Взмах ножа - Стивен Соломита

В участке он взял машину и двинулся в глубь района, виляя в узких улочках. Чтобы наткнуться где-нибудь на этого Вилли, они объехали Норфолк, Саффолк, Клинтон, Атторни и Ридж. После часа бесполезных поисков Рита предложила заглянуть в еврейский квартал — может быть, ребята уже забавляются?

— Попробуем, — сухо ответил Мудроу. Он повернулся к Гранд-стрит, широкой улице с двусторонним движением. Было уже четыре часа дня, и в магазинах было пустовато. Некоторые лавки начинали уже закрываться, владельцы опускали стальные жалюзи, которые всю ночь будут охранять витрины от уличной шпаны. Мудроу свернул на Джексон-стрит, отметив про себя, что пожилые люди торопятся, чтобы поскорее попасть в дом. Самое время для нападения. Маленькие фигурки стариков казались совершенно беспомощными, и Мудроу в любую минуту ожидал града камней с крыш. Прошло двадцать минут, а малыш Вилли Колон никак не попадался. В конце концов Мудроу, уже раздраженный, отправился в Клинтон, двинувшись наперерез потоку машин. Он не обращал внимания на автомобильные гудки, а когда встречался с раздражением какого-нибудь водителя, отвечал ему непристойным жестом.

— Вот он. Ради Бога, Рита, не смотри на него. Ну подумай, как раз, когда я решил вернуться. Теперь слушай меня. Сейчас мы выйдем из машины, и ты пойдешь рядом со мной так, как будто ничего не происходит. И не смотри в его сторону, пока мы не подойдем совсем близко. Он вовсе не так прост, как кажется. Орешек не из легких. Хотя ничего страшного, если его не удастся заарканить сейчас. Никуда не денется, потом займемся.

Вдруг Рита поняла, что Мудроу разговаривает сам с собой, готовится к поединку с мальчишкой, словно боксер, который накручивает себя еще в раздевалке. На минуту ей стало страшно, но очень скоро страх сменился интересом. Ей уже хотелось посмотреть, чем все это закончится.

Мудроу продолжал что-то бормотать про себя, отчаянно жестикулируя. Он сосредоточился на своем монологе, забыв о Рите. До той минуты, пока не поравнялся с маленькой фигуркой, пристроившейся на крыльце дома. Затем неожиданно, упершись руками в бок, он повернулся к Вилли и заорал:

— Ты что уставился?

На мгновение Вилли почувствовал себя ребенком перед разгневанным отцом — кулаки его сжались, губу на всякий случай закусил, но тут же снова стал похож на типичного уличного заводилу.

— Ничего, — ответил он тихо. — Никуда я не уставился.

— У меня что, глаз нету? — Мудроу побагровел. — К стене, живо.

Вилли в одну секунду оказался между массивным корпусом Мудроу и стеной дома. Его испугала внезапность, с которой на него накинулся полицейский, но он не чувствовал за собой никакой вины, и к тому же давно привык к разным придиркам, так что счел за лучшее не сопротивляться. Этот легавый возвышался над ним, как великан из сказки. Он не ожидал ничего, кроме подзатыльника или хорошего пинка, решив, что коп хочет порисоваться перед подружкой. Он никак не рассчитывал, что незаметным, словно фокусник, движением Мудроу вытащит у него из кармана целлофановый пакет с белым порошком.

— Что это у тебя, Вилли? — спросил он скорее весело, чем грозно.

Вилли смотрел на полицейского, ничего не понимая, совсем сбитый с толку таким поворотом событий.

— Что это? — повторил Мудроу. — Сдается, что нам попался крупный продавец наркоты.

— Да я вообще не знаю, откуда взялась эта дрянь, — запротестовал Вилли, — это не мое.

— А чье же? — спокойно спросил Мудроу. — И как это попало к тебе в карман?

— Наверное, кто-то подложил. — Вилли вдруг замолчал, чувствуя непрочность своего положения. Четырнадцатилетний мальчишка не мог обвинить сержанта полиции в том, что он подбросил ему наркотики. Вилли решил осторожничать и молчать. Он давно жил на этой улице и вмиг сообразил, что этому легавому от него что-то надо. Иначе тот бы арестовал его без всей этой тягомотины. Не сводя глаз с кулаков Мудроу, про себя мальчишка уже прикидывал, как ему торговаться, чтобы выпутаться.

Рита, которую вначале ошеломила ярость, с которой Мудроу атаковал беззащитного мальчишку, поняла все одновременно с Вилли. Что такое переговоры, она знала, и давно усвоила, что это загадка, которую каждый раз надо заново разгадать. Рита наблюдала за Мудроу, который говорил, повышая голос.

