Зеленая брама - Евгений Долматовский

Форсируя ход, мчится, как гигантский белый клубок, «тридцатьчетверка». Пушка молчит — снаряды израсходо­ваны. Зато раненые ведут огонь из немецких автоматов, подобранных тут же, швыряют лимонки, кричат — не раз­берешь что: проклятия, ругательства, ура, за Родину, за Сталина! Половина Копенковатого отбита этим трагиче­ским десантом.

В опубликованном много позже в Федеративной Рес­публике Германии дневнике одного из горных егерей — Рихарда Вурстера из Штутгарта я прочитал строки, несом­ненно, относящиеся к этому эпизоду:

«...На нас снова напала конница... Но тут вырвался рус­ский танк на полной скорости и стал палить изо всех ору­дий...»

Что это значит — «изо всех орудий»?

На вооружении наших танков — одно орудие, ну еще и пулемет. Изо всех орудий ведут огонь крепости, форты, боевые корабли, неправда ли?

А тут всего один танк..: «Тридцатьчетверка»...

Но так увидел и так записал этот Рихард Вурстер, ви­димо, ошеломленный дерзкой вылазкой.

И местные жители, и оставшиеся в живых участники боев, и немецкие мемуаристы утверждают, что Копенкова­тое не менее шести раз переходило из рук в руки.

Каким образом распространился и как дошел до частей приказ Военного совета выступить утром пятого августа, прорываться в северном направлении?

Трудно это объяснить.

Связи по проводам уже не существовало.

Но последние остатки 190-й дивизии и приданного ей артиллерийского полка ночью приказ получили.

На рассвете собрали и сожгли документы.

«Все командиры и красноармейцы,— вспоминает артил­лерист В. Кадашев, проживающий ныне в Минске,— собираясь идти на прорыв, старательно приводили себя в порядок. У кого еще оставалось что-либо в вещмешках, перебирали имущество, освобождаясь от всего, что может стать обузой в бою».

Сохранившие пару чистого нательного белья надева­ли его.

Прилежно умывались у колодца — давненько не при­ходилось. Пыль и гарь сделали всех смуглыми, а теперь лица посветлели.

Словно не к бою готовились, а к смотру.

Надевать чистое белье перед решающим боем — старин­ный благородный русский обычай, вот его и соблюли без всяких команд и вне расписания того дня. Не уверен, что многие в Зеленой браме знали, что так поступали воины Александра Невского перед битвой на льду Чудского озера.

Выступление назначено на девять ноль-ноль.

В восемь тридцать артиллеристы простились со своими орудиями.

Сводный отряд был построен — пятьсот активных штыков. И всего пятьсот человек. Когда вышли за Подвы­сокое, поняли, что прорваться не удастся, надо биться здесь. И бились до вечера. Потери с обеих сторон страш­ные...

Управление войсками нарушено.

Штаб Южного фронта получает клочковатую инфор­мацию, на основании которой командующий фронтом от­правляет донесение в Ставку: «Понеделину вновь под­тверждаю приказ новыми атаками пробить себе путь и выйти из окружения».

Упоминаемый в донесении приказ (боевое распоряже­ние № 0047) доставляет в Зеленую браму самолет сани­тарной авиации. Командующий Южным фронтом разре­шает «своими силами организовать выход из окружения в восточном направлении».

Но переправы уничтожены.

Река Синюха на этом участке шириной до 80 метров, глубиной до трех.

В книге «Через три войны», вышедшей в 1972 году, Иван Владимирович Тюленев (он в 1941 году командовал Южным фронтом) с солдатской прямотой признается: «...в тот день, когда писалось донесение в Ставку, 6-я и

   12 -я армии, измотанные кровопролитными боями, были уже полностью окружены под Уманью».

Бывший сержант из 15-й Сивашской стрелковой диви­зии, теперь капитан запаса Гавриил Колчин (он вырвал­ся тогда из кольца, сражался в Сталинграде, штурмовал Кенигсберг) вспоминает:

«Кажется, как раз 4 августа был ранен командир нашей дивизии Николай Никифорович Белов. Каким-то чудом к нам прорывается санитарный самолет (наверное тот, что доставил боевое распоряжение № 0047.— Е. Д.). Белов улететь из кольца отказался. Генерал ответил летчику так: «В гражданскую я служил рядовым в диви­зии, которой теперь командую. Со своими бойцами оста­нусь до конца».

Командир 44-й танковой дивизии Василий Петрович Крымов ранен в атаке на кукурузной плантации. Связной офицер (ныне лектор общества «Знание» в Львовской об­ласти) А. А. Каменцев получает от раненого комдива за­дание:

   —  Найди Соколова и передай: еще час продержимся!

О каждом участнике тех боев можно писать рассказы и поэмы. Стоило лишь упомянуть о ровеснике века Васи­лии Петровиче Крымове, товарищи полковника прислали воспоминания о нем, сыне печника и прачки, с семнадца­ти лет ставшем в строй защитников Советской власти.

