Иуда: предатель или жертва? - Сьюзан Грубар

Впервые упомянутый Марком в перечне двенадцати, избранных Иисусом «чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь, и чтобы они имели власть исцелять от болезней и изгонять демонов» (3: 14, 15), Иуда назван в этом перечне последним и отделен от других, как «Иуда Искариотский, который и предал Его» (3: 19). Однако предлагаемый Уильямом Классеном перевод этой строки, как «Иуда Искариот, который предал Его» (глагол «paradido{ll}ni» в греческом языке означал также «передать, вручить»), несколько сглаживает определение Иуды и, соответственно, смягчает осуждающий приговор, проводящий четкое и жесткое разграничение между Иудой и другими одиннадцатью (Klassen, 47—58). «Читатель или слушатель не знает ни того, является ли “предание” Иудой Иисуса негативным актом, ни того, кому будет передан Иисус» (Saari, 45). Поскольку апостолы передают благие вести, а Бог предает грешников на вечную смерть, «предание» Иудой Иисуса, возможно, и не подразумевает вероломства и измены. А учитывая приводимое Марком утверждение Иисуса о том, что будут «последние первыми» (10: 31), помещение Иуды в самом конце перечня учеников подкрепляет двусмысленность толкования. В любом случае, Иуда несомненно входил в круг учеников Иисуса, когда Тот послал апостолов проповедовать покаяние, дав им «власть над нечистыми духами» (6:7). Иуда точно соблюдал заповеди Иисуса, не взял в дорогу ничего, кроме посоха, — ни хлеба, ни денег — и, по всей вероятности, также «изгонял многих бесов и многих больных мазал маслом и исцелял» (6: 13). По-видимому, он, как Иаков или Симон (Петр), останавливался в разных домах и стряхивал пыль с ног своих, выходя из домов, свидетельствуя против тех, кто отказался слушать Его. И почти наверняка Иуда был схож с другими одиннадцатью в их неразумении слов и поступков Иисуса (6:51-52,8:21).

До прихода в Иерусалим вовсе даже не Иуда, а Петр был тем апостолом, с которым Иисус обходился суровей, чем со всеми другими. В Кесарии Филипповой, после того как Иисус исцелил слепого и Петр уверовал в Него, как в Мессию, Иисус повелевает апостолам, «чтобы никому не говорили о Нем», и открывает им, что Ему предстоит «быть убитым и в третий день воскреснуть». Когда же Петр начинает прекословить Ему, Иисус упрекает его, уподобляя воплощению зла: «Отойди от Меня, сатана! Потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (8:29,32—33). Как и попытки Иисуса сокрыть свою миссию в тайне, это увещевание отражает Его стремление изменить образ Мессии, чтобы Он предстал не творящим чудеса, изгоняющим демонов, могучим воином или царем Давидовым, а Сыном Божьим, претерпевающим страдания. Но у Марка ученики Иисуса не понимают Его. «Их изначальная неспособность к восприятию того, кем Он в действительности является и к чему стремится, — поясняет Кейт Никл, — выливается впоследствии, в повествовании Марка, в преднамеренное, умышленное непонимание, кульминацией которого становится Его оставление» (Nickle, 73).[57]

Даже в самом начале истории, р.к оказываемой Марком, — к примеру, в сцене, когда двенадцать апостолов наблюдают хождение Иисуса по морской глади, — их изумление и преисполненное страха упорство вызвано закостенелым непониманием, «ибо не вразумились они» чудом Иисуса, «потому что сердце их окаменело» (6: 52). Очень часто апостолы ссорятся между собой (например, о том, «кто больше» ([9:34]), либо вызывают негодование Иисуса (как в случае с маленькими детьми, которых они не допустили к Нему [10:13-14]). По прибытии в Иерусалим провинциальные галилеяне испытали неподдельное изумление: «Учитель! Посмотри, какие камни и какие здания!» (13: I).[58] И все же за два дня до еврейской Пасхи, когда первосвященники искали способ, «как бы взять Его хитростью и убить» (14:1), только Иуда, по свидетельству Марка, пошел к ним, «чтобы предать Его им», и те «обещали дать ему сребреники. И он искал, как бы в удобное время предать Его» (14: 10).

