Мефистон. Кровь Сангвиния - Дариус Хинкс

Мефистон поглядел на советников так, словно впервые их увидел, и покачал головой.

— Рацел, ты что-то говорил?

— Зачем жрецы обратились к вам, прося узнать об уничтожении Дивинуса Прим?

— Уничтожении? Дивинус Прим не уничтожен, эпистолярий Рацел, а украден, словно звезда с неба. — Мефистон щелкнул длинными тонкими пальцами и посмотрел на них. — И теперь видения Зина привели его ко мне.

— Вы об этой чуши про Астра Ангелус? — усмехнулся Рацел.

— Мне незнаком этот титул, но я ощутил зов… — Мефистон кивнул. — Зов, похожий на тот, что вел Зина. Я чувствовал его задолго до того, как исповедник подал прошение командующему Данте, желая обратиться ко мне. И я видел другое. Иные картины, связанные с Дивинусом Прим. — Он бросил взгляд на Антроса, словно ожидая, что тот заговорит.

— Мой господин, — подала голос схоласт Имола. Ее слова передавались через закрепленный на боку Эмбриона вокс-передатчик и звучали как пронзительный металлический шепот. — Я удивлена, что исповедник Зин выставил себя таким дураком. Он почти поучал вас. Странно, что жрец, какие бы чувства он ни питал к этому кардинальскому миру, вел себя столь абсурдно. Как вы думаете, что же заставило его себя так вести?

Рацел вновь презрительно усмехнулся:

— Эти неотесанные фанатики понятия не имеют ни о званиях, ни о манерах. — Скривившись, он глядел на удаляющиеся силуэты жрецов. — Впрочем, кто теперь об этом вспоминает? А были времена, когда низшие сословия знали свое место.

— Схоласт Имола, в этом кардинальском мире есть нечто, о чем он не рассказал мне, — ответил Мефистон. — Поэтому исповедник и ведет себя так странно, поведав нам лишь половину истории. Вот почему я лично отправился туда. — Он посмотрел на руку, заметив, что снова сжал ее в кулак. Со странной гримасой Властелин Смерти разжал пальцы. — Следует поразмыслить над этим и узнать больше.

С этими словами Мефистон распустил кворум. Капитану Ватрену и его людям было приказано вернуться в Остенсорио и продолжить медленное и тщательное переосвящение развалин, а библиарии вернулись в свои комнаты. Все, кроме Луция и Рацела, которым Властелин Смерти приказал прийти в его покои.

Когда они вышли из подвала и начали подниматься на верхние уровни либрариума, эпистолярий поднял руку, показав Мефистону, что хочет поговорить наедине. Властелин Смерти отпустил Антроса, и два старших офицера прошли через арку в стене галереи в тенистый вестибюль.

Они находились в части Карцери Арканум, что называлась сакеллумом Очертаний: это был лабиринт, в коридорах которого выставлялись напоказ всевозможные виды ксеносов, сокрушенных орденом с самых ранних дней Великого крестового похода. Вдоль стен каждого зала стояли мраморные постаменты с искусно выполненными бюстами пришельцев. Поскольку Кровавым Ангелам служили лишь самые опытные скульпторы, экспонаты поражали правдоподобностью. Рацел и Мефистон остановились рядом с головой огромной одноглазой птицы, распахнувшей острый клюв в вечном беззвучном крике.

Рацел огляделся и, уверившись, что они одни, смягчил привычно-надменное выражение лица. Он положил руку на наплечник Мефистона:

— Скажи мне честно, Калистарий. — В его странных глазах сверкнула тревога. — Я не видел тебя после Термин. Становится хуже?

Как и всегда, настроение Мефистона было невозможно прочесть, но он не стал поправлять эпистолярия, назвавшего его старым именем. Рацел счел это хорошим знаком. Властелин Смерти просто медленно снял наручи и поднял руку.

Рацел чертыхнулся, увидев, что кожа Мефистона окутана темным огнем. Черные огоньки скользили по костяшкам и вспыхивали меж пальцев. Местами тьма полностью поглотила кожу, отчего рука казалась призрачной тенью.

— Что это?

— Дар, полученный после Термин, — ответил Мефистон. — Он больше не оставляет меня, Радел, даже когда я спокоен. Он всегда со мной. Даже сейчас он борется внутри меня… — Властелин Смерти закрыл глаза, и мерцающая тьма угасла. — Я едва могу им управлять, он сильнее с каждым днем, но чем больше я борюсь с ним, чем больше я… — Он взмахнул рукой, и воздух за ней наполнился искрами теней. — Чем больше я пытаюсь подавить Дар, тем больше он поглощает меня. Он меняет не только плоть: он омрачает мой разум. Он опьяняет меня, Рацел. Опьяняет.

Эпистолярий пристально глядел на странную тлеющую кожу Мефистона.

— А что с Дивинусом Прим? Ты нашел там надежду, или видения были бессмыслицей? Ты говорил, что кто-то зовет тебя.

Мефистон поглядел на руку, проворчал проклятие и вновь надел латную перчатку.

— Кто-то зовет меня, я уверен в этом. Я надеялся найти разгадку, хотя бы намек на причину проблем в Кронийском секторе, но спустя несколько часов понял, что путешествие было бессмысленным. После всех видений и посланий мне предстала еще одна кровавая бойня, где из-за мелочных разногласий в религиозных доктринах верующие убивают друг друга. Бойня столь же бессмысленная, как и в других мирах сектора. Должен признать, старый друг, что я вернулся озадаченным, ведь ни одна из моих надежд не оправдалась. Я не нашел ни связи между Дивинусом Прим и Даром, ни указаний на то, кто же повинен в мятежах. — Мефистон нахмурился. — Но теперь, выслушав бред Зина, думаю, что в видениях все-таки был смысл. Что все же существует способ…

— Способ обуздать Дар? — в удивлении покачал головой Рацел.

— Способ высвободить его. — Голос Мефистона изменился, в нем зазвучали эмоции, что случалось очень редко. — Способ стать оружием, которым я и должен быть по воле Ангела. Способ исполнить свое предназначение. Наконец-то понять, к добру или к худу я обрел его… — Мефистон повернулся к каменному бюсту одноглазого орла. — Ты ведь помнишь это? Помнишь битву за Хатан?

— Едва ли забуду. — Глубокий рокочущий смех Рацела разнесся по залам. — Тогда ты едва различал, где друг, где враг.

— Даже тогда я осознавал истину, возможности. — Мефистон кивнул, протянув руку, и позволил темному пламени окутать его перчатку. — Я должен верить, что эту силу даровал мне Ангел. Должен. Но до сих пор я не обсуждал Дар ни с кем, кроме тебя, Рацел.

— До сих пор? — Эпистолярий побледнел. — Калистарий, ты ведь не собираешься рассказывать о нем другим? Разумно ли? — Он снова огляделся, проверяя, не подслушивает ли их кто. — Скажи мне, что это не Ватрен. Капитан — хороший воин, но не мудрец. Даже спустя десятилетия я едва понимаю половину того, что ты рассказал мне о Даре; представь, каково будет ему. И вспомни, почему он занимает место в кворуме. Если Ватрену придется описать это в докладах командующему, все будет кончено. Меньше всего Данте захочет осудить тебя, Калистарий, но, возможно, у него не останется выбора.

— Не Ватрену. — Мефистон