С боями отводил он свою дивизию от границы.

Последнее письмо от него семья получила в июле 1941 года, оно было датировано третьим числом.

Полковник дает в нем бытовые практические советы: чтобы дедушка купил козу — надо обеспечить молоко де­тям,— что осенью надо записать детей в школу, не на­деясь на скорое возвращение главы семьи. А в конце Ва­силий Петрович сообщает, что положение напряженное, что он будет до последней капли крови сражаться с гер­манским фашизмом.

Лишь через двадцать лет после победы семья узнала, как мужественно сражался Крымов. Его дочь Ирина Ва­сильевна прочитала выросшим своим дочерям письмо ком­дива. Девушки удивились — последняя фраза какая-то газетная, а дедушка пишет своей семье...

Пришлось Ирине Васильевне объяснить, что для ее отца эта фраза и другие, ей подобные, не были лозунгами. Люди поколения Крымова были так воспитаны, это был их образ мыслей. И они доказали это своей жизнью и своей смертью...

Командир корпуса (он в старом звании комдива — с ромбами на петлицах) Александр Дмитриевич Соколов ве­дет отряд на прорыв. Приказано выходить в восточном направлении — командиры выполняют приказ.

Отдельные отряды прорываются на север, даже на за­пад. Оказывается, на этих направлениях враг не ожидал Дерзких ударов. Вот бы и прорываться всей группе на се­вер, с последующим поворотом на восток!

Ах, как легко потом, задним числом, в тишине и покое решать и судить, что надо было делать в тех мгновенно меняющихся обстоятельствах.

5 августа

Не знали мы тогда, как яростно сражаются части 18-й армии, как успешно пробиваются они в северном на­правлении!

Перед ними была поставлена задача открыть путь вой­скам 6-й и 12-й армий для выхода на Первомайск. Поче­му-то эти действия, имеющие все основания считаться ге­роическими, совершенно не отражены в истории.

В нескольких километрах от Копенковатого — малень­кая станция Перегоновка. К ней пробился один полк 141-й стрелковой дивизии, возглавленный бригадным ко­миссаром Кущевским. Перегоновка вновь в наших руках!

Но группа бригадного комиссара не знает, что в трех километрах западнее, в деревне Семидубы,— разведка 18-й армии, а километром южнее, в селе Вербове, ведет бой, доходящий до рукопашных схваток, 96-я горнострел­ковая дивизия, которой командует полковник Иван Шепетов. За доблесть, проявленную именно в этом бою, полков­ник Шепетов и командир полка Николай Миклей еще тог­да, в сорок первом, будут удостоены звания Героя Советс­кого Союза. Миклей погиб в том бою — близ Вербова ему поставлен памятник...

Еще одно усилие — и кольцо окружения на этом участ­ке было бы прорвано!

Но окруженные об этом не ведали, а я узнал через со­рок лет, изучая документы и воспоминания и сопоставляя их на карте местности.

Между тем командование 6-й и 12-й армий направля­ет войска на прорыв несколько восточнее, рассчитывая, что, форсировав Синюху, удастся по левому берегу реки двинуться к Первомайску.

командир 141-й стрелковой дивизии генерал-майор Яков Иванович Тонконогов собрал остатки своего соеди­нения. Это небольшой по численности, но отчаянный от­ряд, а главное — впереди комдив.

Яков Иванович Тонконогов — кумир своих бойцов. Он защищал Валенсию и Мадрид, он был советником-добровольцем в той дивизии, что осуществила окружение фаши­стских войск под Теруэлем.

Я слышал и записал летом 1941 года солдатскую байку о нем: во время боя на холмах Украины он облетает свои полки на связном самолете, приземляется, наводит поря­док, ведет в атаку, а после ее успешного завершения вновь вскакивает на второе место в своем биплане и взмывает в небо. Запись моя, разумеется, погибла, но легенда не умерла.

Инвалид войны, кавалер ордена Славы Василий Должиков (он был ранен в Подвысоком) рассказывал участ­никам клуба «Дорогой отцов» (с. Каменка Орловской об­ласти) вот какую легенду:

Колонна отходила по открытой местности, преследуе­мая автоматным и минометным огнем. Вдруг над голова­ми красноармейцев застрекотал мотор. Обстреливаемый противником, связной самолет сел на жнивье, поблизости от дороги. Его замаскировала поднявшаяся пыль. Думали, что самолет подбит, но пропеллер вращался, и из самолета выскочил худой, быстрый в движениях генерал-майор. Должиков узнал командира дивизии и запомнил его фа­милию — о нем стрелки говорили — Тонконогов. Комдив остановил колонну, несшую бессмысленные потери, при­казал развернуться в боевой порядок, занять позиции, сообразуясь с местностью.