Волонтер: Нарушая приказы - Александр Александр

-А ведь удар-то шведский мы точно определили, – проговорил полковник Скобельщина, опуская подзорную трубу. – Эко, они начали. Продыху не дают.

-Им есть куда спешить полковник, – промолвил Иоганн Барнер. – Мне кажется, их военачальники понимают, что по любому отправлены гонцы за подкреплением. Я не думаю, что шведы столь безголовы, дабы не просчитать все варианты. – Тут он заметил приближающегося коменданта, поприветствовал и сказал, – Эвон, как враг лютует.

Золотарев кивнул, взял из рук Скобельщины подзорную трубу. Стал разглядывать лагерь противника. Увидел шведского главнокомандующего, который теперь вернулся к шатру. Внутрь, правда, уходить не стал. Андрей предполагал, что тот сейчас будет наблюдать за штурмом с более удобной позиции, но ошибся. Фельдмаршал подозвал к себе одного из солдат и что-то приказал. Каково же было удивление коменданта, когда тот притащил для командующего сначала стол, а затем невысокую табуретку. Он уже один раз наблюдал, как завтракают офицеры во время похода, но чтобы вот так вот, во время осады, и не предполагал. То, что офицер собирался отменно поесть, Золотарев не сомневался.

-Хороша мишень, – произнес Федот Скобельщина, – ох, хороша.

Полковник хотел было отойти к артиллеристам, чтобы попросить выполнить его небольшую просьбу, но комендант, разгадав намерения, проговорил:

-Для сего не нужно тратить ядра.

Бросил взгляд в сторону суетившихся солдат. Разглядел среди них своего адъютанта. Тот сейчас выглядел как черт. Треуголку Лемме потерял, парик съехал на бок, а кафтан, как и лицо, покрыто гарью. Паренек наблюдал в подзорную трубу за шведской батареей.

-Юстас! – крикнул Андрей.

Адъютант подбежал к коменданту. Золотарев протянул платок. Тот обтер лицо и улыбнулся.

-Тащи фейерверк, – приказал Андрей.

Паренек кивнул и тут же куда-то умчался.

-Что вы задумали граф? – спросил полковник Барнер.

Комендант загадочно улыбнулся. Объяснять не хотелось. Использовать фейерверк предполагалось против конницы. Громкие взрывы могли испугать бедных животных, а это привело бы в свою очередь к панике среди драгун. Но сейчас видя, как главнокомандующий нагло так завтракал на фоне осажденной крепости, Андрей попросту не сдержался.

-Сейчас мы облагородим трапезу, – проговорил Золотарев, – зело скучно завтракает сей полководец.

Скобельщина вдруг расхохотался, привлекая своими раскатами внимание солдат. Стрельба даже стихла на какое-то время. Артиллерийская прислуга удивленно смотрела на полковника.

Появился Лемме, но не один, а с группой солдат из Белозерского полка, полковник Барнер признал своих людей. Служивые катили странную деревянную конструкцию. Иоганн даже не предполагал, когда те могли соорудить ее.

Не докатили до стены пару метров. Воткнули несколько кольев позади, для того чтобы установка не откатывалась. И замерли в ожидании приказания, переводя взгляд то на полковника Барнера, то на бывшего боцманмата, а вот уже несколько лет как коменданта города. Но офицеры пока ничего не предпринимали.

Еще одно ядро шведов достигло крепости. Окатив присутствующих комьями земли.

-Будь оно не ладно! – воскликнул Иоганн Барнер.

Стряхнул с кафтана землю и подошел к установке.

Несколько минут разглядывал непривычную конструкцию.

-Что это? – спросил он, обращаясь к Золотареву.

– Tykki mees. (11) – ответил тот на эстонском языке.

Полковник кивнул. Красивое название для орудия убийства. Еще раз взглянул на установку, что-что, а посмотреть тут было на что. На каркасе была закреплена деревянная решетка, на которой были с помощью не понятных механизмов зафиксированы с десяток фейерверков. Казалось, поднеси к ним фитиль, и они с воем устремятся, вперед сея перед собой хаос.

Барнер хмыкнул, достал трубку и закурил. Потом взглянув на Золотарева, спросил:

-Ну, а дальше господин комендант?

Андрей вновь улыбнулся. Подошел к установке. Нацелил ее в сторону шатра фельдмаршала шведской армии и, повернувшись к полковнику, проговорил:

-Не могли бы вы мне одолжить огниво полковник.

Тот удивленно посмотрел на коменданта. Понял замысел Золотарева, но требуемое давать не стал. Подобрал стоявший недалеко, потушенный факел, подошел к горевшему костру и ткнул в него, поджог и только после этого протянул Андрею.