Объяснить мотивацию Иуды, принявшего столь ужасное решение, может эпизод, непосредственно тому предшествовавший: когда был Иисус в доме Симона прокаженного, пришла женщина с алебастровым сосудом «очень драгоценного» мира и возлила Ему его на голову Некоторые осудили ее затрату мира, тогда как Иисус защитил, раскрыв смысл доброго дела, которое она для Него сделала: «Она сделала, что могла: предварила помазать Тело Мое к погребению» (14:8).[59]В следующей сразу за рассказом об этом фразе у Марка «И пошел Иуда Искариот, один из двенадцати, к первосвященникам» (14: 10, выделено автором) можно усмотреть намек на то, что Иуда был движим справедливым негодованием по поводу расточительного использования масла, которое (как думали и некоторые другие) «можно было бы продать… более, нежели за триста динариев, и [деньги] раздать нищим» (14: 5). В те времена триста динариев мог заработать человек своим трудом лишь за год. Это было больше другой крупной суммы, упоминаемой в Евангелии ранее, в сцене «насыщения 5000» — когда апостолы беспокоились о том, чтобы «пойти купить хлеба динариев на двести», чтобы накормить пять тысяч, которых Иисус чудесным образом накормил «пятью хлебами» (6: 37).

Были или нет остальные апостолы среди тех, «кто вознегодовал» (14: 4) из-за того, что для помазания Иисуса неизвестная женщина растратила целый сосуд дорогостоящего мира, но Иуда явно входил в их число, поскольку начал искать способ, «как бы в удобное время предать» Иисуса (14: 10). Если учесть, что слово «Мессия» в литературном переводе означает «[Тот, кто], помазанный», подобная последовательность событий обретает социальный и теологический подтекст. Не показывает ли нам автор Евангелия, в котором Иисус хранит в секрете свое мессианство, запрещая исцеленным и даже демонам разглашать сотворенные Им чудеса в излечении людей и призывая апостолов поклясться в соблюдении тайны, что таким способом Иуда протестует против новой роли Мессии? Несоответствие Мессии, который должен был стать царем и возродить Иерусалим, и Мессии «помазанного к погребению», возможно, означало, что «мессианские надежды Иуды в тот момент окончательно рухнули, и он не увидел иного выхода, кроме как выдать Иисуса первосвященникам», — подытоживает один из комментаторов Евангелия. — «С Иисуса следовало сорвать маску, поскольку он не оправдал ожидания «обычных» людей, связанные с приходом Мессии» (Gartner, 21). Разгневанный ли растратой денег, которые можно было раздать нуждающимся, или сбитый с толку несоответствием пророчеств Иисуса о своей предстоящей смерти традиционному образу ожидаемого Мессии, Иуда вполне мог действовать, руководствуясь возвышенными принципами. Не менее важно, как подмечает Ким Паффенрот, комментируя евангельскую версию Марка, что «мысль предложить деньги приходит в голову сначала первосвященникам, а не Иуде» (Paffenroth, 7). Иуда вполне мог быть раздражен неразумной тратой драгоценного нарда, но едва ли им двигала алчность.

Даже за Пасхальной трапезой, которую он полностью разделяет с другими, Иуда ничем не выделяется из остальных апостолов. По-видимому, он помогает им в приготовлениях в большой горнице и ест вместе с ними. Когда, по версии Марка, Иисус предрекает им: «один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня» (14:18), все апостолы, опечалившись, пытают Его: «Не я ли?», на что Иисус отвечает им: «один из двенадцати, обмакивающий со Мною в блюдо» (14:20), добавляя: «но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы тому человеку не родиться» (14: 21).[60] Сразу же после этого страшного предупреждения, которое могло относиться к любому из двенадцати, Иисус берет хлеб и, преломив и благословив его, дает всем двенадцати ученикам вместе с чашей вина, провозглашая хлеб и вино Телом и Кровью Своею. И опять предсказывает: «все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь» (14:27, выделено автором) — непосредственно перед тем, как идти молиться в Гефсиманию, где Его провожатые оставят Его в час, когда Ему больше всего нужна будет их поддержка; несмотря на то, что Он трижды попросит их бодрствовать, апостолы трижды заснут, не начав молиться. Сходство между Иудой и ничего не осознающими и не видящими, но также неосознанно проявляющими враждебность в виде невнимания и непослушания, Петром, Иаковом и Иоанном в Гефсимании выявляется еще рельефнее во время ареста Иисуса, когда исполняется Его предсказание о Петре: тот трижды подряд отрекается от Иисуса, прежде чем петух успевает пропеть дважды.

Марк не указывает, в какой именно момент решает уйти Иуда, ни разу за время Тайной Вечери не упоминаемый по имени евангелистом. И когда он вновь появляется с множеством народа с мечами и кольями, Марк вновь характеризует его, как «одного из двенадцати» (14:43). В рассказе Марка Иуда, похоже, имел достаточно времени после посещения первосвященников, чтобы принять «окончательное решение» о сотрудничестве с ними и продумать свои слова и поистине сардонический сигнал, которым он выдаст Иисуса. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть; возьмите Его, и ведите осторожно. И пришед тотчас подошел к Нему и говорит: Равви! Равви! И поцеловал Его. И они возложили на Него руки свои и взяли Его (14: 44-46).[61]