Слепые души - Алана Инош

Её парик я кладу в свой пакет, закрываю квартиру, и мы спускаемся по лестнице. Я поддерживаю Альбину за талию, но она спускается уверенно, почти как зрячая, а вот мои ноги меня подводят. Слегка пошатнувшись, я успеваю опереться ладонью о стену, и Альбина сразу же приостанавливается, заботливо обняв меня за плечи.

— Тихонько, малыш… Что, головка кружится?

— Вроде бы нет, — отвечаю я.

Она качает головой.

— Угораздило же тебя наглотаться этих таблеток… Давай пойдём помедленнее, и держись за меня.

— Да ничего, всё уже нормально, Аля, — уверяю я.

Дворники, скользя по лобовому стеклу, размазывают ручейки дождевой воды. Снаружи ничего интересного, только мокрые улицы, машины, автобусы и маршрутки, а внутри, рядом со мной — колени Альбины. Я знаю, что если я их потрогаю, она не будет возражать, но я могу только опустить голову ей на плечо и взять за руку: усталость придавила меня, как бетонная плита. Могучий джип мягко катится по улице, и у меня такое ощущение, будто мы едем в огромном танке, достающем своей башней до неба, давя на своём пути людей и автобусы, как муравьёв.

— Зайчонок, как ты себя чувствуешь? — тепло щекочет мой висок голос Альбины.

Посылая нервные импульсы за миллионы километров, я шевелю губами:

— Нормально… Только спать хочется. Я люблю тебя, Аля…

Да, я люблю её, и мне неважно, что Рюрик это слышит. Пусть. А тёплый, чуть грустный голос отвечает мне с сияющих облаков рая:

— И я тебя, зайчишка.

Мы уже плывём на светлом облаке над тёмными тучами, грозно клубящимися внизу. В них скопился электрический гнев, он грохочет и перекатывается, угрожая нам ветвистыми белыми вспышками, но ему нас не достать: мы поднимаемся на нашем облаке к сияющему солнцу.

Глава 5. Подруги

Флешбэк

После того семейного обеда мы не разговаривали неделю. Эти дни прошли, как в тумане, я жила по инерции: спала, ела, пила, работала, уставившись в монитор. Отец три дня выпивал, на четвёртый наконец пошёл на работу, а я даже не заметила его запоя, хотя всегда болезненно реагировала на это. Может быть, он уже тогда что-то заподозрил. Позвонила Ника, пригласила погулять в парке. Я машинально согласилась, хотя больше всего мне хотелось лечь и умереть.

В парке, несмотря на невесёлую погоду, гуляли люди. Небо пряталось за непроглядными тучами, из которых в любой момент мог пролиться дождь и испортить нам удовольствие. Впрочем, о каком удовольствии можно было говорить? Мы бродили по парку, я рассеянно слушала Нику, пыталась что-то отвечать, но получалось невпопад.

— Что это с тобой сегодня? — спросила она наконец. — Ты как будто на другой планете.

— Так и есть, — усмехнулась я. — Извини, депрессняк… Давай просто погуляем, подышим воздухом, помолчим. Из меня сегодня и правда неважный собеседник.

Некоторое время мы шли молча, но Ника не выдержала.

— Нет, так — скучно… Давай лучше о чём-нибудь поговорим, чтобы просто отвлечься. А то, если всё время думать, можно вообще свихнуться.

— Это верно, — вздохнула я. — Только я сейчас как бетонной плитой придавленная… И на языке как будто чугунная гиря. Может, выпьем пива?

Мы купили в палатке по бутылке «Сибирской короны» и большую пачку чипсов. Начал накрапывать мелкий дождичек, и мы устроились за столиком под навесом. Ника сидела, задумчиво подперев подбородок рукой, её рассеянный взгляд блуждал по верхушкам старых высоких елей, росших вдоль аллеи. Мы опять молчали. Непривычно было видеть её с короткой стрижкой, которую она сделала две недели назад; перед этим она долго думала, стричься или не стричься, сомневалась, пойдёт ли ей, хотя, на мой взгляд, тут и думать было нечего. Её многострадальные волосы уже давно имели больной вид, безнадёжно испорченные многочисленными экспериментами — перекрашиванием, мелированием, химией, и всё, что оставалось — это только избавиться от них.

…Когда две недели назад я позвонила, Ника ответила, что она сейчас в парикмахерской.

«И какую стрижку ты делаешь?» — поинтересовалась я.

«Под ноль», — с нервным смехом ответила она.

«Что, в самом деле?» — не поверила я.

«Слышишь — машинка жужжит?»

Конечно, она пошутила. Когда через полчаса мы встретились у парикмахерской, она вышла из дверей постриженная хоть и не под ноль, но всё-таки довольно коротко. С круглой, мальчишеской головой на длинной худой шее, в джинсах и кроссовках, она резво сбежала вниз по ступенькам, сияя мне улыбкой от уха до уха, чмокнула в щёку.

«Ну, как?»

«Мне нравится», — сказала я.

Подумать только, как стрижка может изменить человека! Настроение у Ники было отличное, и мы отправились гулять. День был жаркий и душный, и стрижка была весьма кстати. Пока мы шли, Ника заглядывала в каждую мало-мальски отражающую поверхность, трогала затылок:

«Так непривычно! Я теперь похожа на парня».

«Тебе хорошо так», — заверила я её.

«Сзади машинкой стригли, — сказала Ника. — Я даже испугалась — думала, налысо брить будут! И как раз в это время ты позвонила».

Она не ожидала, что такая стрижка ей пойдёт, и созналась, что очень боялась подставлять голову под ножницы, но теперь ей даже нравилось, как она выглядела.

«Такая причёска тебя молодит», — сказала я.

И это было действительно так: Ника стала похожа на мальчика. Аккуратно подстриженные и вымытые, её волосы блестели на солнце и выглядели ухоженными. Она всегда была угловатой, как худой мальчик-подросток, зачем-то отрастивший длинные волосы, и сейчас было ясно, что короткая стрижка — именно то, что ей всегда было нужно. С ней она была самой собой.

День мы провели весело: гуляли в парке, выпили пива и даже прокатились на каруселях, много смеялись. Захмелев от пива, Ника дурачилась, висела на турнике, пытаясь подтянуться, но у неё не получалось, и она смеялась над собственной неловкостью. Ей удалось вскарабкаться на брусья и даже повиснуть вниз головой. Я погладила и взъерошила ей макушку, и она засмеялась. Потом она слезла на землю, а я попыталась повторить её упражнение. Когда я висела вниз головой, наблюдая перевёрнутые деревья, перевёрнутая Ника подошла ко мне, взяла моё лицо в свои ладони и крепко чмокнула в губы.

«Ты чего?» — удивилась я.

Она засмеялась и чмокнула снова, ещё крепче.

Потом мы взяли ещё по пиву и сидели на скамейке. Над верхушками деревьев висело неловкое молчание.

Когда мы шли домой, она сказала:

«Наверно, пиво в голову ударило».

…Горьковато-терпкий глоток прохладно пролился мне в горло, на зубах захрустела солёная картофельная пластинка. Край навеса колыхался, то втягиваясь внутрь, то трепеща наружу, а асфальт аллеи уже потемнел и поблёскивал, на нём резче выступила белая разметка. Опустив чёрные щёточки ресниц, Ника порылась в сумочке и достала изящную розовую пачку тонких «дамских» сигарет и обыкновенную дешёвенькую зажигалку. Я приподняла брови.