Бриллиантовый крест медвежатника - Евгений Сухов

— Что же, резонно, — согласился генерал.

— Еще, ваше превосходительство, есть вторая версия, — воодушевленный благосклонностью начальника, решил продолжить Херувимов. — Возможно, Гендлер приехал в Москву встретиться с Родионовым для поручения ему какого-то особо важного дела, которое выполнить может только он. И что примечательно, Родионов с женой третьего дня сели на пароход общества «Надежда» и в настоящее время держат путь в Казань. По крайней мере, как удалось выяснить моим людям, билеты они взяли именно до Казани. Надо полагать, интерес Гендлера, а теперь и Савелия Родионова находится в Казани.

— Он что, будет в Казани брать банк? — вскинул брови генерал.

— Вероятнее всего, ваше превосходительство, — ответил Херувимов, — Гендлер поручил Родионову выкрасть нечто крайне ему нужное. И нарочно нашел Родионова для этого дела. Почему? Потому что сей субъект — лучший медвежатник России. Следовательно, это нечто, так нужное Гендлеру, хранится в сейфе.

— Вероятно, вы правы, — задумчиво покивал обер-полицмейстер. — А как по-вашему, что нужно этому Гендлеру?

— Пока не знаю, господин генерал, — честно ответил надворный советник. — Ведь Гендлеру нужны не деньги. Тогда что его может интересовать? Старинные украшения, камушки, золото, дорогой антиквариат, ценные бумаги. Значит, интерес для него будут представлять в Казани только три банка: Волжско-Камский, Купеческий и… Государственный.

— Даже так? — снова вскинул брови генерал. — Немедля пошлите телеграмму казанскому полицмейстеру о прибытии к нему этого самого Родионова. Пусть будет начеку.

— Я уже телеграфировал господину Васильеву об этом. Надеюсь, ни один шаг этого субчика не останется незамеченным.

— Превосходно, господин надворный советник, — почти улыбнулся генерал, что означало крайнюю степень его расположения к подчиненному. — Вы славно поработали. Как ваша инфлуэнца?

— Я слишком занят, господин генерал, чтобы обращать внимание на такие мелочи, — бодро ответил Херувимов, вскинув вверх подбородок.

— Напрасно, голубчик, вы так себя не бережете, — заметил обер-полицмейстер. — Вот будете в моем возрасте, тогда и пойме…

Он замолчал на полуслове, решив, верно, что слишком разоткровенничался с человеком моложе его и младше по чину. И, сдвинув к переносице брови, спросил:

— А почему они поплыли в Казань пароходом, а не поехали поездом? Как вы думаете? Ведь поездом было бы много скорее?

— Я думаю, из романтических соображений, — ответил Херувимов. — Молодые-с….

— Хм… — усмехнулся обер-полицмейстер и добавил: — Я вас больше не задерживаю, господин надворный советник.

Глава 10 КАКОВ БУДЕТ КУШ?

В конце 1908 года Варфоломей Стоян сошелся с одним арестантом, коему в самом близком времени должно было выйти освобождение. Обличьем, манерой говорить и даже походкой заключенный этот крепко походил на Стояна. Неизвестно, чем взял его Стоян, может, упросил, а может, открыл ему одну из своих хованок-тайников с золотишком да каменьями драгоценными (схронов таковых у Варфоломея было с десяток в разных городах), а только, когда настал долгожданный час, вместо того арестанта потопал с котомкой по тюремным коридорам в его одежде и под его именем Варфоломей Стоян. Он уже прошел и досмотр, и наставительную беседу с новым начальником тюрьмы, и вот-вот должны были распахнуться тюремные ворота, как попался на его пути невесть откуда помощник тюремного начальника, хорошо его знавший. Поначалу он не обратил на арестанта никакого внимания и даже посторонился, пропуская Стояна и конвойного, шедшего сзади. Затем вдруг встал как вкопанный и гаркнул не своим голосом:

— Арестант, на месте!

Стоян, догадавшийся, что его узнали, продолжал идти.

— Эй, погодь, — миролюбиво сказал конвойный и придержал Стояна за рукав. — Столь ждал, чай, еще погодишь малость.

— Куда этого ведешь? — грозно спросил помощник, глядя в глаза Варфоломею.

— На волю, ваше благородие, — ответил конвойный. — У них, это, срок вышел.

— У них , — усмехнулся прямо в лицо Стояну помощник, — срок выйдет году в тридцатом. Ежели, конечно, они доживут. А ну, веди его назад.

— …Все едино сбегу, — заявил Стоян начальнику тюрьмы, к коему его привел помощник.

— Хорошо, — спокойно кивнул начальник и ласково посмотрел на неугомонного арестанта. — Но есть одно местечко, откуда ты не сбежишь. И мы туда тебя скоро определим.

