Е. П. Дурново (Эфрон). История и мифы - Елена Жупикова

Племянница Е. Н. Игнатовой, Т. И. Коншина, через много лет вспоминая рассказы тетушки, добавила, что, по словам Е. Н., три сестры приехали в Москву молодыми девушками и жили вместе с подругой. «Лилечка была очень хороша собой, все мы, правду сказать, были недурны, но она была настоящая красавица. Вокруг нас было много студентов. Под их влиянием мы скоро прониклись революционными идеями и даже предоставили одну из своих комнат под явочную квартиру. Как теперь подумаешь, все было такое наивное! Лилечка, например, разбудила нас как-то ночью: слушайте, говорит, какой звон! Может быть, это начало революции? – Набат. – Оказалось, это благовест под Светлый праздник»[70].

О причастности Лизы к «Черному переделу» вспоминала и Е. Н. Ковальская. «Приехав в 1880 г. в Москву, я встретила в кружке петровцев (кружок студентов Петровской земледельческой академии. – Е. Ж.) Елизавету Петровну. Красивая, деятельная, живая, она очень выделялась среди большинства москвичей, вялых и слишком благоразумных. Она была в это время очень дружна с Рещиковой (Серебряковой) … Дурново была близка с московским кружком «Черный передел», которым руководил Г. Преображенский. Но в то же время она была и в кружке петровцев, где наиболее видными были Черкасов и Анзимиров».

По вопросу о материальной помощи «Черному переделу» Е. Дурново между Е. Ковальской и Н. Л. Сергиевским даже возникла дискуссия. Е. Н. уверяла, что первая центральная петербургская группа, основоположница «Черного передела», «никаких денег от Елизаветы Дурново не получала». Единственным источником группы, по словам Ковальской, были «В. Н. Игнатов, его сестра Евдокия Николаевна Игнатова, двоюродные сестры Лидия и Мария Волы». Из этих воспоминаний узнаем, что чернопередельническую группу в Москве организовал Л. Г. Дейч, «руководство которой было поручено Преображенскому»[71].

Графика из альбома Е. П. Дурново. Частный архив К. М. Эфрона

Графика из альбома Е. П. Дурново. Частный архив К. М. Эфрона

Графика из альбома Е. П. Дурново. Частный архив К. М. Эфрона

О. К. Буланова-Трубникова говорит, что в московский кружок чернопередельцев «входили студенты – петровцы, техники и универсанты, в числе их были Ефрон, Анзимиров (Зинка), Ромм, Елизавета Дурново». В примечаниях к ее воспоминаниям, составленных В. М. Гиневым и А. Н. Цамутали, сказано, что «в Москве в 1879 г. сторонниками «Черного передела» были: Г. Ф. Черкасов, В. Ф. Казаков, Г. Е. Мухлынин, Л. Е. Фондаминская, В. А. Анзимиров, Е. Дурново, Н. Е. Игнатова. После ареста 10 февраля 1880 года Г. Н. Преображенского “Черным переделом” в Москве руководил В. И. Яковенко»[72].

О том, что «Ромм и Эфрон примыкали к чернопередельцам» подтверждает Л. Дейч в примечании к статье Е. Ф. Стефановича[73].

Вернемся немного назад – в период «Земли и воли», поскольку события тех лет непосредственно коснулись и Елизаветы Петровны, и ее будущего мужа, Якова Константиновича Эфрона.

Глава 3

«Дело Рейнштейна», Я. К. Эфрон и Е. П. Дурново

5 марта 1879 г. в Москве, в бывшей гостинице Мамонтова полиция обнаружила труп мужчины. К его спине была приколота записка: «Николай Васильев Рейнштейн, изменник и шпион, осужден и казнен нами, русскими социалистами-революционерами. Смерть Иудам-предателям»[74].

В уже упоминавшейся статье высказана мысль о том, что одним из исполнителей казни по приговору партии провокатора Розенкранца (так в статье назван Рейнштейн. – Е. Ж.) был Я. К. Эфрон. «Это убийство отяготило его совесть и заставило впоследствии отойти от революционной деятельности»[75]. Так передано и поныне живущее среди потомков Эфрона предание: «Яков Константинович помог расправиться с предателем».

