Переписка 1815-1825 - Александр Пушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Апостол написал свое путешествие по Крыму; оно печатается — впроччем, ожидать его нечего.
Что такое Грибоедов? Мне сказывали, что он написал комедию на Чедаева; в теперешних обстоятельствах это чрезвычайно благородно с его стороны.
Посылаю Разбойников.
Как бишь у меня? Вперял он неподвижный взор? Поставь любопытный, а стих всё-таки калмыцкий.
72. В. И. Туманский — В. К. Кюхельбекеру (с припиской Пушкина) 11 декабря 1823 г. Одесса11 декабря 1823 Одесса.
Спасибо тебе, друг мой Вильгельм, за память твою обо мне: я всегда был уверен, что ты меня любишь не от делать нечего, {3} а от сердца. Два поклона твои в письме к Пушкину принимаю я с благодарностью и с мыслию, что нам снова можно возобновить переписку, прекращенную неожиданною твоею изменою Черкесу-Ермолову и долгим уединением твоим во Смоленской губернии. Само воображение не всегда успеет следовать за странностями твоей жизни, и я дожидаюсь твоего известия, чтобы понять ссору твою с Русским Саладином, как тебе случалось называть Алексея Петровича. Мне очень горестно видеть, что до сих пор какой-то неизбежный Fatum управляет твоими днями и твоими талантами и совращает те и другие с прямаго пути. Который тебе год, любезный Кюхельбекер? Мне очень стыдно признаться тебе, что, будучи гораздо моложе, я обогнал тебя в благоразумии. Страшусь раздражить самолюбие приятеля, но право и вкус твой несколько очеченился! Охота же тебе читать Шихматова и Библию. Первый — карикатура Юнга; вторая — не смотря на бесчисленные красоты, может превратить Муз в церковных певчих. Какой злой дух, в виде Грибоедова, удаляет тебя в одно время и от наслаждений истинной поэзии и от первоначальных друзей твоих! Наша литература похожа на экипаж, который бы везли рыба, птица и четвероногий звер к. Тот улетает в романтизм, другой плавает в классической лахани, а третий тащится в Библейское общество! Горькую чашу мы пьем! Теперь бы время было соединиться узами таланта и одинаких правил, дабы успеть еще спасти народную нашу словесность. Но для этого надобно столько же ума, сколько трудолюбия, а у нас господа поэты, исключая двух-трех, подобно мотылькам страшатся посидеть долго и на цветке, чтоб не утерять частицу блеска своего. Умоляю тебя, мой благородный друг, отстать от литературных мнений, которые погубят твой талант и разрушат наши надежды на твои произведения. Читай Байрона, Гете, Мура и Шиллера, читай, кого хочешь, только не Шихматова!
Я должен бы сказать теперь несколько слов о себе, но для этого нужно длинное письмо, а я боюсь утомить тебя описанием перемены в моем положении и в моих мыслях. Мне здесь хорошо: у меня довольно знакомых и мало времени для скуки и бездействия. Часто воспоминаю прошедшее; освещенное солнцем молодости, оно имеет для меня одни приятности. Жером и Фанни, ты и Madame Смит, Лимперани и Агнеса, как лица занимательного романа, оживляют мои уединенные мечты. Быть может и Муза посещает иногда старого своего друга — но я стараюсь уже сохранять втайне эти свидания. Прощай, милый друг, пиши ко мне, особливо о твоих похождениях в Грузии, и верь дружбе твоего неизменного.
Туманского
Поклонись за меня хорошенько нашему умному Вяземскому и ученому Раичу! Да пожалуйста не приправляй писем своих французскими фразами.
73. П. А. Вяземскому. 20 декабря 1823 г. Одесса.Какая б ни была вина
так и у меня на черно.
Символ конечно дерзновенный,
Незнанья жалкая вина.
Вина, culpa, faute. Symbole téméraire, faute déplorable de l'ignorance.[122] У нас слово вина имеет два значенья; одно из них здесь не имело бы смысла. Оставь эти стихи, пускай они
Aux Saumaise futurs préparent des tortures. [123]
Я бы хотел знать, не льзя ли [124] в переписки нашей избегнуть как-нибудь почты — я бы тебе переслал кой-что слишком для нее тяжелое. Сходнее нам в Азии писать по оказии. Что Кривцов? Его прев.[осходительство] мог бы мне аукнуть. Я жду Пол.[ярной] Зв.[езды] в надежде видеть тебя распечатного. Что журнал Анахарсиса-Клоца-Кю[хельбекера]? Рисунок с фонтана оставим до другого издания. Печатай скорее; не ради славы прошу, а ради Мамона.
20 декабря.
Поздр.[авляю] тебя с рожд.[еством] сп.[асителя] наш.[его] госп.[ода] И.[исуса] Х.[риста].
Ты кажется сбираешься сделать заочное описание Бахчисарая? брось это. Мадригалы Софье Потоцкой, это дело другое. Впроччем в моем эпилоге описание дворца в нынешнем его положении подробно и верно, и Зонтаг более моего не заметит. Что если б ты заехал к нам на Юг нынче весною? Мы бы провели лето в Крыму, куда собирается пропасть дельного народа, женщин и мущин. Приезжай, ей богу веселее здесь, чем у вас на Севере.
Адрес: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому. В Москве в Чернышевском переулке, в собственном доме.