Он – фельдмаршал, а не канонир. Поэтому для него достаточно произвести только один выстрел по крепости. Ему положено осадой руководить, а уж ни как не из пушек обстрел вести. Наблюдать, как это делают другие, тоже занятие не из приятных. Отчего произведя залп и простояв с генерал-майором на батарее с полчасика, решил покинуть диспозицию и вернуться к шатру. К тому же, как отмечал сам Карл Густав, он еще не ел. А воевать на пустой желудок дело не благодарное. Когда уходил, за ним, было, решил последовать фон Шлиппенбах, но Реншильд приказал тому остаться.

Заскочил на секунду в шатер, но передумал. Принял решение позавтракать на свежем воздухе. Такое, по мнению Карла Густава, да еще когда наблюдаешь за баталией, могли себе позволить только он да его величество Карл XII.

Распорядился, чтобы денщик, тот как верный пес, всюду следовал за фельдмаршалом, накрыл стол. Служивый засуетился, пытаясь угодить Карлу Густаву, из-за чего в спешке, чуть не сшиб караульного с ног. Скрылся в шатре. Минуты три отсутствовал, и лишь после этого вытащил на свежий воздух небольшой стол. Накрыл его скатертью, затем притащил табурет, поставил рядом. Умчался за обедом для Реншильда.

Между тем, ожидая пока денщик вернется Карл Густав сел и взглянул на колясочку с литаврами (12), что стояла по правую сторону от ставки. Усмехнулся. Несколько трубачей бродило около нее. Их инструменты были разложены на козлах. Кликнул старшего из них. Тот тут же явился перед суровыми очами офицера. Вытянулся в ожидании приказаний.

В нем фельдмаршал признал того самого служивого, что летом тысяча семьсот третьего года от Рождества Христова, выбрался из захваченного русскими Мариенбурга. Был он высок ростом, в плечах широк. Говорили, что тогда, перед самой осадой польского городка, женился на (то ли дочери, то ли воспитаннице местного пастора) некой Марте Скавронской. С того самого момента, как трубач вернулся в строй, тот так и не знал что с его милой, и жива ли она вообще. Но с тех пор, была ли всему виной любовь к этой девице, никто не видел на его лице улыбки. Все эти амурные чувства, как считал Карл Густав, во время войны только мешают. Отчего сам предпочитал о своей супруге, что осталась в Стокгольме, старался вспоминать как можно реже. Былую красоту женщина потеряла, а бередить прошлыми воспоминаниями душу не хотелось.

-Немедленно играть бодрую музыку, – приказал он служивому.

Тот так и не улыбнулся. Ушел. Музыканты взяли инструменты и заиграли марш.

Появился денщик с подносом. Поставил его на стол, и отошел в сторону, чтобы быть все время рядом с Реншильдом. Мало ли чего взбредет в голову фельдмаршалу. Сам же Карл Густав снял крышку и потянул носом приятный запах поджаренного мяса.

Реншильд поздно сообразил, что происходит что-то не ладное. Вначале он подумал, что музыканты стали фальшивить. Неприятный и непонятный звук достиг его уха. Фельдмаршал оторвал свой взгляд от тарелки, и хотел было прикрикнуть на трубачей, но каково, же было изумление, когда он заметил, что в его сторону летели с десяток продолговатых предметов, в которых Карл Густав через секунду признал фейерверк. Тот самый, что обычно используется в мирных утехах.

-Не по правилам воюют эти русские, – только и сумел проговорить он.

Первая ракета взорвалась в метре от стола, взрывной волной сшибая вскочившего офицера с ног. Вторая врезалась в шатер. Пара штук ушли в сторону, угодив в перепуганных трубачей. Еще несколько пронеслись рядом, и разорвались в шведском тылу. Пара не долетела до укреплений, упав в ров, но и этих было достаточно, чтобы на какое-то время посеять панику в войсках осаждающих.

Фельдмаршал пришел в себя и понял, что жив. По щеке струилась кровь. Потрогал рану рукой и понял, что всего лишь царапина. Осторожно приподнял голову, ожидая, что за первой атакой последует вторая. И лишь убедившись, что этого не произойдет, поднялся с земли.

Перевернутый стол. Поднос с недоеденным мясом лежит рядом. Пылает огнем шатер, к которому уже устремились солдаты. Стонет денщик, прижимая к груди окровавленную руку.

-Что это было? – поинтересовался фельдмаршал, не то, обращаясь к денщику, не то к музыкантам.

Ответа не последовало. Реншильд подошел, покачиваясь, к денщику.

-Ты как? – спросил Карл Густав.

Служивый показал пальцем на уши.

-Оглушило, – проговорил офицер.

Помог подняться денщику. Тут же подбежали солдаты, из тех рот, что стояли чуть поодаль. Попытались помочь, но от их услуг Реншильд отказался. Сейчас он уже твердо стоял на ногах, и смотрел на пылающий шатер. Неожиданно Карл Густав обратил внимание, что у коляски с литаврами, собравшись в круг, стояли музыканты. Их головы были опущены, треуголки сняты. Один из трубачей, складывал инструмент аккуратненько на козлы.