Первый субботник - Владимир Сорокин

Вася посмотрел в окно, за которым быстро темнело:

– Вот сейчас уже луну видно. Хотите посмотреть?

– Хотим, хотим, – кивнул Владимир, – тащи свою хуевину…

Вася быстро вскочил, громко отодвинув стул, и выбежал.

Вздохнув, Нина Ивановна подперла щеку пухлой рукой:

– Прямо Самоделкин растет. В кладовке мастерскую себе оборудовал, целыми вечерами там сидит. Приемник сам собрал, теперь вот – телескоп…

Владимир вытер губы салфеткой:

– В меня растет разъебай. Я в его возрасте тоже от техники охуевал до зеленой блевоты…

Вася вошел, неся телескоп. Подойдя к подоконнику, он поставил его и повернулся к сидящим:

– Идите сюда, сейчас посмотрим…

Вероника с Владимиром подошли.

Вася покрутил колесико настройки и кивнул:

– Смотрите…

Вероника склонилась к окуляру, посмотрела. Яркая, серебристая Луна была огромной и очень близкой. Правый край ее мутнел, исчезая в темноте.

– Ох, как здорово, – удивилась Вероника и взяла Владимира за руку. – Посмотри. Это замечательно.

Владимир приложил глаз к окуляру:

– Ух ты. Красавица какая… уссаться керосином…

Они долго рассматривали Луну, Вася, улыбаясь, стоял рядом, а Нина Ивановна мыла на кухне посуду, негромко напевая что-то красивым грудным голосом…

Владимир провожал Веронику совсем поздно – автобусы уже не ходили, на улицах было пусто и темно.

Они шли обнявшись, голова Вероники, сладко пахнущая рекой, прижалась к его плечу, шаги гулко раздавались в сырой городской темноте.

– Какой сегодня день, – тихо проговорила Вероника, – как сон…

– Почему? – шепотом спросил Владимир, обнимая ее сильнее.

– Не знаю… – улыбнулась она.

Они пересекли пустынную площадь с двумя яркими голубыми фонарями и свернули на улицу Вероники.

– У тебя такая хорошая мама, – сказала Вероника, поправляя волосы.

– Мамы наверно все хорошие, – засмеялся Владимир.

– И брат милый. С ним хорошо наверно поебаться до изжоги…

Владимир молча кивнул.

Они вошли в сквер, молодые липы сомкнулись над их головами.

В сквере было совсем темно и прохладно. Неразличимые листья слабо шелестели наверху.

Владимир остановился, обнял Веронику и быстро поцеловал в теплые мягкие губы.

Вздрогнув, она спрятала лицо в ладони, тесней прижалась к нему.

– Я люблю тебя, Ника… – пробормотал он в ее волосы, – люблю…

Она обняла его за шею и поцеловала в щеку.

Он снова отыскал ее теплые губы.

Поцелуй был долгим, листья тихо шелестели, слабый ветер трогал Вероникины волосы.

– Милый… – проговорила она, дрожащей рукой гладя щеку Владимира, – как с тобой хорошо… мне так никогда еще хорошо не было…

Он снова поцеловал ее.

Они медленно двинулись по аллее.

Вероника показала рукой в темноту:

– А вон и общежитие. Тетя Клава ворчать будет…

Они подошли к общежитию.

В окнах было темно, только стеклянная дверь подъезда светилась.

Владимир взял Вероникины руки:

– Когда я тебя увижу?

– Завтра, – поспешно выдохнула она и добавила, – завтра я пососу твою гнилую залупень… и мы поедем опять на косу… хорошо?

– Хорошо, – прошептал он, – я буду ждать…

Вероника мягко освободила руки, махнула ему и скрылась в подъезде.

Постояв немного, он повернулся и побежал по аллее.

Прохладный воздух охватил его, листья шевелились, проносясь над головой.

Владимир бежал, радуясь силе и ловкости своего тела, бежал, улыбаясь прохладной темноте, в которой уже начинал угадываться свет наступающего дня.

Тополиный пух

Валентина Викторовна распахнула стеклянную дверь кабинета:

– Костя! К тебе ученики пришли!

Сидящий за широким столом Константин Филиппыч приподнялся, надел очки:

– Пусть пройдут.

– Они стесняются, – засмеялась Валентина Викторовна.

– Ну не в коридоре же мне их принимать… Зови, зови…

Валентина Викторовна скрылась, и через минуту в кабинет осторожно вошли трое молодых ребят и девушка с огромным букетом сирени.

– Здравствуйте, Константин Филиппыч, – дружно поздоровались они.

– Здравствуйте, здравствуйте, друзья, – весело проговорил Воскресенский, выбираясь из-за стола. – Располагайтесь, не стесняйтесь.

– Константин Филиппыч, – быстро заговорила девушка, – разрешите поздравить вас от всего нашего факультета с днем рождения, с юбилеем. Мы вас очень любим и ценим. И очень рады, что нам довелось слушать ваши лекции, быть вашими учениками… А вот это вам…

Она протянула ему букет.

