Переписка 1815-1825 - Александр Пушкин

Я уверен, что те, которые приписывают новую сатиру Арк.[адию] Родзянке, ошибаются. Он человек благородных правил и не станет воскрешать времена слова и дела. Донос на человека сосланного есть последняя степень бешенства и подлости, да и стихи, сами по себе, недостойны певца сократической любви.

Дельвиг мне с год уже ничего не пишет. [99] Попеняйте ему и обнимите его за меня; он вас, т. е. тебя, обнимет за меня — прощай, до свиданья.

А. П. 13 июня.

54. M. Е. Крупенский — Пушкину. Октябрь 1820 г. — июнь 1823 г. Кишинев.

Monsieur Pouskin, ayez la complaisance de passer dans l'instant chez moi. [100]

55. Неизвестному. Октябрь 1820 г. — июнь 1823 г. Кишинев.

Voilà, mon colonel, une lettre de Kroupensky que je viens de recevoir. Ayez la bonté de m’attendre.

Pouchkine. [101]

56. Неизвестной. Июнь — июль 1823 г. Кишинев — Одесса. (Черновое)

[Ce n’est pas pour vous braver que je vous écris, mais j’ai eu la faiblesse de vous avouer une passion ridicule et je veux m’en expliquer franchement — ]. [102] Ne feignez rien, ce serait indigne de vous — la coquetterie serait une cruauté frivole et surtout bien inutile — votre colère, je n’y croirai pas plus — en quoi puis-je vous offenser; je vous aime avec tant d’élan de tendresse, si peu de privauté — votre orgueil même ne peut en être blessé.

Si j’avais des espérances, cela ne serait pas la veille de votre départ que j’aurais attendu pour me declarer. N’attribuez mon aveu qu’à une exaltation dont je n’étais plus le maître, qui allait jusqu’à la défaillance. Je ne demande rien, je ne sais moi-même ce que je veux — cependant je vous …. [103]

57. П. А. Вяземскому. 19 августа 1823 г. Одесса.

Мне скучно, милый Асмодей, я болен, писать хочется — да сам не свой. Мне до тебя дело есть: Гнедич хочет купить у меня второе издание Русл.[ана] и К.[авказского] Пле.[нника] — но timeo danaos [104] т. е. боюсь, чтоб он со мной не поступил, как прежде. Я обещал ему предисловие — но от прозы меня тошнит. Перепишись с ним — возьми на себя это 2 издание и освяти его своею прозой, единственною в нашем прозаическом отечестве. Не хвали меня, но побрани Русь и русскую публику — стань за немцев и англичан — уничтожь этих маркизов классической поэзии… Еще одна просьба: есть-ли возьмешься за издание — не лукавь со мною, возьми с меня, что оно будет стоить — не дари меня — я для того только до сих пор и не хотел иметь с тобою дела, милый мой аристократ. Отвечай мне по extra-почте!

Я брату должен письмо. Что он за человек? говорят, что он славный малой и московский франт — правда ли?

Прощай, моя прелесть — вперед буду писать тебе толковее. А Орлов?

19 авг.

Адрес: Князю Петру Андреевичу Вяземскому.

58. Л. С. Пушкину. 25 августа 1823 г. Одесса.

Мне хочется, душа моя, написать тебе целый роман — три последние месяца моей жизни. Вот в чем дело: здоровье мое давно требовало морских ванн, я насилу уломал Инзова, чтоб он отпустил меня в Одессу — я [105] оставил мою Молдавию и явился в Европу — ресторация и италианская опера напомнили мне старину и ей богу обновили мне душу. Между тем приезжает Воронцов, принимает меня очень ласково, объявляют мне, что я перехожу под его начальство, что остаюсь в Одессе — кажется и хорошо — да новая печаль мне сжала грудь — мне стало жаль моих покинутых цепей. Приехал в Кишенев на несколько дней, провел их неизъяснимо элегически — и, выехав оттуда навсегда, — о Кишеневе я вздохнул. Теперь я опять в Одессе и всё еще не могу привыкнуть к европейскому образу жизни — впроччем я нигде не бываю, кроме в театре. Здесь Туманский. Он добрый малой, да иногда врет — напр. он пишет в П.[етер]Б.[ург] письмо, где говорит между проччим обо мне: Пушкин открыл мне немедленно свое сердце и porte-feuille [106] — любовь и пр… — фраза, достойная В. Козлова; дело в том, что я прочел ему отрывки из Бахчисарайского фонтана (новой моей поэмы), сказав, что я не желал бы ее напечатать, потому что многие места относятся к одной женщине, в которую я был очень долго и очень глупо влюблен, и что роль Петрарки мне не по нутру. Туманский принял это за сердечную доверенность и посвящает меня в Шаликовы — помогите! — Здесь еще Раич. Знаешь ли ты его? Будет Родзянка-предатель — жду его с нетерпением. Пиши же мне в Одессу — да поговорим о деле.

