Волонтер: Нарушая приказы - Александр Александр

-Что это было? – поинтересовался фельдмаршал, не то, обращаясь к денщику, не то к музыкантам.

Ответа не последовало. Реншильд подошел, покачиваясь, к денщику.

-Ты как? – спросил Карл Густав.

Служивый показал пальцем на уши.

-Оглушило, – проговорил офицер.

Помог подняться денщику. Тут же подбежали солдаты, из тех рот, что стояли чуть поодаль. Попытались помочь, но от их услуг Реншильд отказался. Сейчас он уже твердо стоял на ногах, и смотрел на пылающий шатер. Неожиданно Карл Густав обратил внимание, что у коляски с литаврами, собравшись в круг, стояли музыканты. Их головы были опущены, треуголки сняты. Один из трубачей, складывал инструмент аккуратненько на козлы.

-Все живы? – поинтересовался Реншильд.

От музыкантов отделился один и сообщил, что старшего (того самого из Мариенбурга) убило. Фельдмаршал перекрестился.

Между тем шатер спасти не удалось. Решение о переносе ставки чуть-чуть глубже в тыл не радовало, но было необходимо.

Карл Густав вздохнул. Больше всего он сейчас сожалел, что трапезу прервали. А ведь у него только-только аппетит проснулся. Выругался, полез в карман за трубкой, но достал лишь горсть обломков.

Выругался.

По бастиону «Триумф» пронеслось многоголосое – «Ура!»

-Приятного аппетита, – с шутовским поклоном произнес Золотарев, обращаясь в сторону шведского лагеря. И рассмеялся.

Его поддержали оба полковника. Барнер не предполагал, что будет такой эффект. То, что фейерверк можно так использовать он, конечно же, думал. Но все эти правила введения войн, осад и прочего, как-то не давали ему сил все это воплотить в жизнь. Казалось, что комендант города просто игнорировал все эти законы. Кто знает хорошо это или наоборот плохо? Как себя поведут шведы после такого?

-Господин комендант! – проговорил он, – А вы не боитесь, что противник начнет тоже воевать не по правилам?

-Нет, не боюсь.

Самоуверенность Золотарева полковнику не понравилась. Тот кинул взгляд в сторону Скобельщины, но тот только развел руки в сторону. Дескать, ну, что тут поделаешь. Свершившееся уже нельзя было изменить. К тому же, как знал Федот, у Андрея еще имелось парочка нововведений, о которых говорить можно было только шепотом.

Когда Шипицын и Монахов пришли в себя, теперь уже многочисленный отряд выступил в дорогу. Как ни желал сын атамана Аким выступить в путь, Фрол, настоял, чтобы тот остался с дедом.

-Мало ли что нас ждет в дороге, – проговорил он, обращаясь к пареньку. – Поэтому, прошу! Не требую и не приказываю, – добавил атаман, – останься с дедом.

Мальчишка хотел было возразить, но увидев взгляд отца, делать это не стал.

-Я бы с тобой Юрия оставил, – продолжал Фрол, – но он мне самому нужен.

Атаман окинул взглядом отряд. И приказал выехать двоим разбойничкам.

-Вот их оставлю. Самому бы пригодились, но тебе они нужнее будут.

Прощание было недолгим, выступили в путь.

Впереди Христофор Шредер, рядом с ним Фрол. Уже в дороге выяснилось, что фамилия его была Самохвалов. Как объяснил капитану атаман – прозвище у прадеда такое было. Похвалиться, любил. Чуть позади Онегин, царевич и Шипицын. У последнего в руках заряженная ручница. За спиной фузея. У хлопцев за поясом по пистолету, если что так успеют выхватить. Затем с десяток разбойников. Ватага разношерстная. У кого ружья, у кого и луки имеются. Позади всю эту кавалькаду замыкают Юрий и Монахов. Последний все время укорял разбойника в грехах. Тот только рукой отмахивался, понимая, что рядом с ним бывший монах.

Дорога, по которой ехали, построена была, совершено недавно. В народе прозвана – «Царевой».

-Это ты хорошо сделал, – проговорил вдруг молчавший все это время Фрол, – что нас с собой взял. Тут разбойников много, того и гляди попали бы в переделку.

Христофор удивленно взглянул на атамана, словно спрашивая, а вы сами, что не разбойники? Тот словно понял, улыбнулся.

-Мы конечно тоже не безгрешные, – проговорил Фрол, – но стараемся на своих не нападать. – Поняв, что фраза звучит как-то двусмысленно, пояснил, – я имею в виду русских.

-Я не русский, – произнес вдруг Христофор. – Я немец! – С гордостью сказал он. – Но при этом я служу русскому царю.

-Ты, служишь не царю, – парировал атаман, – а государству московскому. Вот если сейчас с Петром несчастье случится, ну, допустим, погибнет.

Капитан протянул руку к пистолету.