Константин Филиппыч развел руками, неловко принял цветы и, перехватив узенькую ручку девушки, быстро поцеловал ее:

– Спасибо, дорогие, спасибо… я очень тронут… спасибо…

Один из ребят развернул бумажный сверток:

– А это, Константин Филиппыч, тоже вам от факультетского СНО.

Под бумагой оказалась красивая модель молекулы молочной кислоты. Вместо одного из атомов углерода в модель была вмонтирована сделанная из папье-маше голова профессора Воскресенского.

Константин Филиппыч разразился хохотом:

– Аха-ха-ха! Ну, молодцы! Проказники! Аха-ха-ха! Валя! Иди сюда! Посмотри! Посмотри!

Валентина Викторовна быстро подошла к столу, склонилась над моделью:

– Боже мой! Как же это вам удалось? А похож-то как!

– И главное – вместо углерода! – смеялся профессор. – А действительно, как же это вы так умудрились?

Один из студентов сдержанно улыбнулся:

– Общими усилиями, Константин Филиппыч.

– Ну, спасибо, спасибо… – профессор вертел модель в руках, – я ее теперь на столе держать буду, вот здесь.

Он отодвинул стопку бумаг к краю и поставил модель:

– Вот так. Ну, а что же вы все стоите?! Садитесь, садитесь!

Студенты попятились к двери:

– Спасибо, Константин Филиппыч, но нам пора.

– Отчего же пора? Куда спешите?

– Экзамены завтра. Математика.

– Аааа… Ну тогда понятно, – посерьезнел Воскресенский, – математика – дело архиважное. Я, признаться, в ней плоховато разбирался… – Он улыбнулся, рассеянно потер седой висок.

Студенты заулыбались.

– А может, все-таки чайку выпьете? – спросила Валентина Викторовна.

– Нет, что вы. Спасибо. Нам пора.

– Жаль.

– Ну, заходите хотя бы после экзаменов, – развел руками Воскресенский, – заходите обязательно! А то обижусь!

Студенты закивали:

– Зайдем. До свидания.

Он проводил их до двери.

Валентина Викторовна тем временем поставила сирень в красивую синюю вазу.

Воскресенский вернулся, насвистывая, потрогал указательным пальцем цветы:

– Молодцы какие. Роскошная сирень…

– А ребята какие хорошие, – улыбнулась Валентина Викторовна, – и девушка милая. Ты даже руку ей поцеловал…

– Ты ревнуешь?! – засмеялся профессор.

– Брось глупости говорить. Просто она вся покраснела, испугалась.

– Ну да! А я и не заметил.

– Зато я заметила.

Они посмотрели друг другу в глаза, обнялись и рассмеялись.

Константин Филиппыч погладил аккуратную седую голову жены:

– Вот и до шестидесяти дотянули.

– Осилили, – улыбнулась она.

В дверь позвонили.

– Наверно, ребята что-то забыли, – засуетился профессор.

– Не торопись, я открою…

– Пошли, пошли…

Он быстро прошаркал к двери, открыл.

На пороге стоял рабочий с корзинкой гвоздик.

– Товарищ Воскресенский?

– Да. Это я.

– Это вам.

Рабочий шагнул через порог и поставил корзину перед профессором.

– Караул! – шутливо поднял руки Воскресенский.

– За доставку распишитесь, пожалуйста, – улыбаясь, протянул квитанцию рабочий.

Профессор поспешил за ручкой.

– Боже мой! Какие чудные гвоздики! – всплеснула руками Валентина Викторовна.

– Хорошие цветы, – улыбнулся рабочий. – Давайте я вам их куда-нибудь определю. А то самим неудобно поднимать.

– Пожалуйста, будьте любезны… вон туда можно, на тумбочку.

Рабочий пронес корзину через коридор и поставил на тумбочку. Вернулся с ручкой Воскресенский, расписался в мятой квитанции и вместе с ней протянул рабочему рубль.

– Эээ, нет, – тот спрятал квитанцию и быстро отворил дверь.

– Вам за беспокойство. Возьмите.

– Так это ж работа, а не беспокойство. Спасибо. До свидания.

Он ушел.

Профессор покачал головой, спрятал рубль:

– Неловко как-то получилось…

– Дааа, – вздохнула Валентина Викторовна и обняла мужа, – ну, ничего, ничего. Ты лучше скажи – от кого это такие роскошные цветы?

– Это Сергей, наверно, прислал. Или с кафедры. Но мне кажется – Сергей.

Константин Филиппыч подошел к гвоздикам, улыбнулся:

– Не забыл еще меня. Помнит…

– Тебя, Костя, все ученики помнят.

– Ну уж, не преувеличивай…

– А я и не преувеличиваю.

Профессор прошел в комнату, отдернул штору и неловко открыл окно. Теплый июньский ветер ворвался в комнату, заколыхал шторы.

– Пух летит, – улыбнулась Валентина Викторовна.