— Маленький гаденыш, — ревел он, — ублюдок, я тебе башку сверну, если ты только заикнешься о том, что я тебе это подсунул. Живо вниз. — Мудроу толкнул подростка к лестнице, ведущей в подвал, который когда-то был жилым помещением. Рита пошла за ними. Мудроу ногой распахнул дверь и втолкнул туда Вилли. Окна не были заколочены, и глаза их быстро привыкли к тусклому свету, проникавшему с улицы. Комната была довольно просторна, мебель вообще отсутствовала. Пол был усеян кусками штукатурки, и только один угол аккуратно присыпан битым кирпичом. Все трое сразу поняли, что это могила.

Как ни странно, первым заговорил Вилли.

— Слушай, мужик, что тебе от меня надо, в конце концов?

Мудроу понадобилось усилие, чтоб отвести взгляд от аккуратных полосок кирпича. Но первым делом он решил продолжить собеседование.

— Еще раз назовешь меня мужиком, выродок, сломаю тебе средний палец на правой руке. Ты прекрасно знаешь, как меня зовут.

Вилли не ответил, он смотрел в тот же угол, и Мудроу, проклиная сложившуюся ситуацию, снова попытался втянуть мальчишку в разговор.

— Знаешь, сколько ты за это получишь? — Он поднес пакет к лицу Вилли. — Это тебе не просто хулиганство и не драка с социальным работником. Потянет на хороший срок, и не в колонии для малолеток, а в настоящей тюрьме на Райкерс-Айленд. Может, тебе повезет, и тебя посадят в камеру к сверстникам, но у меня там знакомый сержант работает надзирателем, и я позабочусь, чтобы тебя перевели к четырем черным гориллам-гомосекам, которые будут иметь тебя днем и ночью. Ты меня слышишь?

Вилли кивнул, исподлобья взглянув на сержанта. Он вдруг все понял. Вилли впервые имел дело с Мудроу, и, хотя и не верил, что тот повесит на него героин, перспектива стать тюремным «петухом» просто ужаснула его. Он наслышался историй о подростках, осужденных по взрослым статьям. Истории были невеселыми, и, когда Вилли наконец ответил, в голосе его был нескрываемый страх.

— Я не знаю, что вам нужно, сержант Мудроу. Я не знаю, что сказать.

Мудроу помолчал, глядя на подростка ледяным взглядом, словно принимая какое-то решение.

Наконец он спросил:

— А как зовут капитана, ты знаешь?

— Капитана?

— Да, моего капитана. Капитана участка.

— Вы имеете в виду капитана Эпштейна?

— Да-да, Эпштейна. А теперь скажи, что это за фамилия — Эпштейн? Ну, говори.

— Еврейская фамилия. Он еврей.

— И что, ты думаешь, скажет еврей-капитан на то, что ты руководишь шайкой, подростками, которые бросают камни в его соплеменников? Как ты считаешь, что он сделает?

Вилли вздохнул с облегчением. И это все? Минуту назад он был уверен, что Мудроу потребует от него сдать брата, который торговал героином давно и по-крупному.

— Думаю, он рассердится.

— Да? — передразнил его Мудроу. — Рассердится. А потом что? А потом пойдет и намылит мне шею. Из-за какого-то сопливого мальчишки. Клянусь тебе Господом Богом, я упеку тебя лет на десять. И не вздумай доказывать, что главный заводила не ты, а кто-то там еще.

Мудроу задумался, пытаясь подтвердить серьезность собственной угрозы.

— Послушайте, — закричал Вилли, останавливая сержанта, — я согласен. Плевал я на этих евреев, и хватит об этом.

— А что с этим делать? — Мудроу поднял пакет с наркотиками.

Вилли поколебался, но все же решился:

— Забудем?

— Так просто? Не думаю. — Мудроу улыбнулся. — Знаешь что, разберись-ка с той кучей кирпича. — Он показал на угол подвала. — Посмотрим, что там, внизу.

Рита увидела, как парнишка оцепенел от ужаса. Уличный задира на глазах снова превратился в ребенка.

— Это же могила, мужик, — прошептал Вилли, прикрыв рот ладонью, и попятился назад.

— Я тебе не мужик, сопляк. Ты что, забыл мое имя? — Мудроу заорал, медленно наступая на Вилли.

— Не надо, пожалуйста. — Он заплакал, а Рита придвинулась, чтобы удержать Мудроу. Казалось, он впервые увидел ее и посмотрел с удивлением. Он разрывался между необходимостью закончить дело с Вилли и желанием показать Рите, что значит быть полицейским.

— Вот, — сказал он, — смотри. Смотри сюда. — Быстро переводя взгляд с Риты на Вилли, он принялся разбрасывать груду кирпичей, кирпич за кирпичом, так, словно они были бутафорскими. Зловоние окутало подвал.

Рита вскрикнула, увидев труп. Голова была свернута набок, а в глазницах копошились маленькие белые личинки. Плоть казалась бескостной, мягкой, как разогретый воск, но все-таки холод подвала замедлил процесс разложения.

Вилли непрерывно крестился.