Вот в чем фокус - Герман Дробиз

—   И сатирикам надо кушать;— говорит Павлик без всякой иронии, с теплой интонацией заботливого родст­венника,— Заходи, не стесняйся. И вы заходите, моло­дой человек.

Он провожает их к выходу.

Хоть бы никого не было, молит Володя. Но возле крыльца полно людей. Парни в зеленых халатах раз­гружают машину. Идут прохожие. Носятся с криками дети. Все они, кажется Володе, пронизывают взгляда­ми его сумку. Скорей, скорей... Они с тестем пересе­кают просторный двор, выходят на улицу. Здесь уже спокойнее. Этим прохожим ничего не известно. Володя идет, меняя руки на тяжеленной сумке. Гадость, гадость какая, думает он. Нет, наше поколение все это поло­мает. Но надо знать это изнутри, надо почувствовать на себе, как это гадко: пользоваться чем-то наособицу, тайком. Даже хорошо, что я пришел сюда и все это сам увидел и сам пережил... Вот только нехорошо, что взял продукты. Так ведь каждый скажет: это я не просто пользуюсь, это я изучаю зло, чтобы лучше понять, как с ним бороться. Нехорошо, нехорошо...

Греет крепкое, почти летнее солнце. Сирень посы­лает через заборы терпкий аромат ветвей, кипящих в предельном цветении. Глубокое синее небо обнимает цветущую землю, весну, Володину молодость, и незри­мая туча висит в его синеве...

Трудно сказать, кто первый назвал семью ячейкой. Может быть, Герцен. Вот что писал этот мудрый человек в своем произ­ведении «Былое и думы»: «Семья, первая ячейка общества, первые ясли справедли­вости, осуждена на вечную безвыходную работу». Под «безвыходной» надо понимать, конечно, не отсутствие выхода, а работу без выходных.

Семья! Теплое, уютное слово. Сюда несут все горе­чи и обиды, здесь успокаиваются сердцем и душой. Здесь же доводят друг друга до инфарктов. В ней, в семье, воспитывают будущего гражданина. Или не вос­питывают. Или не гражданина.

У семьи есть глава, обычно это муж. И неформаль­ный лидер, обычно это жена. У семьи есть трудности, обычно это дети.

Время от времени семье предрекают гибель. Но она живет. Люди пока еще не придумали лучшего способа быть нужными друг другу. Может быть, лучшего спо­соба и не существует.

НЕВЕСТА ИЗ ТРОЛЛЕЙБУСА

В дверь позвонили, я открыл, и в квартиру стреми­тельно вошла незнакомая мне молодая женщина.

— Я обдумала твое предложение и в принципе со­гласна,— сказала она.— Но прежде чем принять окон­чательное решение, должна осмотреть квартиру. Помо­ги снять пальто... Спасибо. Телефон, я вижу, есть. Хо­рошо. Это что, кухня? Газ, горячая вода, прекрасно. А это комната? Одна? В твоем возрасте можно было иметь и двухкомнатную квартиру. Сегодня нас двое, а завтра появятся дети — как тогда? Впрочем, доволь­но милая комнатка. Но, конечно, эти обои мы сменим, я достану финские. И кушетку выбросим, не спорь, не спорь. Сервант тоже не годится, слишком старомоден. И потом книги... Их чересчур много. Надо будет рас­сортировать. У меня есть знакомый букинист...

Она взяла с полки какую-то книгу и на мгновение умолкла.

Я воспользовался паузой.

—   Уважаемая девушка,— сказал я.— Вы, навер­ное, ошиблись квартирой.

Она моментально швырнула книгу в угол и вся вспыхнула:

—   Только не вздумай уверять, что видишь меня в первый раз!

—   В который же?— искренне удивился я.

—   Во второй.

—   Все равно не помню,— мужественно сказал я.

—   Ну вот что, миленький.— Она тяжело задышала, перекинула через плечо свою изящную белую сумочку и запустила в нее руку.

«Пистолет»,— мелькнуло у меня.

—   Позавчера, в пять часов тридцать минут вече­ра,— чеканя каждый слог, произнесла она,— ты усту­пил мне место в троллейбусе седьмого маршрута и оп­латил мой проезд. Затем помог сойти на остановке и при этом предложил выйти за тебя замуж. И если мне хватило двух дней, чтобы со всей серьезностью взрос­лой женщины обдумать твое предложение, то их тем более должно было хватить тебе.— Она вытащила из сумочки пачку сигарет и с треском припечатала ее к столу.

—   Да, припоминаю,— пробормотал я.— Кажется, мы действительно ехали в одном троллейбусе. Но больше я ничего не помню. Клянусь, ничего.

—   Как сказал Лев Толстой: не клянись, потом по­жалеешь,— усмехнулась она.— Значит, ничего?

—   Ничего,— подтвердил я, бледнея от собственной храбрости.