— Я откуда хошь сбегу, — буркнул Стоян.

— Ну, оттуда вряд ли, — усмехнулся начальник и душевно улыбнулся…

Савелий вложил в папку книжицу и газетные вырезки в прежнем порядке и завязал тесемки. Собственно, разговор Стояна с помощником и начальником тюрьмы додумал он сам. Последняя газетная вырезка гласила, что Варфоломей Стоян, находясь в Ярославской тюрьме, едва не совершил побег под личиной освобождающегося арестанта, но был узнан и задержан помощником начальника тюрьмы. И все. Однако, сопоставив газетную информацию и разговор с жандармским подполковником, у Савелия и родилось такое образное окончание истории похождений церковного вора Варфоломея Стояна. Из Шлиссельбургской центральной тюрьмы — Савелий это слышал от многих королей и мазов с Хитровки — сбежать было решительно невозможно.

Этот вечер, четвертый на «Ниагаре», был посвящен картам. Колобок, снова пытавшийся организовать для пассажиров первого класса, обновившихся к этому времени более чем на треть, выступление магика и иллюзиониста Гарольдо Гарольдини с его очаровательной ассистенткой, вернулся с нижней палубы ни с чем. Великий и непревзойденный Гарольдини наотрез отказался от выступления, несмотря на обещанные вначале триста пятьдесят, а затем и четыреста рублей, а рыжая красотка Карменцита даже не пожелала говорить с бывшим депутатом Государственной думы и демонстративно уперлась взглядом в раскрытый иллюминатор.

Играли в банк.

Метать, по жребию, выпало здоровенному купчине, плывшему до Нижнего Новгорода на Макарьевскую ярмарку. Договорились играть по красненькой, и дело пошло. Понтеров было шестеро; ни подполковник Прогнаевский, ни Савелий не играли. Михаил Васильевич не сел за карточный стол потому, что принципиально никогда не играл на деньги, а Савелий просто не любил эту слишком простую игру, где не было места ни расчету, ни стратегии и где всецело распоряжался его величество случай. Они даже не хотели быть зрителями и вышли на палубу, чтобы не слышать этих нервически-возбужденных голосов:

— Ваша тройка убита…

— Валет выиграл!

— Я удваиваю ставку…

— Этого не может быть, но плие, господа!

Солнце уже село, однако было еще довольно светло. Мерно работала в трюме бельгийская машина; вода за бортом как бы сама собой расступалась перед пароходом, образуя за кормой шипящую пенистую дорожку.

— А мы хорошо идем, — сказал, чтобы нарушить повисшее неловкое молчание, Прогнаевский.

— Плыть по течению всегда получается быстрее, — в свою очередь, откликнулся Савелий.

— Вы едете до Казани? — спросил подполковник, не отрывая взгляда от воды.

— Да, — коротко ответил Родионов.

— А вы бывали в ней?

— Приходилось, — осторожно ответил Савелий.

— И где вы намерены остановиться? — продолжал любопытствовать подполковник.

— Мы еще не решили. А вы?

— Как всегда, в нумерах «Волга», на Малой Лядской.

— Будете искать икону у той купчихи, про которую говорили?

— Был сигнал, надо проверить. Вы не представляете, сколько было писем и заявлений о якобы местонахождении похищенной иконы, когда за помощь по ее розыску была обещана награда! Сначала одна монашка принесла мне анонимное письмо на адрес Казанского Богородицкого монастыря, в котором говорилось, что украденная чудотворная икона находится в Петербурге. Назывался даже точный адрес: Петербургская сторона, улица такая-то, дом такой-то. Я поехал в Питер, у меня в кармане лежала фотографическая карточка настоящей иконы. Приехал, нашел улицу, дом. Но иконы там не оказалось. «Где икона?» — спрашиваю. «В Мариновке, в новой церкви», — отвечают. Поехал в Мариновку. Действительно, церковь там поставлена новая. Небольшая, но ладная. Выстроена по всем правилам нынешней церковной архитектуры: аспиды, филенки, лепной декор. Зашел. Внутри уютно, тепло. В центре иконостаса в золотой ризе действительно — образ Божией Матери. Да не тот. И доска у этого больше, чем была у похищенной, и письмо светлее, да и не греческое вовсе. Мне ведь, — совсем невесело усмехнулся Прогнаевский, — пришлось по иконному письму даже специалистом стать. Ну, развернулся и поехал обратно в Казань. А в Управлении — кипа писем и заявлений типа: «На Арском кладбище возле нового склепа профессора-сифилисолога Ге схрон под заброшенной могилой, а в нем — чудотворная…» А то и почище… И все это, хочешь не хочешь, надо проверить, отреагировать, скажем так, на сигнал.