Тайны выцветших строк - Роман Пересветов

После сделанного Белокуровым на археологическом съезде в Риге запроса о судьбе «списка Дабелова» прибалтийские газеты напечатали призыв возобновить его розыски, но откликнувшиеся на него рижские ученые так и не смогли ничего найти. Очевидно, этот список был фальшивкой, и поэтому-то Дабелов постарался «потерять» его.

Белокуров еще не закончил свое исследование, когда в петербургской печати появились новые веские документы, опровергавшие его главный тезис. Подогревая интерес к начатым в Кремле раскопкам, профессор Соболевский обратил внимание на забытый историками документ — письмо гостившего в Москве в конце XVII века газского[14] митрополита Паисия Лигарида к царю Алексею Михайловичу, начинавшееся цветистой фразой о некоем «запечатанном источнике». «Давно уже известно, — писал выпестованный римскими иезуитами ученый грек, — о приобретении вашим величеством из разных книгохранилищ многих превосходных книг, почему нижайше и прошу дозволить мне свободный вход в ваше книгохранилище для рассмотрения греческих и латинских сочинений». Соболевский видел в этом письме доказательство того, что библиотека Ивана Грозного продолжала существовать по крайней мере еще сто лет после его смерти.

Другим веским доводом Соболевского были выдержки из наказа Ивана Грозного русскому послу Михаилу Сунгулову, ездившему к ногайским татарам: «Если Минехмат-князь спросит посла об обещанном царем знаменитом сочинении иранского ученого Казвини «Аджейибу-ль-Махлукат» («Чудесаприроды»), ответить- «Государь наш тое книги в казнах своих искати велел и доискатись ее не могли».

Значит, Веттерман был прав: в библиотеке Ивана Грозного были не только греческие и латинские рукописи. Так называемое «куфическое» арабское письмо было похоже на древнееврейское; отсюда Веттерман мог ошибочно заключить, что у царя есть и еврейские рукописи.

Белокуров принял вызов и продолжал свои наземные раскопки в архивных шкафах. И ему повезло. В расходных тетрадях XVII века он нашел подлинные записи о том, что Паисий Лигарид по царскому указу пользовался привезенными Сухановым с Востока иноязычными книгами из патриаршей библиотеки. Запечатанным же источником он их называл потому, что после удаления патриарха Никона из Москвы патриаршая библиотека была опечатана и ключ от нее находился у царя.

Исследуя историю патриаршей библиотеки, Белокуров досконально изучил описи не только келейной казны московских патриархов, хранившей их личное имущество, но и домовой казны, в которую записывался весь инвентарь патриаршего двора. Собрание греческих рукописей патриаршей библиотеки оказалось очень богатым, но ни об одной из них нельзя было сказать, что она могла принадлежать Ивану Грозному.

У этого московского царя, как и у его предшественников и наследников, была, конечно, своя личная библиотека, по мнению Белокурова состоявшая главным образом из русских и небольшого количества греческих рукописей, а также московских и литовских старопечатных книг. Но и эта домашняя библиотека Ивана Грозного, по убеждению Белокурова, должна была погибнуть во время бурных событий конца XVI — начала XVII века. Исследование Белокурова о библиотеке московских государей заняло около тысячи страниц печатного текста и произвело большое впечатление в научном мире. Когда он сделал сообщение об этой работе на заседании Московского общества истории и древностей российских, председатель этого общества знаменитый историк и бывший учитель Белокурова Владимир Осипович Ключевский согласился с выводами докладчика.

За это исследование Белокурову была присуждена почетная премия.

«После обстоятельного и подробного исследования Белокурова вопрос о царской библиотеке может считаться исчерпанным. Отыскивать следы мнимых рукописных сокровищ Ивана IV станет только ученый, увлекающийся беспочвенным воображонием и не доверяющий исторической критике», — писал «Журнал министерства народного просвещения» в 1899 году.

И такой ученый, обладавший очень пылким воображением и поверявший только своему собственному опыту, нашелся. Это был Игнатий Яковлевич Стеллецкий, археолог и «пещеровед», упорно веривший в необходимость продолжения поисков книжных сокровищ Ивана Грозного и сумевший добиться их возобновления.