—   Что ж, примерно этого я и ожидала.— Пинком ноги, обутой в замшевую туфельку, она подкинула мне стул.— Садись.

Я сел.

Она включила торшер, приблизила его к моему лицу.

Села напротив и подвинула мне сигареты:

—   Кури.

Я закурил.

—   Начнем по порядку. Где работаешь?

Я объяснил.

—   Устаешь на работе?— Голос ее неожиданно по­теплел.

—   Как собака,— признался я.— Выйдешь за про­ходную — едва ноги держат.

—   Да,— посочувствовала она,— не берегут у нас людей... Значит, выходишь ты из проходной, вваливаешь­ся в троллейбус, плюхаешься на свободное место, бла­женно вытягиваешь ноги... Я не искажаю факты?

—   Нет.

—   Вытягиваешь ноги, собираешься подремать... и вдруг уступаешь место совершенно незнакомой жен­щине. Почему? Может быть, я попросила тебя?

—   Нет.

—   Может быть, ты был единственным мужчиной, ко­торый сидел в этом троллейбусе, и тебе стало неловко?

—   Нет, там в основном сидели мужчины.

—   Может быть, место было неудобным? Знаешь, бывает, или сиденье вырвано с мясом, или припекает обогревателем, или, наоборот, из окна дует и капает.

—   Нет, кресло было удобным, в меру теплым и су­хим.

—   Значит, ты уступил мне место только по внут­реннему побуждению?

—   Да.

—   Очень хорошо. С этим вопросом покончено. Дальше. Просила я пробивать за меня абонемент?

—   Нет. Но вы долго рылись в сумочке и никак не могли найти... А у меня как раз было полно.

—   Может быть, я уцепилась за этот абонемент как за возможность познакомиться с тобой?

—   Нет. Вы его не хотели брать.

—   И что ты тогда сказал?

—   Сейчас вспомню.

—   Пожалуйста-пожалуйста, я жду.

—   Я сказал: «В следующий раз абонементы купите вы».

—   Значит, ты собирался ездить со мной вместе еще не раз и не два? Что и требовалось доказать. Пере­ходим к самому главному. Что произошло при выходе из троллейбуса? Только не ври.

—   Я помог вам сойти.

—   Каким образом?

—   Подал руку.

—   Может быть, это получилось вынужденно? Ве­роятно, у тебя не было возможности толкнуть меня, как это сделали другие мужчины, и выйти первым?

—   Нет, у меня была такая возможность.

—   В чем же дело? Или на этот раз я все-таки попросила тебя о помощи?

—   Нет.

—   Прекрасно! А что ты сказал мне при этом?

—   Не помню. Кажется: «Разрешите вам помочь».

—   Точнее.

—   Ну, может быть: «Разрешите вас поддержать».

—   Еще точнее.

—   Гм... Я сказал: «Разрешите предложить вам руку».

—   Да, именно так ты и сказал.— Она погладила мою руку, ту самую, которую я так неосмотрительно предложил ей позавчера.— Давай подводить итог. Три раза я ни о чем тебя не просила, и три раза ты ока­зывал мне из ряда вон выходящее внимание. В наше время такое количество внимания может оказывать толь­ко жених и только невесте.— Подумав, она добавила.— И только своей. Да еще эти слова насчет руки. Те­перь ты понимаешь, что натворил?

Я молчал.

—    Когда я ворвалась сюда, ты, наверное, принял меня за сумасшедшую,— улыбнулась она.— Дурачок, я же летела на крыльях, любви.

Спасительная идея пришла мне в голову.

—   Понимаете,— сказал я,— я от своих слов не от­казываюсь. Но дело в том, что вчера я уступил мес­то другой женщине в другом троллейбусе. А сегодня помог одной девушке пройти к вокзалу.

Едва я произнес последнюю фразу, как моя невеста перегнулась через стол и с криком: «Да ты, оказывает­ся, бабник!» — влепила мне пощечину.

После этого она принялась расхаживать по комнате.

-— Ладно,— наконец сказала она,— так и быть, раз­решаю тебе немножко пошалить до свадьбы. Но после — не вздумай обижать свою бедную мамочку.

—   Мамочку?! Что вы хотите этим сказать?!

—   Кажется, я уже объясняла,— ласково сказала она.— У нас обязательно будет ребенок. Семья без ре­бенка — это не семья.

—   Позвольте,— залепетал я,— но в троллейбусе между нами не произошло ничего такого, что могло бы привести к появлению ребенка. Это я помню совершенно точно, и не пытайтесь задурить мне голову!

—   Глупенький,— прошептала она с оглушительной нежностью.— Это делается не в троллейбусе.— И она крепко поцеловала меня в губы.

Больше я не сопротивлялся.

ПЕРВЫЕ РАДОСТИ

Волнующая весть пришла из скромного, малоизвест­ного доселе городка Нижнебаранска: местными энтузиас­тами организована первая в нашей стране брачная кон­тора, оснащенная электронно-вычислительной машиной!