-Стой, капитан. – Молвил Фрол, заметив движения Шредера, – я говорю допустим.

Христофор убрал руку с оружия, а атаман продолжил:

-Вот если Петр умрет, разве ты капитан покинешь государство русское?

Шредер на секунду задумался. Попытался мысленно представить, как бы он поступил в такой ситуации. Невольно оглянулся и взглянул на Алексея.

-Скорее всего, нет, – ответил Христофор.

-Вот то-то. Так какой же ты тогда к черту иноземец. Ты, душой уже – русский. А значит, страна, в которой ты сейчас живешь тебе родная. Вон у меня в отряде Ибрагим. Вроде татарин, а назови его басурманином, так он обидится. Горло перегрызет. И не оттого, что слово для него обидное. Просто земля, в которой он теперь проживает для него родная. И ему неважно, как скорее всего и тебе, как будут звать государя.

Шредер вздохнул. А ведь атаман в чем-то был прав. Проживая в Московском государстве, он уже давно не ощущал себя иноземцем. Те с кем он общался, никогда не относились к нему как-то по-другому, словно Христофор был рожден в этом государстве.

-Так вот. Всяк кто служит для государства, и неважно в чем заключается эта служба – русские. Все кто с оружием идет на нашу землю – вороги. Поэтому и разбойничать, – атаман так и сказал: «разбойничать», – предпочитаем в чужих землях. Нападая время от времени на иноземных купцов…

Рука Шредера вновь невольно скользнула к пистолету.

-Эй, стой приятель, угомонись. – Вскричал вдруг Фрол, чем вызвал недоуменные взгляды у товарищей. Понимая, что крик его может привести к неожиданному, сделал знак рукой, дескать, все в порядке.

-Ты не обижайся, – продолжил атаман, – но любой купец, готовый обмануть, будь-то свой русский, или иноземец лично для меня враг.

Шредер и представить не мог, что обычный разбойник, который и грамотой не владеет, всю жизнь проведший в походах, будь они за царя батюшку, или за волю – окажется философом. Конечно его, разбойничка, понять можно. В любом деле, будь то грабеж, или дело правильное должно быть оправдание. Дескать, это не я плохой, это жизнь такая. Я на своих, не нападаю, только на чужих. Только где эта грань? И как ее не перейти, чтобы не быть чужим среди своих? Легко быть благородным разбойником, деля всех на своих и чужих. А если завтра чужой станет своим, свой чужим? Что тогда?

Ответить на эти вопросы капитан так для себя и не успел. Вдруг Фрол замолчал.

Они выехали на поляну, где им навстречу выскочили разбойники. С десяток мужиков в драных зипунах. Тех самых, что не делят людей на своих и чужих.

-Что я тебе говорил, капитан, – молвил атаман, доставая из-за пазухи пистоль.

Разбойников оказалось на много больше. Это стало ясно, когда отступление преградили еще десять человек.

-Вот тебе бабушка и Юрьев день, – выругался Фрол.

Отряд встал в круг, в середине которого оказались царевич и Онегин. Ружья, луки и пистоли окруженных всадников теперь были направлены в сторону врагов. К Шредеру подъехал Шипицын и спросил:

-Что делать будем капитан?

Христофор хотел было сказать, что сам попытается выпутаться из сложившейся ситуации, но его руки коснулся Самохвалов.

-Предоставь это мне капитан, – молвил Фрол, – я знаю их атамана. Епифан ни за что не отпустит людей царя Петра с миром. Схватки не избежать. Ему все равно русский или татарин…

Только теперь Шредер понял, что до этого имел в виду его попутчик. Разбойник разбойнику рознь. Этим, что сейчас окружили их плотным кольцом, было все равно, кто попался им на пути. Люди они были обиженные и ненавидели людей, служивших антихристу – Петру Алексеевичу. Скорее всего, сейчас перед ним были те, что воспротивился ношению европейской одежды и бритью бород.

-Отдай нам их Фрол! – Между тем потребовал главарь разбойников.

Самохвалов отрицательно покачал головой.

-Не будет, по-твоему, Епифан, – молвил атаман, – Ой, не будет!

Главарь разбойников провел ладонью по лохматой, взъерошенной бороде.

-Я так понимаю Фрол, что ты и сам на службу к антихристу перешел. Эвон в сотоварищи немца взял. Какой же ты после этого стрелец. По-хорошему, я погляжу, ты не хочешь.

-В-первую, очередь я русский, – проговорил Самохвалов.

Выстрел. Сначала Шредер и не понял, кто стрелял. Сидевший на низкорослой монгольской лошаденке Епифан покачнулся и рухнул на землю. И только тут Христофор заметил, как из ствола ручницы Юрия поднимается дымок.

Может бывшие стрельцы полагали, что лишившись атамана, разбойнички разбегутся, но, увы, они ошиблись. Те кинулись на окруженный отряд. Зазвучали выстрелы, поляна покрылась дымом.