеветническое обвинение? Или даже она ослепила графиню до невозможности видеть правду и вместо этого заставила ее поверить в преступление Гизелы, как ей того хотелось? Неужели Зорой двигало только уязвленное самолюбие, борьба за славу и любовь?

Стефан остановился на дорожке и некоторое время внимательно вглядывался в Монка.

— Да, — ответил он наконец. — Думаю, во всем этом есть нечто неприятное. И всегда было, хотя я и не уверен… Возможно, я не так хорошо понимаю людей, как считал до этого. Я не мог бы так разговаривать, как может она, с теми, кто мне нравится; и, в сущности, я точно не знаю, что Зора и Гизела при этом чувствовали.

Ветер слегка пошевелил его волосы. Небо на западе стало затягиваться облаками.

— Зора всегда была убеждена, что Гизела — эгоистичная женщина, что она вышла замуж по расчету, из-за положения, которое ей давал брак, а затем почувствовала себя обманутой, так как ее лишили высшей награды. Но очень многие были уверены, что она вышла замуж по любви, а больше их ничего не интересовало. Они решили бы, что Зора просто ревнует, если б она выразила свое мнение, но у нее хватило здравого смысла не делать этого. Гизела и Зора никогда бы не смогли нравиться друг другу, слишком уж они разные.

— Но вы верите Зоре?

— Я верю в ее честность, — сказал Эмден и вдруг заколебался. — Но я не уверен полностью в том, что она права.

— И однако, вы так много поставили на карту, чтобы помочь мне защитить ее…

Стефан пожал плечами и вдруг ослепительно улыбнулся.

— Она мне нравится… она мне чрезвычайно нравится. И потом, я думаю, что беднягу Фридриха действительно могли убить, а если это так, то мы должны об этом знать. Нельзя убивать принцев и как ни в чем не бывало уходить от ответственности. Я, во всяком случае, достаточно предан своей стране, чтобы хотеть это знать.

Проведя восхитительное послеобеденное время в розарии вместе с Эвелиной, Уильям узнал совсем иное мнение все о тех же людях и событиях. Закрытый сад был надежно защищен даже от легкого ветерка. Розы цвели во второй раз за лето, и неподвижный воздух был напоен тяжелым сладким ароматом. Вьющиеся розы обвивали колонны и арки, а кустовые, высотой в четыре-пять футов, образовали густые цветущие заросли по обе стороны зеленых тропинок. Монка и графиню фон Зейдлиц окружали красота и благоухание. Огромные юбки на кринолине Эвелины задевали лаванду на клумбах, и она, потревоженная, пахла еще резче.

— У меня нет слов выразить, что наделала Зора! — сказала графиня, широко раскрыв глаза, словно все еще была потрясена этим известием, и голос ее зазвучал громче от негодования. — Она всегда была очень странной, но этот поступок кажется невероятным даже для нее.

Детектив подал ей руку, когда они стали подниматься по ступенькам на другой уровень сада, и Эвелина приняла этот жест совершенно естественно. Рука у нее была маленькой и очень красивой. Монк удивился тому, как приятно ему было чувствовать эту легкую, как перышко, руку на своем рукаве.