Изъясни отцу моему, что я без его денег жить не могу. Жить пером мне невозможно при нынешней цензуре; ремеслу же столярному я не обучался; в учителя не могу идти; хоть я знаю закон божий и 4 первые правила — но служу и не по своей воле — и в отставку идти невозможно. — Всё и все меня обманывают — на кого же, кажется, надеяться, если не на ближних и родных. На хлебах у Воронцова я не стану жить — не хочу и полно — крайность может довести до крайности — мне больно видеть равнодушие отца моего к моему состоянию — хоть письмы его очень любезны. Это напоминает мне П.[етер] Бург — когда, больной, в осеннюю грязь или в трескучие морозы я брал извощика от Аничк.[ова] моста, он вечно бранился за 80 коп. (которых верно б ни ты, ни я не пожалели для слуги). Прощай, душа моя — у меня хандра — и это письмо не развеселило меня.

Одесса 25 августа.

Так и быть я Вяземскому пришлю Фонтан — выпустив любовный бред — а жаль!

59. Ф. Ф. Вигель — Пушкину. 8 октября 1823 г. Кишинев.

Посылаю вам, любезнейший Александр Сергеевич, письмо Тургенева, более вам, [107] чем мне, принадлежащее. Я сбирался писать с Шварцом, но скоро ли мне безграмотному, хотя и Арзамасцу, решиться писать к Поэту? того и гляди, что проврешься. Прочитав Тургенева послание, вы увидите, [108] что вы по прежнему чадо избранное Арзамаса, сердитесь, браните ваших восприемников, они всегда осуждены вас любить. — Скажите, мой милый безбожник, как вы могли несколько лет выжить в Кишеневе? хотя за ваше неверие и должны вы были от бога быть наказаны, но не так много. Что касается до меня, я скажу тоже: хотя мои грехи или лучше сказать мой грех велик, но не столько, чтобы судьба определила мне местопребыванием помойную эту яму. — Письмо сие доставит вам г. Рено, который торопит меня кончить его, ибо торопится в Одессу, и я очень желание сие понимаю. — Напишите ко мне несколько строчек, вы тем большое мне сделаете удовольствие, а естьли [письмо] в них возвестите [сюда] намерение сюда приехать, то сделаете меня счастливым. Обнимаю вас весь ваш

Вигель. Кишенев 8 октября 1823.

Попросите от меня Никиту взять у портного платье и уверить, что денег у меня теперь нет, а непременно скоро заплачу. С отъезжающими пришлите его ко мне.

Шварцу кланяйтесь; на днях большую эпистолу к нему пошлю.

60. П. А. Вяземскому. 14 октября 1823 г. Одесса.

По твоему совету, милый Асмодей, я дал знать Гнедичу, что поручаю тебе издание Русл.[ана] и Плен.[ника], следственно дело сделано. Не помню, просил ли я тебя о вступлении, предисловии и т. под., но сердечно благодарю тебя за обещание. Твоя проза обеспечит судьбу моих стихов. О каких переменах говорил тебе Раич? я никогда не мог поправить раз мною написанное. В Руслане должно только прибавить эпилог и несколько стихов к 6-той песне, слишком поздно доставленные мною Жуковскому. Руслан напечатан исправно, ошибок нет, кроме свежий сон в самом конце. Не помню, как было в рукописи, но свежий сон тут смысла не имеет. К.[авказский] Пленник иное дело.

Остановлял он долго взор — должно: вперял он неподвижный взор. Живи — и путник оживает — Живи — и пленник оживает. Пещеры темная прохлада — влажная. И вдруг на домы дождь и град — долы. В чужой аул ценою злата — за много злата (впроччем как хочешь).

Не много радостных ей днейСудьба на долю ниспослала.

Зарезала меня цензура! я не властен сказать, я не должен сказать, я не смею сказать ей дней в конце стиха. Ночей, ночей — ради Христа, ночей Судьба на долю ей послала. То ли дело. Ночей, ибо днем она с ним не видалась — смотри поэму. И чем же ночь неблагопристойнее дня? которые из 24 часов имянно противны духу нашей цензуры? Бируков добрый малой, уговори его или я слягу.

На смертном поле свой бивак

У меня прежде было У стен Парижа. Не лучше ли, как думаешь! верил я надежде И уповательным мечтам. Это что? Упоительным мечтам. Твоя от твоих: помнишь свое прелестное послание Давыдову? Да вот еще два замечания, в роде Антикритики. 1) Под влажной буркой. Бурка не промокает и влажна только сверху, следственно можно спать под нею, когда нечем иным накрыться — а сушить нет надобности. 2) На берегу заветных вод. Кубань граница. На ней карантин и строго запрещается казакам переезжать об он пол. Изъясни это потолковее забавникам Вес.[тника] Евр.[опы]. Теперь замечание типографическое: Всё понял он….. несколько точек, в роде Шаликова и — à la ligne [109] прощальным взором и пр. Теперь я согласен в том, что это место писано слишком в обрез, да силы нет ни поправить, ни прибавить. Sur ce [110] — обнимаю тебя с надеждой и благодарностию.