Дурное влияние - Уильям Сатклифф

— Нет, — отвечаю я. — Не надо.

Донни поднимается и идет к двери.

— Переоденься, — говорит он. — И прими ванну.

— Ты ведь никому не скажешь, правда?

Он качает головой:

— Нет. Тем более что это все равно ничего не изменит. Разве что ты всю неделю проходишь в вязаном шлеме.

Я направляюсь в ванную и разглядываю в зеркале рубец на щеке — длинный и слегка вздувшийся, наполовину рана, наполовину синяк. Дотрагиваюсь мизинцем, и рубец тут же отзывается болью, резкой и сильной, и мне сразу хочется потрогать снова.

Я запираю дверь и открываю краны на полную. Краны у нас старомодные, и вода вырывается мощной струей пополам с паром.

К ужину отмазка готова. Поединок на палках у Олли в саду. Олли нечаянно меня зацепил. Предки проглатывают басню, даже не подавившись. И не замечают, как мы с Донни переглядываемся.

Через стенку Рейчел

Проходит какое-то время, прежде чем я снова вижу Карла или даже слышу его имя. Мы с Олли больше о нем не говорим. Как будто ничего и не было.

Он вообще исчез с нашей улицы. Я больше не вижу ни его самого, ни его маму. Их машина[7] припаркована все время в разных местах, из чего я заключаю, что они никуда не девались, приезжают и уезжают, но увидеть кого-то из них мне так и не удается. Хотя это еще ничего не значит. Родители Карла не из тех людей, что прогуливаются по улице. Отец Карла здесь даже не живет. А если и живет, значит, он Человек-невидимка.

Так что теперь мы опять только вдвоем: я и Олли. Но почему-то все не так, как было до Карла. Странное чувство. Без него все кажется каким-то бесцельным, каким-то пресным. Мы с трудом придумываем, чем бы заняться.

До Карла мы с Олли просто играли. В самые разные игры. Но теперь мы, похоже, из них выросли. Проблема в том, что остальные развлечения — которые в основном сводятся к тому, чтобы слоняться по торговому центру в ожидании, когда хоть что-то подвернется, — без Карла превращаются в дикую скуку. Поскольку не подворачивается ничего. Поскольку именно благодаря Карлу вокруг творились интересные вещи.

И хотя мы о нем больше не упоминаем, его отсутствие постоянно чувствуется, как будто в комнате всегда кто-то третий. Видимо, поэтому никто из нас и не хочет произносить его имени, и от ощущения, что он с нами, все теперь по-другому, точно кто-то нашептывает нам, что мы страдаем детской ерундой, тогда как могли бы заняться чем-то стоящим.

Нет, я не могу сказать, что мне не хватает Карла. Я не хочу, чтобы он вернулся. Но, глядя на Олли и понимая, что тот беспрестанно думает о Карле, я чувствую себя по-настоящему гнусно. И мне начинает казаться, что я какой-то недоделанный, неинтересный и скучный, и вот в такие минуты я начинаю жалеть о том, что Карла с нами нет, — ведь если бы он был рядом, эти глупые мысли попросту бы улетучились. И про скуку можно было бы забыть. А ведь именно в самые скучные моменты я и начинаю задумываться о том, что до смерти надоел своему другу Олли.

И вот как-то вечером сижу я в своей комнате, делаю уроки, и вдруг внизу вспыхивает ссора. Судя по крикам, довольно неслабая, но мне не слышно, о чем это они. А еще через секунду по лестнице взлетает Рейчел и с грохотом хлопает дверью своей комнаты. И тут же за ней — мама. Она врывается к Рейчел и тоже хлопает дверью. По топоту и хлопанью двери можно догадаться, кто и что делает. Когда дело доходит до хлопанья дверьми, у каждого в нашем семействе свой особый почерк.

В комнате они снова заводятся, а поскольку это прямо через стенку, теперь я слышу каждое слово.

— Не надо убегать от меня, Рейчел, — говорит мама. — Я тебе уже сказала: не смей с ним больше встречаться.

