Тропа пьяного матроса - Владимир Михайлович Гвановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гриша допил пиво и стал обуваться в прихожей:
— Вадик, давай я твоё ржавое ружьё продам? А то валяется с весны на лоджии без дела. Деньги — пропьём!
— Да жалко мне его продавать, раритет. На днях почищу от ржавчины. И я же лешего жду в гости, ты забыл?
— Ага, так я и поверил, почистишь. Будешь таскать в целлофане с квартиры на квартиру. А леший тебя уже нашёл, только в зеркало погляди на свои волосы и бороду. Мне вот интересно, какое погоняло тебе детишки в школе дали, — хихикнул Гриша и ушёл бродить по городу.
Я прилёг на старую скрипящую тахту на кухне, поставил на пол пепельницу, положил рядом сигареты. Вспоминал ноябрьский поход с ребятами на Беседку ветров, которая находится на краю Гурзуфской яйлы, над посёлком Гурзуф. Мы решили подняться на яйлу с севера, из Бахчисарайского района. Ночью, тайком от охраны, пробежали по дамбе Счастливенского водохранилища, в водах которого отражались крупные осенние звёзды, мимо бетонных оснований старых фонарей, похожих на буддийские ступы, мимо ржавой колючей проволоки. Пересекли едва заметные речки Манаготра и Стиля. Наутро брели без тропы по буковому лесу, заваленному ржавой огненной листвой, поднялись на склон Кемаль-Эгерек. И каждую секунду Даша была со мной. Нет, в это время она спокойно дремала на своём диванчике, расчёсывала волосы, выходила на прогулку, но всё равно шла рядом незримо. Я знал, что вернусь из похода и Даша заглянет в мой кабинет под каким-нибудь предлогом. Тогда я всё расскажу: про столетние буки, про холодную красоту звёздного неба в горах, а она будет смеяться и нежно смотреть на меня. Девушка-рысь. Я шёл по листве с чувством: обернусь — а она за моей спиной. В сумерках мы вышли на вершину и увидели километрах в двух Беседку ветров на краю обрыва. Яйла погружалась в ночь, и только каменная белая беседка отражала последний солнечный свет, была похожа на маяк. Её построили в заповеднике для Хрущёва, но генсек так и не приехал. Мы сильно рисковали, придя с палаткой в самое сердце заповедника, но попасть сюда официально — дорогое и бестолковое занятие, можно передвигаться исключительно на машине в компании егеря, остановки — только в специальных точках маршрута, ну а о ночёвке и речи нет; поэтому приходилось нарушать. Через час мы стояли под сводами беседки на цветной мозаике, изображающей розу ветров. Сразу за беседкой начинался обрыв, и осенние облака, сквозь которые просвечивали огни Гурзуфа, клубились у наших ног. Там, на побережье, скорее всего, шёл дождь, а над нами искрилось звёздами небо. Я достал из рюкзака бутылку портвейна «Алушта», вытащил пробку, мы пили из горлышка, и Даша, спавшая при свете жёлтого уличного фонаря, заглядывавшего в её комнатку, была рядом со мной, я чувствовал её руки на своих плечах.
Я валялся и курил до вечера. День прошёл бессмысленно, стало зябко, пусто и одиноко. Наутро предстояло идти в школу, но проверять тетради и готовиться к урокам я не стал. Тормознув на Севастопольской маршрутную «Газель», поехал в центр города. Шёл мокрый снег, хлопьями лип к моей косухе и сразу таял, снежинки падали на ресницы, щекотали кончик носа. Я пошёл без цели к площади Советская, спустился мимо клуба «Два капитана» к Салгиру. Здесь всегда попадались пьяные, хотя особо опасным считался район Петровской балки, расположенный рядом с Неаполем Скифским, там же находилась печально известная Лестница любви. Не проходило и вечера, чтобы на той лестнице кого-нибудь не ограбили или не избили. Но я любил Симферополь, несмотря на его дикий норов. Симферополь принимал любого человека, даже самого пропащего, на которого другие города смотрели свысока. Симферополь — город свойской беседы с ночным незнакомцем, у которого за пазухой нож. Город бабушек, которые вытрут твою запёкшуюся кровь и накормят. Город библиотек с огромными стеклянными стенами, за которыми шумят сосны на фоне голубого неба. Город палёной водки и кулаков, разбитых в кровь.
В кромешной темноте звонит будильник. Приподнимаюсь на тахте: за окном, подсвеченный фонарём, летит снег. Сегодня мой день рождения. Я принял душ, позавтракал и отправился на работу пешком через телезавод. Мои шестиклассники зашли перед первым уроком всем классом, махали руками и желали мне счастья, любви и побольше денег. Алиса с мамой испекли пирог. Мой стол оказался завален апельсинами, шоколадом, конфетами, и я начал урок совсем счастливым. На большой перемене Даша влетела своей лёгкой походкой в класс, одетая в белую обтягивающую кофту и короткую джинсовая юбку, её русые волосы были собраны на голове фиолетовыми заколками-цветками, зелёные глаза сверкали, духи пьянили и звали в запредельную, нескончаемую весну. Даша поцеловала меня в щёку и протянула продолговатую коробочку синего цвета, в которой лежали металлические часы с гравировкой на обратной стороне: «Вадиму Викторовичу от Даши в знак благодарности». Мне казалось в эти секунды, что я выхожу из потрёпанной штормами лодки, залатанной, чуть не утонувшей в шторм — на горячий песок первобытной земли, делаю первые шаги, оставляя следы босых ног, а вдали шумит лес, над головой проносятся чайки, и всё, что случится, сложится иначе, чище, лучше. После уроков я поехал в Третье общежитие филфака, где меня ждали друзья. Мы до ночи пили коктебельский коньяк, закусывая ветчиной, громко пели хором под гитару про белого голубочка на моей руке, пока не пришла вахтёрша и не потребовала разойтись, и было сладко от тайны, которой я не поделился ни с кем, кроме Гриши. Мой друг уехал в Киев под утро, пока я спал. Толстая тетрадь с черновиками песен лежала раскрытой, и поперёк страницы было написано Гришиной рукой: «Первый шаг на талый снег. Если не ты, то кто пойдёт вверх?»
Если ты загорелся желанием собрать рок-группу в Симферополе, то у тебя, по сути, только одна проблема — в этом городе нет ударников. Полным-полно гитаристов — с манией величия, играющих кое-как и сидящих на каких-то опасных «колёсах». Но, если хорошенько поискать, найдётся неплохой гитарист, и даже не фанат Блэкмора. Басиста тоже можно отыскать — по канону, тихо