Между тем, и свидетельства современников тех событий, и архивные документы категорически опровергают такое утверждение. Я. К. Эфрон не был причастен к «делу Рейнштейна» и от революционной деятельности отошел не из-за мук совести по поводу убийства – он его не совершал. Г. С. Кан, автор вышедшей в 1997 г. работы «Народная воля», сообщает о том, что Рейнштейн был убит «землевольцем М. Р. Поповым и не входящим в какую-либо революционную организацию Н. В. Шмеманом[76]. Г. С. Кан принял точку зрения составителей биобиблиографического словаря, изданного в начале 1930-х гг. Всесоюзным обществом политкаторжан и спецпереселенцев, которые в статье о Н. В. Шмемане (без ссылки на источник) утверждали, что он «вместе с М. Р. Поповым непосредственно участвовал 26 февраля 1879 г. в Москве в убийстве агента Н. В. Рейнштейна». Авторы статьи считали Шмемана членом «Земли и воли», входившим в ее «террористическую подгруппу»[77]. Эта точка зрения отражена и в примечаниях к воспоминаниям М. Р. Попова, опубликованным через год после словаря, хотя сам он ее ни подтверждает, ни отрицает: «Устранить Рейнштейна как опасного врага организации поручено было двум лицам. Они отправились в Москву»[78].

Землеволец О. В. Аптекман не раз говорил, что «изъять из обращения» провокатора было поручено М. Р. Попову, который «вскоре после этого передал все подробности убийства и последующего за этим душевного его состояния» Аптекману. «После расправы на него напало удушье, едва-едва добрался до ближайшей улицы, чтобы передохнуть»[79]. Не называя

Н. В. Шмемана в числе исполнителей казни, О. В. Аптекман вспоминал, что он был членом «кружка молодых народников» в медико-хирургической академии Петербурга», где «энергично работали» М. Р. Попов и Л. Буланов[80].

А. И. Зунделевич в письме к Л. Дейчу 18 июля 1922 г. пишет: «Мне кажется, что ты ошибочно приписываешь дело Рейнштейна «Северному Союзу» («Северный союз русских рабочих». – Е. Ж.): это было делом «Земли и воли». Сведения о Рейнштейне получены были землевольцами от Клеточникова. Я помню приезд трех землевольцев из Москвы после расправы, учиненной ими над Рейнштейном. Я раньше помнил фамилии этих трех, теперь забыл их. Удивляюсь, что ты этого не знал? Мне кажется, что один из трех участников был член нашего кружка с немецкой фамилией, чуть ли не Шмеман. Помнишь ли ты товарища с такой фамилией?»

Под письмом Л. Дейч записал: «Да, помню, но он совершенно всеми забыт, умер, кажется, во всем разочаровавшись, в эмиграции»[81].

В 1907 г. вышли в свет интересные воспоминания В. А. Анзимирова, хорошо знавшего и Н. Рейнштейна, и Я. Эфрона, и Е. Дурново. Автор не назвал ни одной фамилии исполнителей приговора над провокатором, кроме Ольги Сеньковекой, которая, по его словам, «не подозревала, что случится в номере»[82].

Анзимиров пишет, что Н. В. Рейнштейну, видному деятелю «Северного союза русских рабочих» и одновременно крупному агенту III отделения, товарищи по организации поручили создать отделение «Союза» в Москве, для чего осенью 1878 г. он поселился в ней под видом слесаря. От полиции он имел задание через москвичей, которые гораздо хуже, чем питерцы, соблюдали правила конспирации, раскрыть местопребывание тайной типографии «Земли и воли» в Петербурге, за что ему, по словам В. Анзимирова, было обещано 10 тыс. рублей.

«Для встречи с рабочими» Рейнштейн снял квартиру, в которой разрешалось бывать лишь членам революционной организации. Здесь можно было достать новинку «нелегальщины», встретить «своих» рабочих, получить адреса для отправки литературы в провинцию. «Даже осторожные Дурново, Ефрон, Фридензон, Мартынов считали себя как бы обязанными посетить «конспиративку», – пишет Анзимиров. Вопреки правилам конспирации, «по тогдашнему московскому разгильдяйству», вся видная революционная молодежь бывала у Рейнштейна.

О многих «нелегалах» он узнавал и на молодежных сходках, в которых принимал участие. На одной из них, где праздновали освобождение Веры Засулич и собирали для нее деньги, этот «маленький суетливый господин с редкой рыжеватой бородкой подошел быстро к сборщикам, бросил в шапку одним из первых трешницу». Автор воспоминаний нашел нужным отметить, что многие клали в шапку последний двугривенный.

На этой сходке присутствовала и Лиза Дурново, «высокая, стройная, чернобровая барышня, в которой по манере себя держать сразу можно было узнать породистую аристократку». «В революционной среде», где, по словам Анзимирова, «господствовала пуританская строгость нравов, ухаживания и флирт всеми осуждались», Лиза «держала себя гордой римлянкой, приветливой, но недоступной. Такою, впрочем, она была на самом деле». Когда Рейнштейн, будучи женатым человеком, начал ухаживать за Ольгой Сеньковской, которая не замечала этого, «Лиличка» шепнула ей: «Разве ты не видишь? Осади его хорошенько! Нехорошо!»