— Я САМА БУДУ РЕШАТЬ, С КЕМ МНЕ ВСТРЕЧАТЬСЯ!

В плане громкости Рейчел перекрывает маму примерно вдвое.

Пока ты живешь в моем доме, этого не будет.

— ТОГДА Я УЙДУ ЖИТЬ В ДРУГОЕ МЕСТО.

— Ты не сможешь, Рейчел. Тебе всего тринадцать.

— А ТЫ… ТЫ… ФАШИСТКА!

— Рейчел, послушай, ты еще многого не понимаешь в жизни.

— ТЫ САМА НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ И НИКОГДА НЕ ПОЙМЕШЬ.

После долгого перерыва мама продолжает:

— Чего, Рейчел? Чего я не понимаю?

— НИЧЕГО.

— Например?

— НАПРИМЕР, ЧТО Я ЛЮБЛЮ ЕГО.

— Не говори ерунды.

— ДА, ЛЮБЛЮ.

— Нет, Рейчел. Ты еще не можешь знать, что такое любовь.

— ЭТО ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ ЛЮБОВЬ. ТЕБЕ ПЛЕВАТЬ НА МЕНЯ. ТЕБЕ НА ВСЕХ ПЛЕВАТЬ. ТЕБЕ ПРОСТО ХОЧЕТСЯ УКАЗЫВАТЬ МНЕ, ЧТО ДЕЛАТЬ.

— Да, Рейчел, я указываю тебе, что делать, но на то есть причины. Пойми, он проблемный мальчик. Он не тот, с кем следует встречаться девочкам вроде тебя.

— ПОТОМУ ЧТО ОН ПРОБЛЕМНЫЙ?

— Да.

— А ТЫ, ЗНАЧИТ, ВСЯ ИЗ СЕБЯ ТАКАЯ ХОРОШАЯ? ДЕРЖИШЬСЯ ПОДАЛЬШЕ ОТ ТЕХ, У КОГО ПРОБЛЕМЫ? ПРЕЗИРАЕШЬ ТЕХ, КТО НЕ ТАКОЙ СЧАСТЛИВЫЙ, КАК ТЫ? ОТЛИЧНАЯ ПОЗИЦИЯ, ПРОСТО СУПЕР! СПАСИБО ТЕБЕ, МАМА. ЗА ТО, ЧТО ПОМОГАЕШЬ МНЕ СТАТЬ ХОРОШИМ ЧЕЛОВЕКОМ. ЧТО ДЕЛИШЬСЯ СО МНОЙ СВОЕЙ ПОТРЯСАЮЩЕЙ ЖИТЕЙСКОЙ МУДРОСТЬЮ. ОГРОМНОЕ ТЕБЕ СПАСИБО.

— Я говорю вовсе не о том, счастливый он или нет. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Я говорю о том, что он опасен.

— СО МНОЙ — НЕТ. СО МНОЙ ОН ОЧЕНЬ НЕЖНЫЙ.

— Он опасен, Рейчел. Ты же сама видела, что он чуть не сделал с папой.

Вот теперь я знаю наверняка, о ком они говорят. Я подозревал об этом с самого начала, но лишь сейчас окончательно расстался с надеждой, что речь о ком-то другом. Рейчел и Карл. Сладкая парочка. Охренеть!

— ОН ВОВСЕ НЕ ТАКОЙ.

— Пойми, Рейчел. Если он сделал это один раз, без всякого повода, он сделает это еще и еще.

— А КТО СКАЗАЛ, ЧТО БЕЗ ВСЯКОГО ПОВОДА?

— То есть ты хочешь сказать, что во всем виноват папа?

— А МОЖЕТ, И ВИНОВАТ. МЫ ЖЕ НЕ ЗНАЕМ, ЧТО ОН ЕМУ СКАЗАЛ. БУДЬ У МЕНЯ ПИЛА, Я БЫ САМА ЕГО РАСПИЛИЛА УЖЕ СТО РАЗ.

— Не говори ерунды, Рейчел.

— МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ТВОИ ЗАПРЕТЫ. Я ВСЕ РАВНО БУДУ С НИМ ВСТРЕЧАТЬСЯ.

— В таком случае я не разрешаю тебе выходить из дома. Ни с кем не будешь встречаться! Все, разговор окончен.

— МАМА! ОН АБСОЛЮТНО НОРМАЛЬНЫЙ. А ТЫ… ТЫ ПРОСТО СНОБКА!

— Снобизм здесь вовсе ни при чем. Он психически неуравновешенный. Его мать — пьяница. А отец вообще черт знает где…

— ОНА НЕ ПЬЯНИЦА. ТЫ ВЕДЬ ЕЕ ДАЖЕ НЕ ЗНАЕШЬ.

— Она пьяница, Рейчел.

— ТЫ ГОТОВА СКАЗАТЬ ВСЕ ЧТО УГОДНО, ЛИШЬ БЫ ЗАСТАВИТЬ МЕНЯ ДЕЛАТЬ ПО-ТВОЕМУ СЧИТАЕШЬ МЕНЯ ПОЛНОЙ ДУРОЙ, ДА? ДУМАЕШЬ, Я ПОВЕРЮ ЛЮБОМУ ТВОЕМУ СЛОВУ?!

— Рейчел, пойми, я желаю тебе только добра. Он плохой мальчик. И совершенно неуправляемый.

— ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ ОСТАНОВИТЬ МЕНЯ.

— Что ж, юная леди, у тебя будет достаточно времени обо всем хорошенько подумать, потому что с этой минуты ты никуда не выйдешь, пока не дашь мне слово, что больше никогда не будешь встречаться с этим мальчиком. Ты поняла?

— В ЭТОМ ДОМЕ НЕ ЗНАЮТ, ЧТО ТАКОЕ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА. А ТЫ — НАЦИСТКА! УБИРАЙСЯ ВОН ИЗ МОЕЙ КОМНАТЫ. ИЛИ ТЫ ТЕПЕРЬ И КОМНАТУ У МЕНЯ ОТБЕРЕШЬ?

Я слышу, как щелкает замок, но проходит еще некоторое время, прежде чем до меня доносится звук маминых шагов по лестнице.

Следующие две недели в доме довольно шумно. Мама, папа и Рейчел либо совсем друг с другом не разговаривают, либо кидаются друг на друга будто помешанные, а порой начинают орать во всю глотку, что они друг с другом не разговаривают, — на мой взгляд, полная бессмыслица. Рейчел вроде как запрещено выходить из дома, но запретать ей выходить вообще они не могут, а она, естественно, никогда не признается, куда идет. Вот, собственно, из-за чего весь сыр-бор.

В течение этого периода разговоры за обедом в среднем сводятся к следующему. (См. Рис. 8.)

И вот в один прекрасный день наступает полная тишина. Странная и зловещая, как будто в доме тяжелобольной. Рейчел перестает выходить на улицу, перестает спорить с мамой и папой, перестает принимать гостей.

Даже Люси к ней больше не заходит.

Когда же Рейчел все-таки выползает из своей комнаты, чего не случается практически никогда, глаза у нее краснющие и она все время молчит. Словно кто-то умер. Собственно, так оно и есть. «Рейчелюси» больше не существует.

Донни смотрит сериал «Открыто круглосуточно», который, насколько я знаю, он считает полной лажей, а это значит, что у него нет предлога от меня отделаться. Будь это какая-нибудь другая программа, у меня не было бы ни единого шанса. Сначала я щекочу его, пытаясь привлечь к себе внимание, а потом начинаю приставать. Я хочу, чтобы он объяснил мне, что творится с Рейчел. Я не жду ответа прямо сейчас, но почти уверен, что рано или поздно смогу его доконать.

На удивление, Донни сдается довольно быстро: после короткого (но одностороннего) боя на подушках и более продолжительного двойного реванша за мои щекотания. Донни — именно тот, к кому следует обращаться в периоды общесемейного сумасшествия. Он единственный в нашем доме — кроме меня, разумеется, — у кого имеется маломальское понятие о логике.