НЕИСТОВЫЙ КЛАДОИСКАТЕЛЬ

Сын сельского псаломщика, Игнатий Стеллецкий окончил церковную школу и в награду за прилежание был принят в Киевскую духовную академию, славившуюся в конце прошлого века своими профессорами, в особенности историками. Они разбудили в способном юноше острый интерес к прошлому родной страны. Учась в этой академии, Игнатий Стеллецкий часто посещал древний Киево-Печерский монастырь, олицетворявший в его глазах это далекое прошлое, полное неразгаданных тайн.

Романтически настроенного студента особенно привлекали вырытые почти тысячу лет назад знаменитые пещеры, служившие убежищем отшельникам и монахам задолго до основания наземного монастыря. Захватив с собой фонарь, лопату и длинную веревку, он мог часами бродить и ползать по замысловатым лабиринтам, разыскивая самую дальнюю и наименее обследованную пещеру. Ему казалось, что он откроет в ней какую-нибудь тайну, до сих пор еще никем не узнанную, найдет, может быть, спрятанный много веков назад клад.

Об одной из дальних, притаившихся в лесу пещер, примыкавших к киево-печерским и называвшихся «варяжскими», рассказывали, что, когда варяжские дружинники Аскольд и Дир собрались в поход на Царьград, они закопали в ней все свои сокровища, награбленные еще во время опустошительных набегов на западное побережье Европы. Это было главным образом золото и серебро, а также драгоценные латинские церковные сосуды. Поход на Царьград, как известно, кончился неудачно, и варяги больше не вернулись к своим сокровищам, которых, по преданию, было несколько возов.

Запомнивший эту легенду студент Стеллецкий предпринял попытку разыскать этот клад, но потерпел неудачу.

Затем Стеллецкий заинте ресовался кладом украинского гетмана-изменника Ивана Мазепы, якобы замурованным в подвале его бывшего дворца в тогдашней казачьей столице — Батурине. После бегства предателя с поля Полтавской битвы посланцы императора Петра I три дня выстукивали молотками стены батуринского дворца, но так и уехали ни с чем.

Когда после успешного окончания духовной академии сыну псаломщика предложили отправиться в Палестину в качестве инспектора созданного там русскими «Палестинского общества» — очага духовного просвещения, он очень обрадовался: в гористой Палестине было много знаменитых пещер, служивших убежищем ее жителям в годы раздиравших страну непрерывных войн. А тысячелетний Иерусалим, тридцать шесть раз взятый приступом и дважды до основания разрушенный! Бесчисленные подземные ходы, замурованные колодцы и тоннели! Под одной только мечетью Омара, воздвигнутой в VII веке на месте разрушенного храма царя Соломона, сохранилось огромное подземелье, в котором когда-то помещались знаменитые царские конюшни. Тайными ходами оно сообщалось с крепостью Сион. Как же было не поехать в Палестину!

Проникновение в тайны древности было часто связано с большими трудностями и даже риском для жизни. Итальянский археолог Пьеротти, вскрывший под Иерусалимом подземный коридор, чуть не задохся — такой хлынул на него спертый и сырой воздух; другой иностранный археолог, Уоррен, наверное утонул бы, если б не успел быстро заделать пробитое им отверстие, сквозь которое в подземелье внезапно хлынула вода. Но знакомого уже с подземными сюрпризами у себя на родине украинца такие опасности не пугали.

После затянувшейся на целые года поездки в Палестину бывший воспитанник духовной академии уже не колебался в выборе профессии — он будет не священником, а археологом! Для этого ему пришлось, однако, снова сесть на студенческую скамью и закончить еще одно высшее учебное заведение: только что открывшийся в Москве Археологический институт. В свободные от лекций часы он усердно знакомился с достопримечательностями древней столицы, и прежде всего, конечно, с ее подземным миром.

Захламленные, дышавшие сыростью и часто кишевшие крысами подвалы старинных московских домов и монастырей интересовали его больше, чем самые живописные наземные архитектурные памятники. Нет ли под ними какого-нибудь замурованного тайника или подземного хода? Как врач, прежде всего прослушивающий сердце больного, пещеровед начинал обычно свои обследования с простукивания стен и пола подземелья. «Почти под каждым московским старым домом, построенным не меньше, чем полтораста, двести лет назад, — утверждал Стеллецкий, — есть какие-нибудь таинственные сооружения, подземные палаты и ходы, проложенные на случай непредвиденных событий. Известно, например, что слишком глубоко запустивший руку в казну царский свояк, знаменитый боярин Борис Иванович Морозов в 1648 году только потому спасся от народной расправы, что успел по тайному ходу ускользнуть в Кремль»,