Марина Мнишек - Вячеслав Козляков

Первым делом были взяты деньги из казны и отправлены будущему тестю (хотя и не вся обещанная сумма сразу). Дело же со свадьбой с Мариной Мнишек виделось уже не таким легким, как в Самборском замке в майские дни 1604 года. Вокруг обручения и коронации Марины Мнишек и царя Дмитрия Ивановича началась большая игра, в которой Марина была пока что, выражаясь терминологией шахматных любителей, всего лишь пешкой – но пешкой, стремящейся стать «королевой».

Сначала сам Юрий Мнишек в грамоте от 21 июля 1605 года обратился к Боярской думе, объясняя свою роль и помощь «в дохоженье государьства» царем Дмитрием Ивановичем, а также делая намеки на будущее «розмноженье прав ваших». В грамоте, отправленной из столичного города Кракова в столичный город Москву, сандомирский воевода выражал надежду, что за первые его «труды и зычливость» (доброжелательность) «милость и вдячность (благодарность. – В. К.) вашую познавати буду». Конечно, умному было достаточно, чтобы объяснить особую роль воеводы Юрия Мнишка в возведении на престол царя Дмитрия Ивановича. Но поскольку о будущей свадьбе царя с Мариной Мнишек ничего не говорилось, воевода мог только напугать московских бояр, не привыкших к прямым, без посредничества царя, контактам с равными им по статусу членами иноземных дворов. Письмо Юрия Мнишка означало, что он претендует на какую-то роль при царском дворе и в дальнейшем, а это нарушало привычные местнические счеты, ограждавшие правящие кланы от выскочек и властолюбцев, которым всегда можно было указать место по их «породе». Впрочем, бояре в ответной грамоте, посланной с гонцом Петром Чубаровым в сентябре 1605 года, отвечали, что они воеводу похваляют и «дякуют» (благодарят) [58].

Какие-то «консультации», как сказали бы сегодня, царь Дмитрий Иванович в Москве все-таки вел, ибо необычное дело свадьбы русского царя с польской «воеводенкой» надо было вписать в рамки необходимого протокола. Позднее, правда, бояре жаловались, что новый царь забрал к себе в покои государственную печать и в его «канцрерии» стали распоряжаться не думные дьяки, а польские секретари. По-польски написано письмо царя Дмитрия Ивановича от 8 августа 1605 года, в котором он официально уведомлял о своей коронации в Москве (она состоялась 21 июля) [59] и скором отправлении в Речь Посполитую посла Афанасия Власьева. Этим документом по сути подтверждалось намерение царя Дмитрия Ивановича следовать договоренностям о женитьбе на Марине Мнишек [60]. Отдельного послания, датированного 13 сентября 1605 года, был удостоен и будущий шурин царя Станислав Мнишек. В это время между Москвой и Самбором сновали те самые польские секретари Станислав Слонский и Ян Бучинский, на которых жаловались московские бояре. Они вели переговоры о свадебной церемонии и привозили воеводе Юрию Мнишку необходимые средства для организации самого торжества в Кракове.

Из своей московской столицы с воеводой Юрием Мнишком обменивался «листами» не вчерашний «царевич», искавший помощи, а совсем другой человек. Увенчанный «шапкой Мономаха», он шел уже дальше, мечтая об императорской короне. Сандомирский воевода был не против стать отцом императора и императрицы, но в этом надо было еще убедить короля Сигизмунда III, которого только раздражали претензии московского государя Дмитрия Ивановича на непризнанный в Речи Посполитой царский титул, не говоря уже о титуле императорском. Дмитрий Иванович прямо сетовал воеводе Юрию Мнишку на то, что в Польской короне не считаются с его императорским титулом и все делают по своим порядкам. Однако приходилось идти на компромиссы. Когда к обручению в Кракове была изготовлена медаль с изображением самозванца, то в ней намеренно (как выяснил недавно А. В. Лаврентьев) запутали употребление в титулатуре слов «царь» или «цесарь», оставив простор для прочтения кириллической аббревиатуры [61]. Но самое главное в том, что жених Марины Мнишек был изображен на медалях без короны и без царских регалий. Вместо этого на памятной медали присутствует профильное изображение человека в гусарской одежде то ли со скипетром, то ли с гетманской булавой в руках. Точно так же Дмитрий Иванович изображен на известных гравированных портретах, публиковавшихся в панегириках по случаю его обручения с Мариной Мнишек в Кракове.

Едва ли можно перечесть все детали, которые следовало предусмотреть и обсудить. Но было и главное, без чего вся церемония не могла состояться или иметь законной силы. Об этом дают представление два наказа, выданные секретарю царя Дмитрия Ивановича Яну Бучинскому, отправленному в ноябре 1605 года к воеводе Юрию Мнишку. «Iп perator» – так, коверкая латынь, подписался первый русский император Дмитрий Иванович – прежде всего распорядился передать от своего имени следующее: «1-е. Чтоб воевода у ксенжа у легата Папина промыслил и побил челом о волном позволенье, чтоб ее милость панна Марина причастилась на обедне от Патриарха нашего; потому что без того коронована не будет» [62]. Это был самый принципиальный пункт. Остановимся на нем подробнее и разберемся, чего требовал царь Дмитрий Иванович. Сопоставление текста, написанного по-польски, и перевода, опубликованного в «Собрании грамот и государственных договоров», показывает, что речь шла о таинстве причастия от московского патриарха именно при венчании («slubie»), как и в других статьях наказа. Следовательно, причастие от православного патриарха, которое могло трактоваться подданными царя Дмитрия Ивановича как переход его жены в другую веру, ставилось теперь главным условием коронации.

Все это решительно расходилось с тайным самборским договором о сохранении Мариной Мнишек католической веры. Через папского нунция в Кракове Клавдия Рангони был сделан запрос новому папе Павлу V, поручившему рассмотрение вопроса суду инквизиции. Долго ожидавшийся вердикт, вынесенный в Риме, был неутешителен ни для царя Дмитрия Ивановича, ни для сандомирского воеводы Юрия Мнишка, всячески оттягивавшего поездку дочери в Московское государство до получения разрешения от папы [63]. Тестю и зятю, поссорившимся из-за этого промедления, оставалось искать выход самостоятельно и снова действовать на свой страх и риск. Царь Дмитрий Иванович легко смирился с отсутствием становящегося для него все менее и менее существенным положительного папского вердикта о причастии и соблюдении постов Мариной Мнишек. Для будущей же императрицы главным испытанием веры окажется венчание в Успенском соборе. Но в этом обряде, как показал Б. А. Успенский, московский царь изобретет хитроумную комбинацию, устроившую и православных, и католиков [64].