ПЕРЕПИСКА 1824
74. А. А. Бестужеву. 12 января 1824 г. Одесса.Конечно я на тебя сердит и готов с твоего позволения браниться хоть до завтра. Ты напечатал именно те стихи, об которых я просил тебя: ты не знаешь до какой степени это мне досадно. Ты пишешь, что без трех последних стихов Элегия не имела бы смысла. Велика важность! а какой же смысл имеет: Как ясной влагою полубогиня грудь — воздымала или: с болезнью и мольбой Твои глаза, и проч.?
Я давно уже не сержусь за опечатки, но в старину мне случалось забалтываться стихами и мне грустно видеть что со мною поступают, как с умершим, не уважая ни моей воли, ни бедной собственности. Это простительно Воейкову, но et tu autem, Brute! [125]
Гнедич шутит со мной шутки в другом роде. Он разгласил, будто бы все новые стихи, обещанные мною Я. Толстому, проданы уже ему, Гнедичу. Толстой написал мне письмо пресухое, в котором он справедливо жалуется на мое легкомыслие, отказался от издания моих стихотворений, уехал в Париж, и мне об нем нет ни слуху, ни духу. Он переписывается с тобою в С.[ыне] О.[течества]; напиши ему слово обо мне, оправдай меня в его глазах да пришли его адрес.
Повторяю тебе в последний раз мои пени и просьбы и обнимаю тебя sans rancune [126] и с благодарностью за всё остальное — прозу и стихи. Ты — всё ты: т. е. мил, жив, умен. Баратынский — прелесть и чудо, Признание — совершенство. После него никогда не стану печатать своих элегий, хотя бы наборщик клялся мне евангелием поступать со мною милостивее. Рылеева Войнаровский несравненно лучше всех его Дум, слог его возмужал и становится истинно-повествовательным, чего у нас почти еще нет. Дельвиг — молодец. Я буду ему писать. Готов христосоваться с тобой стихами, но сделай милость…… пощади. Прощай, мой милый Walter! [127] Туманского вчера и сегодня я не видал и письма твоего не отдавал. Он славный малой, но, как поэта, я не люблю его. Дай бог ему премудрости.
А. П.
1824, 12 янв. Одесса.
Адрес: Его высокоблагородию Николаю Ивановичу Гречу, в С.-Петербург, в газетную экспедицию. Прошу доставить г. Бестужеву.
75. Ф. В. Булгарину. 1 февраля 1824 г. Одесса.С искренней благодарностью получил я 1-й Сев.[ерного] Арх.[ива], полагая, что тем обязан самому почтенному издателю, с тем же чувством видел я снисходительный ваш отзыв о татарской моей поэме. Вы принадлежите к малому числу тех литераторов, коих порицания или похвалы могут быть и должны быть уважаемы. Вы очень меня обяжете, если поместите в своих листках здесь прилагаемые две пьесы. Они были с ошибками напечатаны в Полярной Звезде, отчего в них и нет никакого смысла. Это в людях беда не большая, но стихи не люди. Свидетельствую вам искреннее почтение.
Пушкин.
Одесса. 1 февраля 1824.
76. Л. С. Пушкину. Январь (после 12) — начало февраля 1824 г. Одесса.Так как я дождался оказии, то и буду писать тебе спустя рукава. Н. Раевской здесь. Он о тебе привез мне недостаточные известия; зачем ты с ним чинился и не поехал повидаться со мною? денег не было? после бы сочлись — а иначе бог знает когда сойдемся. Ты знаешь, что я дважды просил Ивана Ивановича о своем отпуске чрез его министров — и два раза воспоследовал всемилостивейший отказ. Осталось одно — писать прямо на его имя — такомуто, в Зимнем дворце, что против Петропавловской крепости, не то взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь. Святая Русь мне становится не в терпеж. Ubi bene ibi patria. А мне bene [128] там, где растет трин-трава, братцы. Были бы деньги, а где мне их взять? что до славы, то ею в России мудрено довольствоваться. Русская слава льстить может какому-нибудь В. Козлову, которому льстят и петербургские знакомства, а человек немного порядочный презирает и тех и других. Mais pourquoi chantais-tu? [129] на сей вопрос Ламартина отвечаю — я пел, как булочник печет, портной шьет, Козлов пишет, лекарь морит — за деньги, за деньги, за деньги — таков я в наготе моего цинизма. Плетнев пишет мне, что Бахч.[исарайский] Фонт.[ан] у всех в руках. Благодарю вас, друзья мои, за ваше милостивое попечение о моей славе! благодарю в особенности Тургенева, моего благодетеля; благодарю Воейкова, моего [130] высокого покровителя и знаменитого друга! Остается узнать, раскупится ли хоть один экземпляр печатный теми, у которых есть полные рукописи; но это безделица — поэт не должен думать о своем пропитании, а должен, как Корнилович, писать с надеждою сорвать улыбку прекрасного пола. Душа моя, меня тошнит с досады — на что ни взгляну, всё такая гадость, такая подлость, такая глупость — долго ли этому быть? К стати о гадости — читал я Федру Лобанова — хотел писать на нее критику, не ради Лобанова, а ради маркиза Расина — перо вывалилось из рук. И об этом у вас шумят, и это называют ваши журналисты прекраснейшим переводом известной трагедии г. Расина! Voulez-vous découvrir la trace de ses pas [131] — надеешься найти Тезея жаркой след иль темные пути — мать его в рифму! вот как всё переведено. А чем же и держится Иван Иванович Расин, как не стихами, полными смысла, точности и гармонии! План и характеры Федры верх глупости и ничтожества в изобретении — Тезей ни что иное, как первый Мольеров рогач; Иполит, le superbe, le fier Hypolite — et même un peu farouche [132], Иполит, суровый скифской [--] — ни что иное, как благовоспитанный мальчик, учтивый и почтительный